Так тебе придется еще малость подождать.
– Не хорохорься, Мулла, – печально произнес полковник Беспалый. – Ты вожак в этом бараке, но на зоне уже выбрали нового смотрящего, а он не потерпит рядом с собой соперника. И поэтому тебе придется умереть первым.
– Ты пришел для того, чтобы сказать мне об этом?
– Мне бы не хотелось нарушать правила той игры, которую я придумал, но в память о нашем прошлом я могу подарить тебе жизнь. Сейчас ты пойдешь, в мою каморку и отсидишься там, пока одна кодла не перережет другую.
– Ты помнишь, какие наколки у меня на коленях? – неожиданно спросил Мулла.
Беспалый помнил их отлично. Огромные звезды, обведенные кругом, в центре круга – полумесяц и надгробная стела. Они имели двоякое значение:
«Смерть неверным» и «Лучше смерть, чем позор».
– Помню.
– Это и есть мой ответ. Мне нечего больше добавить.
– Хочешь сказать. Мулла, что ты особенный? Каждый из нас хочет пить и жрать, но особенно сильно люди хотят жить. Не строй из себя героя, не надо.
– Ты здорово изменился, Тимоша! – печально покачал головой Мулла. – Такое впечатление, будто я беседую с совершенно незнакомым человеком. А ведь нас и вправду связывало очень многое. Неужели ты подумал, что я способен бросить своих людей и пойти отсиживаться в твоей каморке в то самое время, когда падлы их начнут резать?
Беспалый примирительно улыбнулся:
– Успокойся, я просто проверял тебя. Ты не мог поступить по-другому.
Я догадывался, что ты пожелаешь умереть вместе со всеми. Может, у тебя есть какая-нибудь просьба? Я постараюсь сделать все, что в моих силах.
Тимофей смотрел на Муллу с сожалением, как на приговоренного к смерти. Возможно, поэтому он не спрашивал об убитых, которые лежали у противоположной стены барака.
– У меня к тебе две просьбы. Надеюсь, не откажешь?
– Говори, – кивнул Беспалый.
– Прикажи похоронить этих бродяг, – Мулла показал на убитых.
– Так, хорошо, согласен. Какая вторая просьба?
– Скажи, кто же сейчас в зоне смотрящий?
– Вот оно что! – понимающе заметил Беспалый. – Ты еще не потерял надежды выжить в мясорубке! Вчера на зону прибыл новый этап, и на лагерном сходняке зеки выбрали паханом Гришуню Маленького. Навряд ли этот парень тебе по зубам. Ты ведь не забыл Гришуню Маленького?
Глава 20
Свое прозвище Гришуня получил за короткие ноги. Однако никто не осмеливался смотреть на него свысока. Обращаться с ним следовало почтительно – Гришуня был на редкость злопамятен, не прощал даже случайно оброненного обидного слова, и частенько его недоброжелателей находили в глухих местах с перерезанной глоткой. Природа сполна вознаградила его за малый рост, наградив могучими руками. Мало кто мог похвастаться такой же силой, какой обладал Гришуня Маленький. Именно это обстоятельство в сочетании с железной волей позволяло ему держать в повиновении всю его шайку – три десятка отъявленных головорезов. Несмотря на свой рост, Гришуня пользовался благосклонностью женского пола – его частенько видели в самых дорогих ресторанах Москвы с первыми красавицами столицы, а число его незаконнорожденных отпрысков уже давно перевалило за второй десяток. Такое чадолюбие только добавляло Гришуне авторитета и пробуждало любопытство прекрасных дам. Они липли к нему так, словно хотели разгадать какую-то его тайну. Гришуня Маленький любил пофрантить, пытаясь, видимо, таким образом компенсировать недостатки внешности. Он любил дорогие вещи так же страстно, как красивых женщин, и одевался всегда очень дорого и броско, больше походя на денежного туза, чем на матерого уркача.
С Муллой Гришуню когда-то связывал Сухаревский пунок, где они промышляли карманными кражами. Территория между ворами была поделена, однако Гришуня позволял себе забираться в чужой район и частенько из-под носа Муллы уводил жирного «купца». Однажды это закончилось тем, что Зайдулла взял Гришуню за ухо, как это делает строгий родитель, наказывая неразумное детище, и предупредил, что выпорет его ка глазах у всего рынка, если нечто подобное повторится. Возможно, Гришуня проглотил бы угрозу авторитетного вора, каким уже в то время был двадцатилетний Мулла, если бы эти слова не прозвучали прилюдно;
Гришуня отстранил руку Муллы и пообещал когда-нибудь плюнуть в его мертвые глаза. Бросаться словами среди урок не принято, и многие тогда сочли, что Мулла – потенциальный покойник. Однако этот случай мало что изменил в судьбе Заки Зайдуллы. Наоборот, Мулла сделался единоличным хозяином Сухаревки, вытеснив с него Гришуню навсегда.
