Петр I был очень весел. Один тост сменялся другим, и каждый раз заздравное питье сопровождалось залпом из сорока одной пушки, размещенных на плацу и на яхте «Лизет», стоявшей на Неве.
Обед сменился танцами. Бал открылся во вкусе описываемого времени: с трубками, пивом, водкой, штрафными кубками. Дамы и кавалеры были на этой свадьбе неутомимы — только в третьем часу по полуночи бал прекратился. На следующий день — вновь пир. Но и им не закончились свадебные торжества.
К сожалению, брачная жизнь Анны Ивановны продолжалась всего лишь два с небольшим месяца. В январе 1711 года она с мужем отправилась в столицу герцогства — Митаву, но 9-го числа в 40 верстах от столицы российской молодой герцог скончался, вероятнее всего, от «непомерного потребления крепких напитков» [21].
Анна Иоанновна стала вдовой.
Великолепный гроб с телом герцога Фридриха-Вильгельма был отправлен в Митаву, в герцогский склеп, а молодая вдова возвратилась к матери, в родное Измайлово.
Однако Петр I не желал оставлять Курляндию без герцогини. После смерти герцога Фридриха-Вильгельма на курляндский престол вступил бывший администратор — Фердинанд, дядя покойного. Польша, которой он был ревностным сторонником, тотчас утвердила его в правах. Но Петр I, уже установивший влияние на курляндские дела браком своей племянницы, не хотел отказываться от герцогства и старался противодействовать влиянию Польши. Лучшим предлогом для этого являлись финансовые дела в Курляндии. Герцог Фердинанд, живший в Данциге, только номинально управлял Курляндией, а фактическим хозяином здесь являлось дворянство в лице герцогского совета, находившегося в Митаве. По указанию Петра I Анна Иоанновна вернулась в Курляндию и осталась там жить постоянно под надзором гофмейстера Петра Бестужева-Рюмина.
В Курляндии молодая вдова-герцогиня встретила довольно любезный прием: отчасти благодаря памяти ее внезапно скончавшегося супруга, а отчасти, видимо, из-за уважения к штыкам ее могущественного дяди — русского царя.
Для Анны Иоанновны началась монотонная жизнь, прерывавшаяся поначалу редкими поездками в Москву и Петербург. В Курляндии она прожила девятнадцать лет, и этот большой период времени представляется самой бесцветной страницей ее биографии. Она жила здесь скромно и тихо, окруженная немцами, редко покидая свое уединение. Со временем местное рыцарство полюбило ее и относилось к ней почтительно, признавая ее умной женщиной.
Вообще-то положение Анны Иоанновны в Курляндии было ненормальное и фальшивое: герцогиня без герцогства, которое было яблоком раздора между сильными соседями — Россией, Пруссией, Польшей и Швецией. Кроме того, материальное положение племянницы Петра I было тоже незавидным: мать, царица Прасковья, ей ничего не давала, а приданое, назначенное царем-дядей, не все еще было выплачено. Жизнь молодой герцогини нельзя было назвать особенно веселой: Петр I приказал гофмейстеру Бестужеву-Рюмину выдавать ей из курляндских доходов на содержание «столько, без чего прожить нельзя». Презираемая родственниками в России, Анна Иоанновна была вынуждена унизительно просить у Петра I денежные подачки. Вот ее письмо к царю, написанное в 1722 году: «Всемилостивейший государь батюшка-дядюшка! Известно вашему величеству, что я в Митаву ничего с собою не привезла, а в Митаве ж ничего не получила и стояла в пустом мещанском дворе того ради, что надлежит в хоромы, до двора, поварни, конюшни, кареты и лошади и прочее, — все покупано и делано вновь. А приход мой деньгами и припасами всего 12 680 талеров: из того числа в расходе в год по самой крайней нужде к столу, поварне, конюшне, на жалованье и на ливрею служителям и на содержание драгунской роты — всего 12 154 талера, а в остатке только 426 талеров. И таким остатком как себя платьем, кружевами, бельем и, по возможности, алмазами и серебром, лошадьми, так и прочим в новом и пустом дворе не только по моей чести, но и против прежних курляндских вдовствующих герцогинь весьма содержать себя не могу. Также и партикулярные шляхетские жены ювели (т. е. ювелирные. — А. М.) и прочие уборы имеют не убогие, из чего мне в здешних краях не бесподозрительно есть. И хотя я, по милости вашего величества, пожалованными мне в прошлом 1721 году деньгами и управила некоторые самые нужные домовые и на себе уборы, однако много еще на себе долгу за крест и складень брильянтовый, за серебро и за убор камаор и за нынешнее черное платье (т. е. траур. — А. М.) — 10 000 талеров, которых мне ни по которому образу заплатить невозможно. И впредь для всегдашних нужных потреб принуждена в долг больше входить, а не имея чем платить и кредиту нигде не будет». И после смерти Петра I ее положение не изменилось ни при Екатерине I, ни при Петре II.
