тела рухнувших у ее ног мужчин и окинула их коротким испепеляющим взглядом. Наказания подчиненным не избежать.
Не прошло и секунды, как она двинулась ко мне.
Я не стал дожидаться, пока воинственная дама взберется наверх и удовлетворит свое самолюбие, проткнув меня мечом. Мои ноги застучали по деревянному полу коридора. На бегу я тыкал концом посоха в попадавшиеся по пути двери. Из каждой комнаты доносились раздраженные крики, постояльцы выскакивали в коридор, надеясь выместить злость на нарушителе спокойствия. В узком проходе началась толчея – что мне и требовалось. Блюстительнице пришлось продираться сквозь мешанину человеческих тел.
Дальше коридор поворачивал налево, где начиналась еще одна лестница, ведущая на третий этаж, но меня больше интересовало окно. Дешевенький одинарный переплет, рама чуть шире размаха моих плеч, тонкое стекло вздрагивает под каждой каплей дождя.
Я ускорил шаг и, добежав до окна, прыгнул. Плащ повиновался мысленным приказам, словно рука обычного человека. Встрепенувшись, как живой, он окутал меня надежным коконом, и я влетел головой в окно. Стекло разбилось с глухим треском – так ломается тонкий лед под тяжелой ногой.
Выпорхнув наружу, сразу приметил плоскую крышу примыкающего к таверне приземистого одноэтажного строения. Дождь лил вовсю. Я поджал колени, готовясь к неизбежному удару, и выбросил вперед руку, позволив посоху прокатиться по черепице. Приземление после прыжка и побег по крышам – целое искусство. Сила инерции падения, как правило, приводит несведущего человека к печальному итогу, и все же инерция – ваш самый надежный помощник.
Я сгруппировался и приземлился под углом, стараясь не удариться пятками, и тут же совершил плавный кувырок. Основной удар приняла на себя поясница, от которой боль растеклась по всему позвоночнику, однако я сразу поднялся на ноги и подобрал скатившийся к краю крыши посох.
Следующая крыша далековато – не допрыгнешь.
Мысленно измерив расстояние, я взглянул вниз. Что тут есть полезного? Ага, тележка уличного торговца. Поверх натянут небольшой кусок брезента, под которым продавец обычно укрывается от лучей палящего солнца. Товар уже убрали, так что, похоже, серьезного ущерба бедняге не нанесу.
Из разбитого окна неслась густая брань на этайнианском наречии.
Я обернулся, послал в окно смущенную улыбку и в знак благодарности приложил ко лбу два пальца. Удостоверившись, что блюстительница бессильно наблюдает за моим побегом, оттолкнулся от крыши и плашмя рухнул на землю – во всяком случае, именно так показалось преследовательнице.
Спружинив под моим весом, брезент затрещал и треснул по швам, и я, чертыхнувшись, скатился вниз. Схватился за край навеса, пытаясь устоять на ногах.
Опрометчивое решение!
Тележка немедленно перевернулась и грянулась о каменную мостовую. Зашипев от раздражения, я закрутил головой. Где же Элойн?
На улице ни души.
Впрочем, такой впечатляющий полет наверняка привлек внимание. Меня вот-вот начнут разыскивать, и следы рано или поздно приведут в «Три сказания».
Мои книги… Сердце сжали ледяные пальцы и не отпускали до тех пор, пока не заныло в груди. Дыхание участилось, стало мелким и поверхностным. Рябь уляжется – просто надо обождать. Уроки далекой юности…
Наконец удалось набрать полную грудь воздуха. Пробравшись между домами, я вышел на главную улицу, удерживая в уме лицо Элойн во время выступления в таверне Дэннила. На нем разум и сосредоточился, разбивая образ на бесчисленные мелкие фрагменты. Певица словно смотрела на меня из разбитого окна, в каждом из осколков которого отражались ее черты.
Страх за сохранность собранных мною легенд утих, и я взял себя в руки. Добравшись до конца улицы, взвесил риски: стоит ли начинать новое плетение? Дождь продолжал шелестеть, заглушая посторонние звуки, – так опасность вовремя не обнаружишь, однако и сворачивать сейчас материю разума тоже небезопасно.
Тень ее возьми, куда же девалась Элойн? Что она говорила? Любит дождь… Я осмотрелся вокруг. Далеко певица уйти точно не могла. От комнаты в «Трех сказаниях» не отказывалась – в конце концов, именно там она давала представления.
Каждое здание в Этайнии имело плоскую крышу со стоками для дождевой воды. В хорошую погоду там принимали солнечные ванны. На крыше «Трех сказаний» с равным удовольствием можно было и помокнуть, и позагорать.
Дай бог, чтобы мои предположения оправдались. Я поспешил к таверне. Колючие капли дождя жалили меня в лицо, словно стеклянное крошево, и я добежал до места в мгновение ока. Оглянулся. Ни пастырей, ни блюстительницы.
Повезло… Я ворвался в таверну, поскользнувшись на входе, и в полной темноте разглядел на полу влажную дорожку. На всякий случай наклонился и тронул половицы пальцем. И правда мокро.
Похоже, Элойн только что вернулась. Собирает вещи, готовится бежать? Или все же забралась на крышу? Решив надеяться на лучшее, я затопал по лестнице.
– Эйо диавелло…
Я застыл на полушаге и затаил дыхание, хотя после пробежки воздуха и так не хватало.
Из двери позади стойки бара показалась смутная фигура, устало протирающая заспанные глаза.
Еще не приспособившись к темноте, я уже знал, кто меня встречает.
– Дэннил…
– Мадре де… – Он осекся и подошел ближе. – Ты?
Я кивнул.
Трактирщик зевнул, прикрыв рот.
– Что-то случилось? Не понравилась кровать? Или комната? Да нет, быть того не может – я выделил тебе лучший номер в таверне. – Он снова зевнул и развел руками. – Никак не могу уснуть. Обычно бессонницей не страдаю. Уберусь вечером – и падаю без сил. Так в чем, говоришь, дело? Никак, женщина? – понимающе понизил он голос.
– Дело всегда в женщине, – невозмутимо ответил я.
– Да, с ними сложно. Эх, плохо без Риты – вот кто точно дал бы тебе подходящий совет.
Я предположил, что советы его покойной спутницы наверняка предназначались бы не мне, однако спорить не стал.
– Мне лестна твоя забота, но я должен тебе кое-что сообщить.
Дэннил нахмурился.
– Насколько ты ценишь свое заведение? Что для тебя значат теплые вечера и проходящие здесь представления? Кстати, что о них скажешь?
Вдруг его ответ совпадет с моими ожиданиями?
– Знаешь, на чем стоит эта таверна? – Дэннил обвел рукой зал. – На сказаниях. На трех сказаниях.
Я навострил уши.
– Когда-нибудь тебе их поведаю. Все три. Рита как-то заметила, что таверна настолько хороша, насколько хороши ее хозяева, насколько толковы те люди, которых они нанимают. – Толстяк раздулся от гордости. – Вот потому у меня самое лучшее заведение в стране. Мои работники значат для меня очень многое.
А не кривит ли он душой? Попробуем выяснить…
– Сегодня вечером мне испортила прогулку блюстительница Правосудия, – обронил я и замолчал.
Дэннил шумно засопел, однако ничего не ответил.
– При ней было два пастыря, и все они дружно горели желанием забрать с собой
