— Чёт херня какая-то, Лис… — после затяжной паузы, скептически хмыкает Дмитрий. — Не может такого быть. Ты наверняка не так поняла. Может, это было что-то вроде сватовства? Ну, когда сначала к отцу приходят, и он сам дочери о претенденте сообщает? И только потом уже официальное знакомство молодых, все дела.
— Сватовство?! — Искренне хочется треснуть его за явные одобрительные нотки в голосе. — Домостроевщина какая-то! Хотя ты прав, отцу бы такое скорее понравилось.
— Причём тут домострой, если последнее слово остаётся за женщиной? Нет, так нет. Насильно-то никто не заставляет, мы ж не в позапрошлом веке живём. Наоборот — подход, указывающий на серьёзные намерения мужчины. Гарантии, что не поматросит и не бросит. Девичья честь под защитой репутации жениха. Разве плохо?
Заминаюсь на мгновенье. Так-то, может, и есть в этом что-то… исконное, но в то же время авантюрно-романтичное. Особенно если жених прям принцем окажется и…
Божечки, Лисонька, только не забывай про тыквы и кареты! И что любая ночная сказка наутро оказывается похмельным бредом.
Фыркаю и поднимаюсь с постели. Тут же чувствую себя неловко из-за наготы, хотя вот уже неделю, как хожу по дому абсолютно голая и даже кайфую от этой новой для себя грани свободы. А вот сейчас, на фоне дурацкого разговора, впервые вдруг стало не по себе. Поэтому сдёргиваю с кровати покрывало, заворачиваюсь в него. Гневно упираю руки в бока.
— Вот только не надо эту хрень романтизировать, ладно? В данном случае речь шла конкретно о продаже меня за инвестиции. Я хотя и женщина, но не дура!
— Конечно ты не дура, Лис! Ты просто наверняка не так поняла.
— Нормально я поняла! Ровно как мне сказали! Нет, ну папуля-то, конечно, назвал это не продажей, а перспективным слиянием капиталов и сфер влияния в интересах развития корпорации, но мне от этого не легче, знаешь ли!
— Ну а… — Дмитрий растерянно жмёт плечами. Он не то, чтобы до сих пор не верит мне, но для него это явно такой же шок, какой был и для меня. — Самого инвестора, то бишь жениха-то ты видела?
— А то! Классический извращенец с пузом и лысиной. Чёрт старый. Рога и копыта, правда, не проверяла, но наверняка и они имелись.
— А имя, фамилия? Раз из большого бизнеса, то, возможно, и я его знаю.
— Вот уж понятия не имею! И даже не интересно, знаешь ли! На моменте, когда папуля озвучил, что только я могу спасти его бизнес от банкротства, я развернулась и ушла из дома. И знаешь, что самое интересное? Не обанкротился ведь ни хрена! Поднапрягся и вытянул! Что только лишний раз подтверждает его потребительское ко мне отношение!
С диким волнением жду хоть какого-то ответа, но Дмитрий лишь, закинув руки за голову, в задумчивом молчании изучает потолок. И я сама не выдерживаю:
— Скажешь, я не права? Скажешь, должна была встать плечом к плечу с папулей, поддержать его в трудную минуту? И что я хреновая дочь, раз не сделала этого? Ну скажи, скажи! Ты ведь об этом думаешь!
— Я думаю, Лис, что это всё херня какая-то. И тут надо конкретно разбираться…
_____________
Сейчас
— …Понимаешь теперь, Ир? Не могу я к нему на поклон идти, мне элементарно самолюбие не позволяет! Я, в конце концов, как и он — Ерофеева, а это чего-нибудь, да стоит!
От долгого эмоционального рассказа у меня аж голос сел и пересохло во рту. Зато наконец-то выговорилась. И особенно остро почувствовала, как же трудно было держать всё это в себе целых три года!
Ирка слушала не перебивая, только сокрушённо цокала. И вот теперь, наконец, тряхнула головой, подытоживая:
— А знаешь… Правильно делаешь, что не врубаешь заднюю, Лис! Я просто не знала, насколько у вас с ним всё серьёзно, а, оказывается, вон чё. Такого я бы тоже не простила, даже отцу. Поэтому не парься. Мне его помощь даром не упёрлась, вывозила раньше сама, и в этот раз вывезу. И раз уж… — И удивлённо осекается вдруг. — Эй… Ты что, плачешь?