И вот сейчас судьба свела в одном лагере Муллу и Гришуню Маленького, чтобы воскресить давние обиды…
– Разве Гришуню можно позабыть? – усмехнулся Заки. – Он не подрос, пока мы не виделись?
Беспалый покачал головой:
– Ты зря усмехаешься, Мулла, для тебя встреча с ним может закончиться очень печально. Интересно, а почему тогда Гришуня ушел с рынка?
Ведь он такой несговорчивый!
Мулла улыбнулся;
– Да испугался малец, что я могу оторвать ему ухо.
– Мулла, я очень боюсь, что ты не доживешь до завтрашнего утра. Во имя нашей прежней дружбы я прощаю тебе эту гору трупов. В память о нашей юности я предлагаю тебе помощь.
– Ты зря стараешься, Тимоша, – брезгливо процедил сквозь зубы Заки Зайдулла. – Я никогда не прибегал к помощи сук!
Беспалый пожал плечами.
– Что ж, каждый из нас сам выбирает себе судьбу. Считай, что я приходил к тебе попрощаться. Лейтенант! – Он повернулся к молоденькому офицеру, стоявшему за его спиной и поглядывавшему по сторонам цепким взглядом исподлобья. Зеки всегда опасались таких глаз: люди с таким взглядом часто палят просто со страху и могут открыть огонь только потому, что арестант сделал резкое движение.
– Слушаю, товарищ полковник!
– Как только закопаешь убитых, выгоняй немедленно всех зеков из барака! Нечего им здесь прохлаждаться! Мне очень интересно знать, чем же закончится вся эта комедия.
– Есть, товарищ полковник!
– Ну ладно, я пошел. Здесь мертвечиной воняет! Дверь за Беспалым затворилась.
Зеков похоронили в тот же день по-босяцки: вы рыли неглубокую могилу, потревожив ломами мерзлую землю, и положили мертвяков на дно. Вместо креста установили жердь, к которой прибили жестянку с нацарапанным на ней номером могилы. Мулла молча наблюдал за печальным ритуалом, а когда солдаты отошли, обратился к примолкшим зекам:
– Следующая очередь наша. Гришуню Маленького я знаю очень хорошо.
Этот не успокоится до тех пор, пока не вытрет о наши трупы подошвы своих сапог. У нас почти нет шанса выжить – их большинство! Но чтобы хотя бы умереть по-человечески, мы должны напасть первыми. Лично у меня есть нехорошее предчувствие, что все мы видимся в последний раз. Давайте, братва, простимся.
Завтра будет поздно.
Мулла никогда не отличался сентиментальностью, и произнесенные им слова произвели на воров сильнейшее впечатление. Задумались даже те, кто не верил в близкую смерть. Взгляды посуровели, словно воры увидели врата преисподней.
– Люди! – глухо продолжал Мулла. – Может, я обидел кого-нибудь из вас, так вы простите меня, грешного, если и было, то не по злобе… И давайте прощаться.
Первым, с кем попрощался Мулла, был Власик. Заки обнял парня за плечи и крепко прижал его к себе:
– Ну, будь!… Надеюсь, встретимся на том свете. Власик улыбнулся:
– Я тоже надеюсь, что еще увижу тебя в аду. Прощай, Мулла!
Следующим был Никифор.
– Прощай, друг, – Мулла прижался щекой к его щеке.
– Прощай, Заки. Мне бы очень хотелось вариться с тобой в одном котле! – пошутил Никифор и расхохотался.
– Только бы нам узнать там друг друга, Никифор! Темновато будет!
– Ничего, я тебя и в аду узнаю, Мулла. Такого породистого татарина, как ты, больше нигде не встретишь! А помнишь, как мы с тобой на пару бегали к Галке?
– Со Стромынки? – Мулла невольно улыбнулся, вспомнив любвеобильную Галку, которая отдавалась уличным кавалерам за три рубля. – Как же я могу такое позабыть? Она была моей первой девкой…
Потом Мулла подошел к Славе Горелому, взял его за плечи, встряхнул и произнес:
– Вот с тобой я в аду точно не встречусь. Бог подберет для тебя местечко по блату.
Слава Горелый, он же Слава Поп, некогда учился в духовной семинарии, но был исключен с третьего курса за то, что курил в ризнице табак-самосад, украденный у батюшки. Священник из него не получился, зато вышел искусный карманник. Видимо, Господь пожалел заблудшую овцу своего стада и наделил ее полезным талантом незаметно извлекать из карманов богобоязненных сограждан тугие кошельки.
Мулла попрощался с каждым вором и постарался для каждого отыскать то единственное слово, которое могло бы успокоить даже на пороге могилы. Заки напоминал священника, принимающего покаяние ратников, идущих на бой, и отпускающего им грехи.
А когда короткое прощание было закончено, Мулла сказал:
