От порванных сухожилий к искусственному суставу тянулись металлизированные отростки, тысячи нитей, сплетаясь, образовывали нужную структуру соединений, обеспечивающую связь с мышцами.
Ян никогда не сталкивался ни с чем подобным. Нет, он, конечно, знал, что уровень современной хирургии позволяет имплантировать человеку искусственные суставы, но любой имплант выглядел грубой поделкой по сравнению с изображением на мониторе.
– Это возникло само по себе? – наконец спросил он.
Мари напряженно кивнула.
– Никаких побочных эффектов, – скупо сообщила она. – Ни отторжения чужеродных тканей, ни воспалений, ни фантомных болей. Я ощущаю обе руки одинаково, понимаешь?
Ян не нашелся что ответить.
– Тут написано «колония микромашин».
– Да. Каждая частичка серебристого вещества представляет собой микроскопический механизм. Мой искусственный сустав не более чем колония частиц…
– Выходит, внедрившись через кожу, они сами сформировали протез?
– Да, – ответила Мари. – Только вот я узнала об этом всего несколько лет назад, когда сумела проникнуть в данный комплекс. До того времени я считала, что заражена, инфицирована, и вопрос моей смерти, по сути, предрешен.
– А как скоро затянулись твои раны?
– Примерно за неделю. Я плохо помню тот период. Почти сплошное беспамятство… и ужас в моменты просветления рассудка.
– Постой… – Ян исподлобья взглянул на контрольный монитор. – Никто никогда не слышал о существовании «микромашин». Я даже со словом таким не встречался. Это ты ввела в систему соответствующие понятия?
– Нет.
Ковальский почувствовал, как спину обдало жаром.
– Диагностический комплекс? Он изначально оперировал данным понятием?
Мари кивнула. Комментарии тут были излишни. Она отлично помнила собственное потрясение, когда аппарат диагностики распознал чужеродное включение как «колонию микромашин» и, не посылая никаких запросов, совершил само собой разумеющееся (с точки зрения медицинского комплекса) действие – обработал руку Мари особой формой излучения, после чего пятна на ее коже перестали изменять свой диаметр и плотность – колония была «стабилизирована».
Она убрала руку с планшета, и сканирующее излучение тут же погасло.
На лицо Ковальского стоило посмотреть. По бледным щекам капитана блуждали пунцовые пятна.
– Это не бункер… – наконец, справившись с внезапным потрясением, озвучил он давно сформировавшуюся мысль. – И автоматика оперирует неизвестными нам технологиями. – Он поднял взгляд. – Мари, где мы находимся? Это постройка принадлежит другой цивилизации?
Несомненно, она задавала себе тот же самый вопрос… только несколькими годами раньше, поэтому Ян мог рассчитывать на ответ… ну или хотя бы на гипотезу.
– Иная цивилизация тут ни при чем, – ответила Мари. – Хотя мне поначалу пришла в голову именно такая мысль – списать все на гипотетический иной разум, – призналась она. – Вот только не вышло… Это наши технологии, Ян. Вся аппаратура, и не только медицинская, ориентирована на человека, понимаешь? Я биолог и уж в этом сумела разобраться однозначно.
– Что еще ты смогла узнать? – Яна лихорадило, он даже не пытался скрыть гуляющую по телу нервную дрожь.
– Следующая мысль была о регрессе нашей цивилизации, – произнесла Мари, понимая, что успокаивать Яна глупо, да и бесполезно. – Ты должен понять мою логику: если здесь все ориентировано на человека, значит, наши предки изобрели микромашины, а потом, в силу каких-то причин, цивилизация пришла в упадок, утратив большинство знаний.
– Это не так?
Мари отрицательно покачала головой.
– Помнишь, о чем я рассказывала тебе в ресторане?
– Относительно профессора биологии?
– Да. Старшее поколение, Ян. Люди, которые, по его словам, не в состоянии назвать своих родителей или элементарно вспомнить хотя бы малый эпизод собственного детства.
– Ты считаешь, он говорил правду? – Ковальский чувствовал, что вместо ответа он получает лишь массу новых вопросов.
– У меня нет причин не верить ему. Именно он указал мне на вопиющую странность: наши поселения расположены на площади смехотворно малого оазиса, затерянного среди безжизненных вулканических пустынь. Я лишь развила его мысль, спросив себя – где настоящая биосфера? Где хотя бы руины существовавших ранее городов?
– Их нет… – был вынужден признать Ян. За десять лет он исходил вдоль и поперек всю запретную зону и понимал, о чем говорит Мари. Действительно, со всех сторон островок жизни окружали мертвые пространства.
