потом подняла глаза на Питерского.
Гад, знает ведь, где ошибка, и не говорит!
Он снова увидел, что я сверлю его взглядом, мягко рассмеялся и отвернулся от меня. Тогда я попыталась сделать то, чего раньше никогда не делала — заглянуть в его тетрадь. Уравнения одинаковые для всех, я сравню наши работы и пойму, где ошибка. Но только Питерский заметил, что я смотрю в его тетрадь, тут же закрыл её и положил сверху свою мощную лапу орангутана.
— Списываем? — изогнул он одну бровь.
— Кто? Я?! — возмутилась я, при этом красноречиво краснея.
Блин, да, чёрт возьми! Я хотела списать. У Питерского! Ужас какой… Он только сел за мою парту, а я уже таких дел наворотила…
— У придурка Питерского списываем? И не стыдно, Романова?
— Это я списываю?!
— Нет, я, — ядовито оскалился Рома. — А говорила, что не дура…
Поджала недовольно губы. Мне нельзя его обзывать, а вот он меня — пожалуйста! И попробуй скажи ему что в ответ… Сразу — «три шкуры спущу».
— Ещё раз глянешь в мою тетрадь — Алле настучу, — улыбнулся довольный собой Роман, а мне захотелось тронуть его ровный белый зубной состав углом учебника… — Сама ищи, зубрилка. Ты ж самая умная, а ошибки детские делаешь…
Из-за чувства унижения жгло глаза от слёз. Но я не буду плакать из-за него и при нем. Собрала свою волю в кулак и ещё раз сосредоточилась на уравнении, только ни к чему это не привело — ошибку я так и не нашла и сдала тетрадь как есть. Оставшееся время от обоих уроков провела в подавленном состоянии. Даже присутствие Романа так уже не волновало, как маячившая «пара» по алгебре…
А нет, все ещё волновало его присутствие. А точнее — бесило, особенно когда он вот так нагло забрал мой учебник и положил его ближе к себе с другой стороны парты.
— Эй! Куда? — возмутилась я. — Это мой учебник.
— Нельзя быть такой жадной, Романова.
Он оставил его лежать так, что мне и не видно было ничего за его лапами, и забрать бы учебник обратно не вышло.
— А мне как работать? — спросила я.
— А меня волнует? — ответил вопросом на вопрос он. — И кстати, таскать учебники — будет твоя обязанность.
— Чего?! Почему это я должна их носить для тебя? — округлила я глаза.
— Тебе ручки надо качать, Рыжая. Очень слабые они у тебя…
— Ты офигел, Питерский? — возмущалась я всё громче, уже привлекая внимание Аллы. — Это МОЙ учебник! Немедленно отдай!
Я потянулась за ним, но этот орангутан не дал мне даже дотянуться до него, перехватив мои руки и сжав мои запястья своими лапами.
— Так, что происходит? — повернулась к нам Алла, которая до этого писала что-то на доске. — Отпустите Романову сейчас же!
— Она у меня отбирает учебник, — заявил Роман.
— Он мой!
— Она врёт.
— Не вру, я его принесла!
— Докажи, тут ничего не написано, чей он!
— Прекратите немедленно! — одёрнула нас Алла Дмитриевна. — Питерский, вы везде и со всеми устраиваете балаган! Скоро будете сидеть в коридоре, один!
— Ну она у меня отнимает мой учебник, а я виноват?
— Я видела прекрасно, что учебник принесла Романова, — сказала Алла. — Верните немедленно его Катерине. И завтра я вас в класс без учебника, подписанного вашим именем, не впущу! Ясно?
— Ясно! — рыкнул он в ответ.
— Вам, Роман, должно быть стыдно за ваше поведение. Вы, Питерский, остаетесь сегодня мыть полы после уроков в этом классе! Он будет открытым для вас.
— Да бли-и-н… — протянул Рома.
— И без ругательств, пожалуйста! А теперь тишина и продолжаем урок!
Урок шёл своим чередом, пока нас не прервал дежурный.
— Извините, Алла Дмитриевна, но мне нужно уточнить, на сколько человек накрывать обед.
— Да-да, конечно, — кивнула Алла, откладывая в сторону маркер, которым до этого писала на магнитной доске. — Сейчас скажу…
Она раскрыла ежедневник на нужной странице.
— Семнадцать персон, — ответила она.
— А бесплатно питающихся?
— Одна. Романова Катерина.
— Понял. Записал. Спасибо.
Дежурный ушёл, и урок возобновился. Питерский так и косился на меня.
— Что? — спросила я шёпотом. А то не дай бог ещё оставит Алла мыть полы с ним!
— Ешь казённые харчи, — хмыкнул он. — Которые оплатили наши родители.
— И что? — ощетинилась я.
— Не стыдно?
— Не ваши родители оплатили, а государство. И я это место заработала, в отличие от тебя, которого твой папочка силком сюда пинает и платит за твоё образование.
— Смелая стала? — сузил он глаза.
На самом деле то, что я отличаюсь от других и питаюсь в школе на бесплатной основе — больное место для меня и очередной повод насмешек. Будто бы я виновата, что у меня родителей нет, в отличие от этих богатеньких детей. Я не выбирала себе жизнь и судьбу. Рома это понимает, потому и колет в больное место, лишь бы потешить себя.
— Бесплатница, — шепнул он мне.
Я снова ничего не ответила ему. Зачем он меня цепляет и провоцирует? Наверное, ждёт, что меня накажут и я помою полы за нас обоих. Я не доставлю ему такого удовольствия! Буду молчать до конца урока как рыба.
— Почти как бесприданница.
Я отвернулась к окну, словно бы Романа тут не было вовсе и я ничего не слышала.
Слава богу, сдвоенный урок алгебры не бесконечный, а на других занятиях нас с Питерским вместе не сажали. Только расслабиться у меня всё равно не выходило — он явно за мной наблюдал.
Чего он хочет от меня, не понимаю? Было намного спокойнее, когда он обращал внимания меньше, но в этом году он словно решил превратить мою жизнь в ад. И у него получается…
Даже обед, который в гимназии всегда подавали как в ресторане, да и столовая выглядела соответствующе, казался мне безвкусным, и я уныло ковыряла вилкой салат из капусты.
