– Да, сиди! Молодец, комиссар! Всё тихо обошлось, мирно! – произнёс он в адрес Хашимова.
– Рад стараться, – улыбнулся не по Уставу тот.
– Как вам удалось договориться?
– Да я ведь был не одын! Мне и бойцы-кавказцы помогали! Но не стоит обольщаться. Законы гор, товарищ майор. Месть… Никто ведь не сказал, что мэсти не будет. Не сейчас и не здесь. И то слава аллаху! Но придёт день. И кто-то где-то пострадает. Кровь за кровь. Око за око… Что с них возьмёшь! Да мы так воспитаны!..
Комбат пристально посмотрел. Выбросил окурок.
– Готовьтесь поднимать бойцов. Сегодня будет максимум физической нагрузки! А выспимся, как говорится, в морге! – он поднял полы палатки, вылез наружу…
Проводив комбата, офицеры продолжали.
– Что, мстить будут невинному человеку, всё равно кому?! – Тимофеев поднял красные от бессонной ночи глаза.
– Тебе не понять этот закон гор – закон выживания. Невинных нет. Виноваты все! Так они считают. И никто не может это общественное понимание изменить!
– Как кто-то там из классиков сказал, «не субъективная логика человека, а объективная логика общества диктует личности то или иное поведение». Так? – Тимофеев тяжело зевнул.
– Типа того, Влад, но не так мудрёно, как ты говоришь. И ни я, ни ты не сможем это изменить. Близкие того бойца с пробитой башкой, не найдут себе место в своём обществе, пока их земляки не признают, что мэсть свэршилась. А против кого, это уже никого нэ интэресует!
– Дикость. Они думают, что они уникальны в этом? Что это какая-то их особенность. Предмет гордости?! Но все народы проходили через это. В диких своих ипостасях развития! Просто у нас это уже осталось далеко позади. Ленин был прав. Совершить скачок из одного строя в другой не возможно. Должна пройти эволюция сознания. Сперва – развитой капитализм, а потом – уже и социализм возможен. А вся Азия и Кавказ из феодализма, да сразу!.. Так что вы хотите!.. Быть большой буре… скоро! Чувствую я… Помянёте моё слово!..
– А вообще, я вот что скажу, были бы у нас в армии нормальные сержанты, не имели бы мы этих проблем. Была бы железная дисциплина и офицеры бы, как пастухи, бойцов бы не пасли. Как ещё Жуков говорил: «Армией командую я и сержанты!» А разве у нас это сержанты?
– Эт точно, сержанты должны быть старше, как минимум, а лучше, чтобы они были сверхсрочниками.
(Действительно необходимо изменить подбор и расстановку сержантского состава. Порядок прохождения службы у ниx должен существенно отличаться от солдатского. А теперь представим примерно такую схему: пришли молодые люди в военкомат. А там, лучшим из них, в понятном смысле, предложили вернуться пока домой и прийти попозже для прохождения службы в качестве сержанта. При условии, что сержант будет иметь гораздо большую оплату, нежели рядовой, определённые сержантские привилегии и «путёвку в будущее», сомневаюсь, что будут отсутствовать желающие. Ведь здесь будут не только материальные выгоды, но и моральный престиж. Пройдя учебную часть, такой сержант будет по-настоящему работать. А что для такого сержанта будет означать разжалование! Вы можете себе представить?! Ни один не сорвёт с себя лычки, слишком много он, в этом случае, теряет и не только в материальном смысле.)
Полковые сплетни
Декабрь 1987 Ружомберок.
Расположение полка.
Наконец, полк вернулся с учений. В парке боевых машин царила суета. Сгрудились коробки БТРов, постепенно паркуясь рядами под жёлтыми табличками, висящими на натянутом тросе. Чумазые офицеры – старшие машин качались в люках, дёргающихся туда-сюда БТРов…
(На некоторых, поверх шлемофонов, были надеты яркие горнолыжные очки, защищающие глаза. Машина же командира батальона имела щит из оргстекла с гвардейской эмблемой впереди люка, за который он мог прятаться от бьющего на марше ветра с песком, снегом или дождём. Лица офицеров были обветрены, исчерчены воспалёнными багровыми морщинами. Белки глаз и зубы блестели по-особому ярко на расписанных грязью лицах.)
– Прывет, Сашка, – Хашимов стянул шлемофон, из-под которого выбился чёрный пыльный жёсткий чуб.