Раннее и бездетное вдовство в маленькой, слабой стране, за влияние над которой ожесточенно спорили вышеназванные соседи, сделало Анну Иоанновну игрушкой в борьбе политических сил. Международные авантюристы, бедные принцы стремились жениться на герцогине, получив в дополнение и курляндскую корону.
В 1726 году, в царствование Екатерины I, когда Курляндский сейм решил избрать нового герцога, было два претендента на корону: с польской стороны — Мориц Саксонский, побочный сын польского короля Августа II, с русской стороны — светлейший князь Меншиков.
В лице саксонца Морица у герцогини появился жених, которого курляндцы избрали своим герцогом в противовес русскому влиянию. Депутация подданных обратилась к Анне Иоанновне с просьбой одобрить их выбор и отдать свою руку Морицу. А принц и без просьбы нравился герцогине. Но тот не нравился Александру Даниловичу Меншикову, который сам хотел надеть на себя корону Курляндии. В некоторых изданиях прошлого есть утверждения, что во время одной встречи со светлейшим князем в Риге Анна Иоанновна очень просила его устроить ее брак с Морицем Саксонским, но «полудержавный властелин» был решительно против такого варианта.
Однажды вместо внезапно заболевшего обер-гофмаршала двора вдовствующей герцогини Курляндской Петра Бестужева-Рюмина к ней для подписи пришел молодой человек — Эрнст-Иоанн Бирон, шляхтич по вольному найму для канцелярских дел. Новый служитель сразу же произвел впечатление на двадцатичетырехлетнюю хозяйку Митавы: она уже давно тяготилась близкими отношениями с пожилым обер-гофмаршалом. Вскоре, понятно, молодой Бирон, кстати, рекомендованный герцогине Бестужевым-Рюминым, стал личным секретарем Анны Иоанновны, а впоследствии в качестве камер-юнкера занял место своего благодетеля. Именно с этого времени и началась карьера будущего Курляндского герцога, временщика, управлявшего Россией. А для герцогини с появлением Бирона начинается более содержательная интимная жизнь: ее уже не тянет в Москву, в излюбленное с детства село Измайлово.
Эрнст-Иоанн Бирон, родившийся в 1690 году, был вторым из трех сыновей отставного корнета польской службы Карла Бирона, занимавшего значительную должность в лесном хозяйстве герцога Курляндского. Иностранные источники утверждают, что дед Эрнста был конюхом герцога Якова III. Будущий временщик России получил в доме отца довольно посредственное образование, после чего отправился в Кенигсберг, где пытался учиться в университете. До появления в Митаве он провел бурную молодость: дважды сидел в тюрьме — за участие в краже и за невыплаченные долги. В 1714 году молодой Бирон посетил Петербург с надеждой найти хорошую должность при дворе принцессы Шарлотты, супруги царевича Алексея, но не был принят из-за своего низкого происхождения.
Чтобы избежать сплетен при дворе и поднять авторитет своего любовника — камер-юнкера — в глазах местной аристократии, герцогиня Анна Иоанновна в 1723 году женила его на одной из своих фрейлин — бывшей уже в годах девице Бенигне-Готлиб фон Трейден с некрасивым, испещренным оспой лицом. С этого года и до самой смерти Анны Иоанновны у них сложились очень близкие, дружеские отношения. Что же касается возлюбленного герцогини, то он, заслужив доверие и расположение Анны Иоанновны своим усердием, по словам того же Бестужева-Рюмина, в 1727 году «всем уже управлял в Митаве».
Спустя три года в Москве произошли события, которые круто изменили судьбу тридцатисемилетней герцогини Анны Иоанновны.
18 января 1730 года Первопрестольная находилась в очень тревожном состоянии: в Лефортовском дворце умирал пятнадцатилетний император Петр II, внук Петра Великого. То был канун дня, назначенного для его бракосочетания с княжной Долгорукой, на которое в Москву прибыли высшие чины и весь цвет российского дворянства.
Можно понять москвичей, их тревогу: ведь им первым выпадало испить горькую чашу от «перемен наверху». Именно Москве всегда приходилось начинать, ей доставался первый глоток — самый горький. К примеру, стрелецкие бунты были ещё памятны старикам. Как и раньше, у горожан возникало много вопросов.