Я снова всхлипнула. Не то, чтобы ревела, конечно, но слезу и правда пустила. Просто лишний раз взбудоражила всё в душе, плюс сюда же наложилась вчерашняя встреча в парке, тотальная седина отца и его виновато опущенная голова. А ещё, в глубине души я то ли не была уже так радикально уверена в своей правоте, то ли созрела для разговора с отцом по душам… Но гордость не позволяла подвинуться ни на пядь. В конце концов есть вещи, которые прощать нельзя. И папа должен это понимать.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Не успела я успокоиться и наконец окунуться в зыбкий сон, как меня разбудила Ирка. И теперь уже я непонимающе мотала головой, а она сидела перед моим диваном и виновато вздыхала:
— Лис, я тебе тоже признаться должна. Вернее, наоборот, не должна, но я так не могу… На самом деле я видела вчера Володьку. И он просил не говорить тебе, что они в городе, но они здесь, Лис. И никуда не уезжали.
Глава 21. Фу такой быть!
Глава 21. Фу такой быть!
Весь следующий день я в лёжку. Слабость, тошнота. Слёзы.
Признавать, что Дмитрий обманул больно, и я нахожу тысячу и одну причину почему это не обман, а стечение обстоятельств … Но все мои веские доводы бледнеют перед одним банальным: Ирку просили не говорить мне.
Есть ещё вопросы?
И всё же я весь день не выпускаю из руки телефон. Просто лежу на диване, свернувшись калачиком, и пялюсь в погасший экран. Верю, что в каждое следующее мгновенье он вспыхнет входящим звонком с неизвестного номера. Жду. Посылаю волшебные лучики света и флюиды надежды. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста…
…Лисонька, а тебя не смущает, что он тебе даже номер свой не оставил?
Но нет, не хочу никаких проблесков разума! Просто переворачиваюсь на другой бок и принимаюсь ждать с чистого листа.
Так же точно, помнится, лежала когда-то и мама…
Нет, это совсем не одно и то же! Это вообще разное! И надо не надумывать на пустом месте, а просто дождаться звонка. Он вот-вот позвонит, точно. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста…
А вечером я вдруг начинаю ржать. Просто. Ни с того, ни с сего. Ко мне тут же прибегает заинтересованная Тоська, хохочет вместе со мной, кривляется… Но оказывается отправлена в другую комнату вовсе не весёлой Иркой. Она пытается напоить меня корвалолом, но от резкого запаха меня едва не вырывает. Тогда подруга, немного подумав, предлагает накатить водки.
Я задорно соглашаюсь, и даже лично накрываю на стол закуску. Но едва только подношу стопку к лицу, как желудок снова сворачивается, протестуя. Зато вчерашние котлетки заходят на ура! И, умяв целых пять штук, прямо так, без гарнира и хлеба, я наконец благодушно обмякаю. По телу разливается приятная сытая лёгкость, на фоне которой почему-то странно хочется клубники, но в целом жизнь налаживается.
— Твой не звонил? — абсолютно спокойно спрашиваю я у Ирки.
Она мотает головой:
— Нет. Правда нет, Лис! Я бы сказала! И сам тоже не берёт. Может, они только сейчас и уехали?
Эту версию я сегодня ещё не мусолила, поэтому она мне вполне нравится. Благодарю Ирку за ужин и отправляюсь спать. Да, да, я и так весь день провалялась, но в сон всё равно клонит ужасно!
Утром клубники хочется уже гораздо сильнее, а котлеты, наоборот, вспоминаются с отвращением. …И чтобы недозрелая. Такая, аж с хрустом и кислая!
Эмм… Лисонька, откуда ты знаешь вкус зелёной клубники, если и зрелую-то не особо любишь?
Впрочем, зрелой ли, зелёной — клубнике и так уже давно не сезон, поэтому, следуя странному порыву, я макаю палец с пакетик с лимонкой и с удовольствием отправляю его в рот. На этом меня и застукивает Ирка. Немая пауза... И брови подруги многозначительно вздрагивают.
— А у тебя месячные, вообще, давно были?
— В смысле? — отчего-то вдруг пугаюсь я.
Ответить подруга не успевает — в дверь звонят. Провожая её взглядом, я ещё раз воровато макаю палец в лимонку и замираю, услышав из коридора:
— Алиса здесь? Мне нужно с ней поговорить.
Странно, но при виде Аньки у меня даже не ёкает. Не хочется ни прибить её, ни просто пообщипать. Отмечаю только про себя её бледно-зеленоватый вид и круги под глазами, но в целом — никаких других эмоций.