Майер, оставшийся в полку для несения караульной службы, в глянцевых смятых хромачах, выгодно отличался своей завидной чистотой. Его лицо не выражало радости от встречи с родным подразделением…
– Принимайте роту, товарищ Майер, – появилось худое красное лицо капитана Несветайло, – ведите в расположение…
(После учений была масса дел: кроме парковки и сдачи техники, чистка оружия и сдача его в оружейку, разгрузка имущества, чистка и мойка грязных тел и обмундирования под кранами с холодной водой в расположении роты. Холодно, зато прямо сейчас, ибо баня должна быть, хоть и в ближайший день, но не сей час и по отдельному графику. Раскисшие и потерявшие под слоями грязи блеск сапоги, медленно принимали божеский вид, всё же оставляя местами следы глины под толстым слоем иссиня-чёрной ваксы, которой «забитыми» ваксой щетками с усердной небрежностью начищали солдаты на лестничной клетке. Офицеры, также настрадавшиеся за время учений, мечтали хоть на миг отвлечься от личного состава, помыть свои грязные телеса, растянуться на чистых простынях. Женатые мечтали о жёнах, натосковавшихся в одиночестве. А холостяки – о возможности податься на местное чехословацкое запретное пивце. Правда, для некоторых, находящихся в тёплом расположении, возвращение полка означало окончание, своего рода, «отпуска»…)
– Отпуск закончился? Мужья вернулись на базу? – Хашимов как-то странно взглянул на Майера.
– Ты о чём? – встрепенулся тот.
Альяр не ответил. Лишь продолжал с язвительной улыбочкой гипнотизировать товарища, наслаждаясь наблюдением за беспокойством последнего…
Приближалось к полуночи. Хашимов, изрядно загрузив «баки» местным обалденным пивом, ступил на крыльцо общаги. Остановился. Закурил. Поднял глаза на хмурое вечернее декабрьское небо, окутанное туманом, словно роящимся вокруг жёлтых фонарных столбов. ДОСы напротив гасили свет в своих окнах…
– Слышал, говорят, тут к жене Басманова ходил какой-то кент, пока полк на ученияx был, прикинь! Ты не знаешь, кто? – на крыльце появился Кузнецов.
– А в пятачок этот «кто-то» не хочет?
– Ну, если ты готов начистить пятачок жене командира артдивизиона!?. – тот развёл руки и добавил. – У неё такие титьки, а никто не зарится. Вот, может, и завидует, а ты начисть ей лучше их! Очевидно, что баба страсть какая заводная! Заодно и жёнке рога в ответ наставишь! Не всё самому-то рожки носить!
– Я щас тебе нос начищу и мозги на место вставлю! Сплетни будешь всякие собирать.
– А ты попробуй, чмо!
Альяр промолчал, зло усмеxнувшись.
На следующий день сплетни уже неминуемо гуляли вовсю среди неработающих офицерских жён-соседок, которые усиленно от безделья их распространяли, наполняя своё унылое существование хоть каким-то разнообразием.
Афганская тень
8 декабря – Горбачев и Рейган подписали Договор о ликвидации ядерных ракет средней дальности.
10 декабря – вышел первый номер независимого журнала «Референдум», издаваемого правозащитником Львом Тимофеевым, недавно освобождённым, по распоряжению Горбачёва, из заключения, где отбывал срок за «антисоветскую пропаганду»…
А в Афганистане в эти дни 40-й армией была проведена последняя крупная военная операция «ограниченного контингента» под кодовым названием «Магистраль» с целью прорыва блокады округа Хост и срыва планов контрреволюции по отторжению его территории от Афганистана60.
Декабрь 1987 Ружомберок.
Ротная канцелярия.
Тимофеев сидел в канцелярии, задумчиво возившись с очередным планом-конспектом. Раздался осторожный стук.
– Товарыщ лэтенант, разрышыте? – на пороге стоял Загиров.
– Что, у вас, товарищ Загиров?
– Вот! – солдат уверенно вытянул лист бумаги.
– Что это?
– Рапорт.
– Та-а-ак. О чём рапорт-то?
– В Афганистан хочу!
– Да ты чё, Загиров? Хочешь, чтобы я вот с этим ходатайствовал в штабе? Да меня там за идиота примут! Забирай рапорт и кру-у-гом!..
– Таварыш лэтенант, я это так нэ оставлу! Я тагда сам в штаб пойду!
– Я те пойду! Ладно, давай свой рапорт, посмотрим, – нахмурился Тимофеев и подумал про себя: «Я бы свой рапорт, на который до сих пор нет никакой реакции, продвинул бы, если б мог, а не твой, а тут ещё с этой солдатской дурью возиться…»
Он положил солдатский рапорт в стол, как только боец вышел.
Не успел он снова погрузиться в конспект, как раздался опять стук в дверь.
– Разрешите, товарищ лейтенант? – в приоткрывшуюся дверь просунулся нос бойца.
– Заходи, Харин, что у тебя?
