Ильгар поморщился. Он вспомнил про девчонку. Вряд ли можно назвать это честной службой… и, главное, получалось, кое-что все-таки ускользало от шпионов.
— Тебе можно доверять в этом деле, Ильгар. Ты не станешь трепаться. Готов потрудиться на пользу нового мира?
— Внимательно слушаю.
— Кто-то прирезал бедолагу, набил пузо тряпками и вложил кувшин. И мы знаем, кому головорезы служат. Существо, поглотившее силу, выследить не удалось. Это настораживает. Сеятель не допустит, чтобы по нашим землям разгуливал некто, сопоставимый мощью с Дарующими. Как бы хитры ни были заговорщики — они уже допустили промашку. Мы встали на след. Ты выполнишь свое… гм… маскировочное задание — сопроводишь в Сайнарию тело. Но будь осторожен! Неизвестно, насколько труп важен и кто за ним может прийти. Остальным пусть занимаются жрецы, а ты живи, как жил.
— Как-то все слишком просто. И я до сих пор не вижу своего места в вашей игре.
— Это не игра, десятник. А если и игра — то на кону стоит слишком много.
Он встал и задвинул стул.
— Я найду тебя. И, скорее всего, расскажу больше. А теперь мне пора идти.
— Ночью?
— Именно. Незаметно выберусь на тракт и найду своего коня — надеюсь, его не сожрали дикие кошки или волки, — Кальтер улыбнулся. — Приходится действовать незаметно, с этим ничего не попишешь.
Он взял фонарь и лучиной зажег фитиль. Бряцнула заслонка. Шпион остановился в дверях и набросил капюшон.
— Удачи, десятник. Надеюсь, скоро увидимся.
— И тебе всего хорошего, Кальтер.
Утром, подкрепившись сытной селянской пищей, Ильгар отправился обратно в Бузину. Хотел немного порасспросить старосту, почему при деревне нет ни охраны, ни жрецов. Старик нехотя ответил, что сам отказался, потому как раньше такой надобности не было.
— А теперь? — усмехнулся Ильгар.
— Ну… пара воинов лишними точно не будут, — староста не смотрел ему в глаза. — Прокорму хватит. Все ж таки время нынче сложное, случается всякое… даже в больших городах небезопасно. Мы хоть и живем далече, но тоже слыхали про резню в Сайнарии.
— Напиши прошение — я передам начальству. Народу хватает, думаю, найдут для вас стражей.
На самом деле, отыскать желающих для службы в подобном месте будет практически невозможно — кому охота коротать жизнь в глуши, тем более после большого города? Но всегда найдутся провинившиеся, которых в качестве наказания отсылают куда подальше.
Жрица появилась примерно за три часа до заката. Добиралась она долго, потому что ехала на двуколке, запряженной осликом. В телеге сидел хмурый немолодой мужчина в изрядно поношенной армейской форме. При нем были топор и пика.
Жрица оказалась молоденькой, но суровой внешне. На слова скупилась, то и дело недобро поглядывала на старосту, будто знала об его отношении к переменам. Сопровождавший ее воин лишь зевал, да потирал глаза.
— Я распоряжусь, чтобы ребята перенесли тело, — поспешно пообещал староста. Ему явно было неуютно под тяжелым взглядом карих девичьих глаз. — Там это… дорога плохая, а чтобы объехать — нужно крюк заложить. Вы погодите немного, отдохните с дороги, попейте воды.
Выражение лица жрицы не изменилось. Ильгар нашел его надменным и холодным, будто девушка разглядывала букашку.
— Язычники, — бросила она с отвращением, когда староста и его помощники ушли.
— Союзники.
— Что, простите?
— Союзники. Присягнувшие на верность Сеятелю.
— Смешно, — жрицы прошлась вдоль телеги, придирчиво оглядела Ильгара. — Впрочем, откуда простому стражу знать разницу между истинным последователем и волком в овечьей шкуре. Ты и сам, наверное, из переметнувшихся? Откуда родом?
— Я - марх, — Ильгар улыбнулся. — Родился в лесу.
— А я родилась в столице. И с молоком матери впитала верность Сеятелю. Для язычников его имя лишь щит, защищающий от гнева истинных последователей. Он дает язычникам еду, дом, свободу и новый мир, а они продолжают втайне поклоняться ложным богам, оставаясь рабами в душе… Но, ничего. Рано или поздно возмездие настигнет каждого лжеца.
Она вынула из мешочка на поясе горсть семян и бросила на порог ближайшего дома.
— Не спорь с ней, сынок, — прошептал воин.
Ильгар впервые встретился с подобным. Неприкрытая ярость, злоба… и все это в довольно приятной глазу обертке. Стражу приходилось видеть множество жрецов, но никогда — столь юных. Вероятно, с возрастом ее пыл угаснет, но Ильгар все равно испытывал острую неприязнь к молодой жрице.
Вскоре тело несчастного пасечника было уложено в телегу и накрыто парусиной. Жрица осыпала мертвеца семенами и довольно грубо отогнала от двуколки плачущую вдову. Затем уселась на козлы и посмотрела на Ильгара:
— Выезжаем прямо сейчас. Если не хочешь догонять нас на тракте — поторопись. Я не хочу ни на миг задерживаться в этом улье язычников. Того гляди еще кого-нибудь в жертву принесут.
— Для жрицы, главной добродетелью которых всегда были доброта и мудрость, ты слишком глупа и озлоблена.
Карие глаза вспыхнули. В них страж увидел пламя, в котором сгорела его деревня.
— Карик! Проучи дурака.
— Карик умнее тебя, девчонка.
Ветеран пожал плечами.
— Мне велено защищать вас, жрица, но стражник, кажись, нападать не собирается.
— Мне надлежит собрать вещи, чтобы потом не глотать пыль на тракте за этой упрямой ослицей.
— Это осел! — воскликнула жрица, но осеклась. Прищурилась. Весь ее гнев обрушился на Карика, но тот стоически перенес все угрозы, обвинения в трусости, и лишь кивал в ответ.
Заскрипев осями, двуколка покатила по дороге. Старик поплелся следом. Соплячка укатила из деревни, не проведя никаких обрядов, не расспросив жителей об убийстве. Ильгар еще некоторое время смотрел им вслед и лишь затем отправился собирать пожитки и седлать лошадь.
Что-то менялось в империи Сеятеля. С его ли подачи или само по себе, но… перемены не нравились стражу. Так же, как не нравились старосте из деревушки Бузина.
Глава 8 Ная
Звон железа проникал даже сквозь каменные стены. Это не был звук молота по наковальне, хотя и очень походил на него. Такой же ритмичный, размеренный, но более хлесткий, заставляющий вибрировать сердце, а руку тянуться к оружию. Звон, рождаемый не жизнью, а смертью.
Утро.
Очередное утро нового дня. Пора вставать. Кто-то уже работает в кругу, а Ная все не в силах разорвать паутинку дремы, сберегавшую воспоминание о ночи.
Какая это была ночь!
Они сидели с Радкуром на вершине Мудреца, несшего их подобно огромной каменной птице над просторами тьмы, а над головой сверкал россыпью самоцветов небосвод. Такой близкий, что, кажется, протяни руку — и зачерпнешь горсть сияющих драгоценностей. И девочка-ящерка в душе колдуньи попискивала от счастья, растворяясь в волшебстве этой ночи, в голосе находящегося рядом мужчины, рассказывающего про созвездия, в его глазах, в которых те самые звезды отражались.