– Но ведь должно быть разумное объяснение всему этому.
– Оно есть. – Мари поймала его взгляд и, не отпуская, добавила: – Когда я поняла, что теория регресса несостоятельна, то попробовала определить истинный возраст и структуру данного сооружения. Для этого мне пришлось брать сравнительные анализы грунта и непосредственно того материала, из которого состоит сама конструкция. Знаешь, что я обнаружила, Ян? Снаружи стены этих помещений покрыты окалиной, а прилегающий грунт носит следы плавления.
– И что? – Ковальский откровенно не понял, какой следует сделать вывод.
– Пока не знаю, – признала Мари. – Но у меня есть кое-что любопытное.
– Теория? – без тени иронии спросил Ян.
– Источник информации, – ответила Мари. Посмотрев на Ковальского, она вздохнула.
– В чем дело?
Мари нежно коснулась ладонью его щеки.
– Я боюсь за тебя, Ян… – тихо прошептала она.
Он недоуменно посмотрел на Мари, потом решительно обнял ее за плечи, заставив посмотреть себе в глаза.
– Не говори загадками. Что случилось? Почему такой вид?
Она прижалась к его груди.
– Мы разные. – Ее шепот обжигал щеку горячим, прерывистым от волнения дыханием.
– Почему ты стала искать меня, Мари?
– Я искала человека… Понимаешь? И не мечтала, что встречусь с тобой. А что до остального…
Ян чувствовал, как бьется ее сердце.
– Мари…
– Ты не знаешь «запретку», только не возражай, ладно? Я провела тут годы, и поверь, большинство ужасов, что творятся тут, – лишь обыденные явления, умело преподанные рядовым жителям города в негативном свете.
– Но я-то знаю зону не понаслышке…
– В том и беда. Мы разные. Я изучала зараженное пространство и его обитателей, потому что здесь проходила моя жизнь. А ты приходил сюда убивать. Прости, что приходится еще раз говорить об этом. Но понимания не добьешься набегами.
– Ты считаешь зону неопасной?
– Она неопасна, Ян. Все зло, если так можно назвать определенные поступки, исходит из города.
– Ты можешь привести доказательства?
– Могу. Но я собирала их по крупицам. Постигала постепенно.
– Боишься вывалить на меня все разом?
– Боюсь.
Ян усмехнулся.
– Не тревожься. – Он вдруг вспомнил ту легкую улыбку, что неизменно скользила по губам Мари в минуты смертельной опасности. – Я справлюсь.
– Какой бы ни оказалась моя правда?
– Обещаю.
– Поцелуй меня.
Ее губы были сухими и горячими. Сквозь тонкую ткань одежды Ян чувствовал, что Мари знобит.
– Забыть бы все как кошмарный сон… – Она нехотя отстранилась. – Ян, отдай мне оружие.
– На. – Он протянул ей «АПС», который взял в силу привычки: постоянно находиться при оружии.
Мари положила автоматический пистолет рядом с планшетом сканера и, подойдя к стене, вдруг с легкостью сдвинула в сторону панель облицовки, под которой открылся массивный люк в человеческий рост.
– Пойдем.
Ян покосился на надпись.
«Зона карантина. Посторонним вход строго воспрещен».
– Это ты писала?
– Нет. – Мари возилась с каким-то устройством. – Тут сложная система доступа, – пояснила она. – Не понимаю, кто проектировал эти отсеки, но они словно специально были созданы для моих исследований.
Массивный люк наконец начал медленно открываться.
Ковальский вслед за Мари вошел в просторное помещение.
Люк за спиной тут же закрылся.
– Не пугайся.
Мари включила свет.
Ян считал, что морально подготовил себя к чему угодно, но понял, что ошибся.
Посреди помещения, в окружении многочисленных компьютерных терминалов, располагался комплекс, от которого веяло жутью. Он одновременно напоминал реанимационную камеру и изуверское приспособление для пыток.
В первый момент Ковальский подумал, что в специальных захватах распято обезглавленное человеческое тело с препарированной грудной клеткой, но, заставив себя присмотреться, понял – перед ним не человек.
Это был сервомеханизм, снабженный оболочкой из настоящей, живой плоти.
Андроид.
Отчлененная, изуродованная пулями голова располагалась отдельно, от тела к ней тянулись тонкие трубки, в которых медленными толчками двигалась кровь.
Мерно вздымался механизм аппарата принудительного дыхания.
– Он живой? – не сумев скрыть дрожь в голосе, спросил Ян.
