— Полковник, это следует записать! Обязательно записать, чтобы не забыть. Звучит просто исключительно! — попытался я было поддеть Шлегеля, но мой сарказм в очередной раз не сработал.
— Насколько мне известно, Пина Бэрони бесстрашно сражалась во время войны и была награждена за это медалью. Она даже кого-то там ухлопала. Она совсем не кисейная барышня, привыкшая сидеть дома за пяльцами… Я все это говорю к тому, что она вполне могла решиться на более серьезные, решительные действия.
— О’кей! Вы привели мне немало доводов в пользу того, что у нее были основания прикончить Шемпиона. Но мне бы хотелось услышать доводы и в пользу того, почему у Шемпиона были основания убить ее. Почему именно ее, а не кого-нибудь другого?
— Любое информационное агентство в этом случае без особого труда могло бы накопать материалы о тебе и Пине Бэрони и ваших делах на войне. В первую очередь они обнаружили бы, что она действовала в рядах французского Сопротивления, а затем наверняка вышли бы и на то, что ты был с ней связан… Далее, по ходу дела возникли бы и вопросы о твоей нынешней деятельности. Вся эта шумиха принесла бы нам много неприятностей! Что ж, у Шемпиона во всем этом был неплохой расчет, — сказал за Шлегеля Доулиш.
— Да, неплохой. Но не вполне достаточный для такого человека, как Шемпион, — упрямо заявил я.
— Хватит тебе препираться! Тут не так, там не эдак, — недовольно буркнул Шлегель. — Если бы ты вдруг нечаянно пристрелил какого-нибудь незнакомца, то ты бы не стал рвать на себе волосы и кусать локти. Ведь ты профессионал! В этом случае благодаря своей подготовке ты бы справился с любыми заворотами прессы и телевидения. И совсем другое дело, если бы этим трупом оказалась Пина Бэрони! Убийство по ошибке? Ну нет! Тут ты будешь виновен совершенно однозначно… Тут тебе ни за что не отвертеться! И решение суда будет одним… Понятно тебе это или нет?
Он был прав, абсолютно прав. И говорить об этом даже не было смысла. В это самое мгновение во мне окончательно исчезли все сомнения, которые я еще испытывал в отношении причастности Шемпиона к убийству Мэлоди Пейдж. Стив Шемпион был в моих глазах хладнокровным и расчетливым убийцей. Хитрым и коварным… Его ничуть не заботила судьба других, он думал лишь о себе.
— Да, все совпадает… — негромко ответил я.
— Ну и отлично! — с явным удовлетворением воскликнул Шлегель.
За неистовой, напряженной работой мысли наступила разрядка. Я ощущал себя так, как если бы только что сдал сложнейший экзамен. По всему было видно, что и сам Шлегель тоже успокоился. Он машинально запихнул в рот недоеденный кусок фруктового торта, но, шевельнув раз-другой челюстью, скривился и вытащил его обратно.
— Че-ерт! Я эту гадость терпеть не могу! Не ем я этих сладостей… — уже заталкивая в пепельницу недожеванный кусок, пробубнил Шлегель, обращаясь к Доулишу.
— Похоже на то, что сегодня мы все немного переволновались, — с обидой в голосе произнес Доулиш. Затем он демонстративно собрал остатки торта и выбросил их в ту же пепельницу.
Как бы извиняясь перед Доулишем за свою несдержанность, полковник принялся помогать ему смахивать крошки со стола.
Я устало опустился в удобное кресло из красной кожи, которое обычно предлагали посетителям этого кабинета, и закрыл глаза. Шлегель же, видимо, воспринял эту мою позу за с трудом переносимое переживание за все, что произошло в недавнем прошлом.
— Тебе не стоит изводить себя из-за того парня… ну, которого ты пристрелил. Все нормально… Он был довольно известным в своих кругах наемным убийцей из Цюриха по прозвищу «Корсиканец». Этот экс-актеришка отправил на тот свет гораздо больше людей, чем ты съел сосисок за всю свою жизнь. И будь моя воля, так я бы тебя наградил медалью за это дело. Медалью! А не смертным приговором…
— Хм! А я очень рассчитывал на то, что смогу получить и то, и другое! Причем сразу! — сыронизировал я.
— Оставь свои шуточки при себе, — с напускной важностью ответил Доулиш. — Здесь все упирается в эти пистолеты… Будь они прокляты! Если бы ты неукоснительно соблюдал существующие правила по использованию оружия, то нам бы не пришлось срочно направлять людей, чтобы убирать трупы из карьера и оформлять целую кучу документов о твоей выдаче…
— Если бы я неукоснительно соблюдал ваши идиотские правила, то давным-давно был бы на том свете! — взорвался я.
— Если они по этому револьверу выйдут на тебя, то я тебя могу уверить, что ты там довольно скоро окажешься, — продолжил свою мысль Доулиш.
