ты стучал, — засмеялся арендатор. — Когда строили галерею для зимнего сада, вскрыли стену старухиной спальни, и сейф вылупился оттуда, будто цыпленок из скорлупы. Прямо на руки рабочим.
— Что ж, тебе повезло, но вещь принадлежит мне, — прогудел старик. — Ты ведь получил отель? Вот и будь доволен. Давай ее сюда. Она всегда у тебя с собой, я точно знаю.
Мне вдруг захотелось увидеть лицо старика, уж не знаю почему. Приоткрыть дверь и выглянуть было опасно, от сидящего в кресле капитана меня отделяло метра два, не больше (и раскидистая пальма-трахикарпус в горшке). Нет, голос был точно его, Ли Сопры, мне приходилось слышать его раньше, капитан всегда говорит слишком внятно, будто пытается со сцены докричаться до галерки.
— Не отдам, — сказал вдруг Аверичи совершенно трезвым голосом. — Отыграюсь и верну тебе деньгами.
— А если не отыграешься?
— Головой отвечаю, — сказал Аверичи, подумав.
— А на что мне твоя голова? — засмеялся старик. — У тебя ничего нет, кроме договора об аренде. Отдать землю монахам, такое еще придумать надо было. Хорошо, что случилось то, что случилось.
После этих слов настало такое молчание, будто все звуки умерли. Мне страшно хотелось закашляться, пришлось заткнуть себе рот концом шторы.
— Да, нам повезло, — отозвался наконец Аверичи.
— Это тебе повезло, что успел подписать со старухой аренду, — продолжил капитан. — Представляю, как взбесились монахи, когда узнали, что ничего не могут поменять в «Бриатико». Наверняка уже потирали руки, представляя, как снесут гнездо разврата с лица земли.
— Разврат у тебя в голове, — вяло заметил хозяин отеля. — У нас работают приличные девочки. Так мы договорились?
Капитан ничего не ответил, но встал и заходил по комнате. Кто он вообще такой? Все, что мне было известно, — это история про арктические походы, никакого капитана конюх в своем письме не упоминал.
— Нет, «Бриатико» мне не нужен, — сказал старик, подойдя к моему укрытию так близко, что до меня добрался запах его одеколона. — Сам возись. А мне подай то, что должен. Я не для того совершил смертный грех, чтобы ты рассиживался тут в кожаных креслах. На Cherrystone два года назад за похожую вещь предлагали четверть миллиона.
— А я предлагаю тебе четверть пакета, для спокойствия твоего рассудка, — холодно ответил Аверичи. — Не стоит нам ссориться. Завтра и подпишем.
— Половину. Есть в этом приюте хоть одна пепельница?
— В отеле не курят. Ты эту сигару уже полчаса мусолишь.
— Еще скажи: в моем отеле не курят! — Ли Сопра засмеялся. — Здесь тебе ничего не принадлежит. Ты сам знаешь, что твое место в тюрьме.
— Это верно, — тихо сказал хозяин. — А твое место где?
Потом они долго молчали. Мне показалось, что оба заснули, но тут послышался кашель и голос Аверичи:
— Ладно, пошли на террасу, там можно курить. Табак состарил тебя раньше времени, посмотри на себя. Землистый, седой, хромой, выглядишь на все семьдесят. Не пора ли бросать?
Капитан снова засмеялся, дверь хлопнула, и стало тихо.
Маркус. Воскресенье
— Эй, ты заснул там, парень? — осведомился кто-то за дверью.
Маркус посмотрел на часы и понял, что провел в комнате минут сорок, перебирая замшелые папки. Глупо было надеяться на везение. Ясно, что досье Аверичи пошло в бумажную гильотину, а после, в один из холодных вечеров, в полицейскую буржуйку. Надо выручать свои права, машину и возвращаться в мотель. Завтра он выспится, заправит «форд» бензином и отправится на север, в Рим.
— Слышишь, — сказали за дверью, — ты зачем там закрылся? Тебя ждет помощник комиссара, а с ним и патрульный. Пришло время платить.
Дежурный фыркнул и постучал в дверь кулаком для верности. Маркус выбросил мятую бумагу из мокасин, обулся, пригладил волосы и вышел вон. Эта история обойдется мне в полсотни штрафа, думал он, шагая вслед за карабинером, а досье Аверичи я так и не нашел. Может, его пустили на растопку. А может, его и не было вовсе.
Помощник комиссара оказался сухопарым брюнетом по имени Аттилио, как две капли воды похожим на самого комиссара. Волосы у него были замаслены и расчесаны на пробор, рот был обведен трехдневной щетиной, а нос — такой же крупный, с высоко вырезанными ноздрями. Маркус даже подумал, что они братья, но через несколько минут понял, что Аттилио в два раза моложе и злее. Он остановился в дверях кабинета и принялся выговаривать Маркусу за сопротивление представителю власти. За спиной у него маячил довольный сержант с чашкой кофе в руках.
— Штраф заплатишь наличными, — сказал помощник, — по решению муниципалитета все штрафы идут на восстановление архитектурных памятников. Чеков мы не принимаем, там в коридоре стоит копилка, положи туда четыре десятки и отправляйся восвояси.
— У меня есть вопрос, — вмешался Джузеппино, — почему он целый час проторчал в нашем архиве? Дежурный говорит, что еле вытащил его оттуда. Разве это не странно? Может, лучше дождаться шефа?
— Что вы делали в архиве? — Помощник нахмурился, и стало заметно, что от носа ко рту у него тянутся две глубокие складки, будто трещины в глиняной маске.
— Чистой воды любопытство. — Маркус сунул руки в карманы и постарался принять беззаботный вид. — Дело в том, что я писатель, пишу детективы, всегда в поисках сюжета, знаете ли. Не мог упустить случай, когда забрел случайно в вашу кладовку, вот и полистал немного старые дела.
— Писатель? — Помощник повертел права, поданные ему сержантом. — Кто угодно может назваться писателем. Это не дает вам права разгуливать по служебным комнатам и ездить с просроченными правами.
— Вы совершенно правы, инспектор. Сказать по чести, мне нужен материал для романа, и если бы мне разрешили почитать одно старое дело, это могло бы помочь.
— Уголовное дело? — Аттилио наморщил лоб. — Вы что, журналист?
— Говорю же вам, я писатель, — сказал Маркус, роясь в своей сумке. — Мою книгу перевели на итальянский. Если хотите, могу