— Послушайте, давайте не будем ходить вокруг да около! Скажите напрямую, что вы хотите, — чтобы все это дерьмо оказалось в моем досье? Что ж, дайте мне лист бумаги, и я напишу то, что вы скажете! Я с удовольствием выполню любое ваше указание… В каких грехах мне еще покаяться? Потеря секретных документов, растрата денег без оправдательных документов… Давайте, валите все в кучу, я вывезу! — вспылил я, но, быстро справившись со своими эмоциями, продолжил уже более спокойным тоном: — Я устал… и думаю, нам будет проще договориться, если вы не будете ломать комедию, а прямо скажете, что намерены делать.
Едва заметные взгляды, которыми они обменялись, несли в себе какое-то вполне определенное значение, и я уловил это сразу.
— Ага! У нас подворачивается неплохой случай запихнуть Шемпиону в задницу транзистор! — довольно улыбаясь, вымолвил Шлегель.
Мне уже не раз приходилось слышать вот такие его аллегории, чтобы понять, что в данном случае этим транзистором буду я сам.
— Я был бы крайне рад случаю, когда то же самое можно было бы сделать и в отношении вас, полковник! Пусть это стоило бы мне второго смертного приговора… — буркнул я ему в ответ.
— Хватит! У нас нет времени для тренировок в острословии и взаимного препирательства, — с тем же недовольным видом сказал Доулиш и почему-то уставился именно на меня.
— Только не надо вот так на меня смотреть! — отреагировал я. — Я ни в чем не виноват. Ни в чем!
— Ну разумеется, — рассудительно продолжил Доулиш. — Только в этой ситуации майор Шемпион очень скоро догадается, что твое обвинение в убийстве той девушки не больше чем уловка…
— Но со своей стороны мы должны сделать так, чтобы он понял, что и его уловка с убийством Фабра не произведет впечатления на наш департамент, — оборвав на полуслове Доулиша, вставил Шлегель. — Это тебе понятно?
— Нет, не понятно!
Наступила долгая и мучительная пауза. Наконец Шлегель тяжело вздохнул и продолжил свою столь лихо закрученную мысль:
— Итак, тебе предъявляется обвинение в убийстве Мэлоди Пейдж. Очевидно, что обвинение липовое, но мы все же попытаемся на нем сыграть. А именно — по ходу дела перевести его на самого Шемпиона и наполнить его соответствующим фактическим материалом, чтобы оно звучало поубедительнее. Улавливаешь?
— Продолжайте, продолжайте, — ответил я Шлегелю. Тем временем я без разрешения достал сигару из коробочки на столе Доулиша и раскурил ее. Злоупотребление расположением начальства противоречило неписанным правилам поведения в департаменте, но сейчас ни у Доулиша, ни у Шлегеля не было времени мне об этом напоминать.
— Теперь предположим, что дело у нас пошло, — увлеченно развивал свою версию Шлегель. Чтобы быть полностью уверенным, что я достаточно твердо держу нить его рассуждений, он переспросил: — Предполагаем или нет?
— Да, да, предполагаем, — подчеркнуто заинтересованно ответил я, хотя и подумал, что ему не следовало бы проявлять такую щепетильность в отношении меня; я перестал обращать серьезное внимание на чьи-либо слова с тех самых пор, как обзавелся женой.
— Пока ты находишься под следствием по этому делу… — хотел было вставить свое слово Доулиш, но Шлегель как ни в чем не бывало прервал его и продолжил: — …тебя выпускают из-под стражи под залог. А ты сматываешься во Францию и упрашиваешь Шемпиона пристроить тебя где-нибудь у него.
— Но, насколько известно, обвиняемых в совершении убийства не выпускают под залог, — серьезным тоном произнес я. — Да-а! Чувствую, с вами так можно далеко зайти…
— Ну, пусть тогда это будет побег из-под стражи, — невозмутимо предложил новый вариант Шлегель.
— Полковник, наверное, слишком часто смотрит дешевые детективы! — с иронией в голосе обратился я к Доулишу.
— Что, опять не годится?! — возмущенно воскликнул Шлегель. — Ну а сам-то ты что предлагаешь?
— Мне кажется, что Шемпион не согласится с вариантом, при котором я выхожу из-под обвинения каким-то обычным способом. В этом случае он сразу заподозрит причастность департамента. А вот если департамент официально открестится от своей связи со мной и примется преследовать меня… то это может произвести на него нужное впечатление.
— Вот именно! Этот вариант полностью соответствует нашим планам, — подтвердил мою мысль Доулиш. По тому, как он это сделал, я только теперь догадался, что эти оба намеренно подталкивали меня к принятию этой идиотской идеи. Видимо догадавшись об этих моих мыслях, Доулиш попытался упредить мою возможную реакцию и сказал: — В руках у Шемпиона имеется довольно развитая агентурная сеть, и ты сам понимаешь… даже если ты окажешься на какое-то время в «Уормвуд Скрабс», он будет знать о каждом твоем шаге!