— Но в таком случае почему меч остался в Италии? — спросил я.
Ганс покачал головой.
— По словам профессора, он был похищен во время перевозки. Слушайте дальше: «Тацит сообщает, что один из рабов, посланных к стражам, был подкуплен каким-то близким к императору богатым римским коллекционером, который пообещал рабу свободу и много денег, если тот украдет для него легендарный меч. Раб украл его и сбежал». А дальше он говорит о своего рода проклятии. Раба нашли с перерезанным горлом, а богатый римлянин сыграл в ящик во время какой-то потасовки. И потом все, кто брал в руки эту штуку, умирали насильственной смертью. Успокаивающие сведения!
— Не волнуйся, Ганс. Такого рода суеверия окружают своей аурой все необычные предметы, — сказал я, небрежно махнув рукой. — Многие готовы на все, чтобы завладеть ими, и тогда начинается череда смертей и несчастных случаев. А сам предмет тут ни при чем.
— Шучу, не такой уж я тупица.
Амина перестала улыбаться, заметив на лице нашего юного друга облегчение после моих объяснений.
— А теперь, когда все прояснилось, остается одна загвоздка, — сказал он, жуя свою хлорофилловую замазку. — По словам профессора, никто никогда не слышал о стражах гробницы Александра и «ни один источник об этом не упоминает».
— Именно так.
— А если кто-нибудь поднялся на корабль Калигулы? — спросил Ганс. — И возможно, передал ворам доспехи, которые следовало вернуть стражам гробницы Александра?
Амина положила ногу на ногу, на лице ее появилось задумчивое выражение.
— Но не вместе с Геликоном. Он был египтянин, напоминаю вам. Он бы почуял обман.
— А если он сам участвовал в этом?
— Нет. Только не он. Многие в окружении Калигулы выжидали момент, когда можно было бы всадить нож ему в спину, но только не Геликон. Они были очень близки. Согласно некоторым источникам, даже слишком. Он был одним из тех немногих, кто сохранял верность Калигуле до конца и никогда бы не предал его. Нет, если доспехи были доверены этим таинственным стражам, значит, они и впрямь существовали. По крайней мере в те времена.
— Совершенно с вами согласен, — сказал я, закуривая.
Амина улыбнулась мне и знаком предложила Гансу продолжать.
— Гробница находится глубоко под мечетью Шорбаги, на улице… Нокраши, если она не была разрушена во время сооружения мечети. Но проф полагал, что нет.
— А на основании чего он пришел к этому выводу?
— Он изучил рельеф древней Александрии, — вместо Ганса ответила Амина. — И сопоставил описание античных источников и чертежи города, которые могли быть обнаружены при раскопках. Он сверился с планами и картами, отметив все изменения. Самый старый план города, который мы обнаружили, относится к девятому веку. Эти архивные материалы должны были бы находиться у него, но, судя по тому, что вы сказали, весьма вероятно, что они похищены.
— Это те планы, которые я должен был найти?
— Да, Морган.
— Что у тебя еще? — спросил я у Ганса.
— В точности то же самое, что она только что объяснила. Он на добрых тридцати страницах распространяется о том, как определил местоположение гробницы.
Я разочарованно притушил сигарету.
— Мне хотелось бы чего-то более сенсационного, открытий более интригующих. — Я скривился и уставился в записную книжку, словно в ней мог содержаться ответ на мой вопрос. — У меня создается впечатление, что это «халтурка», сделанная наспех. Интуиция подсказывает мне, что Бертран не все сказал. — Я ткнул пальцем в записную книжку. — Он рассуждает здесь об истории доспехов, приводит кучу ссылок, целыми кусками копирует выдержки из античных текстов и вдруг — спешит, перескакивая сразу к Калигуле и александрийской мечети. Нет, за этим что-то кроется.
— Бертран работал над этими планами более двух лет, Морган, — вступилась за покойного Амина, — и, если говорить откровенно, не вижу, что он мог бы сказать еще. Он не описывает улицы во всех подробностях.
— Может, вы и правы, — согласился я.
— А я думаю главным образом о том, что мы очень устали, — тихо сказала наша хозяйка, — и завтра утром все будет видеться нам яснее.
Мы помогли Амине разложить диван и, быстро умывшись, улеглись в постели.
— Доброй ночи, — сказала Амина, закрывая дверь своей комнаты. — Я разбужу вас в семь часов.
Ганс уснул почти сразу, а я долго крутился и вертелся. Что-то не ладилось, что-то ускользнуло от меня, но что? Это особенно раздражало потому, что в глубине души я чувствовал: ответ где-то рядом. Может, после нескольких часов сна мне удастся его найти…
Но сон не шел ко мне в ту ночь. Я не переставал спрашивать себя, кто эти люд и, которые устроили охоту на нас сначала в Риме, а затем и в Александрии. Кто они? Я думал о том, какими средствами располагает Йон Юрген, и не мог сдержать дрожь.
Мечеть Шорбаги внешне выглядела как типичное культовое сооружение района Дельты. Она была облицована декоративными красными и черными кирпичами, скрепленными белым раствором. Мулла Юрси Марзук согласился принять нас рано утром, пока на заполненных народом и пропитанных запахами специй и бензина улицах Александрии еще стояла относительная прохлада. По случаю похода в мечеть Амина сунула в свою сумку широкую шаль с каймой, которой она, прежде чем выйти из машины, прикрыла голову и плечи. На пороге мечети толпились прихожане, они что-то возбужденно обсуждали, обменивались сплетнями и мнениями, комментировали последнюю проповедь или новости дня. Когда мы направились к двери, какой-то тучный мужчина шумно откашлялся и как бы невзначай плюнул на землю в двух шагах от Ганса. Тот отшатнулся с отвращением, и его чуть не стошнило, когда он увидел, как кашлявший теперь, поочередно зажав ноздри, с шумом высморкался.
— Какая свинья!
— Ганс, — процедил я сквозь зубы, дернув его за рукав.
— Но этот деген…
— Заткнись, Ганс!
— Подождите меня здесь, — сказала Амина, входя в мечеть.
Спустя несколько минут она вернулась вместе с невысоким человечком с мышиным лицом и огромными усами, который пригласил нас последовать за ним по очень чистым коридорам к обиталищу муллы. Одуряющий аромат фимиама смешивался с запахом моющих средств, и я увидел, как Ганс сморщил нос.
Мы вошли в удобную гостиную, обставленную кожаными диванами цвета фиников, расположенными вокруг огромного круглого стола из чеканного металла.
— Располагайтесь, а я прикажу принести чай, — проговорил наш провожатый и неслышно удалился.
Мы сели. Амина поправила свою шаль.
Почти тотчас же дверь распахнулась, и вошел одетый во все белое бородатый молодой человек. Он приветливо поздоровался с нами и поставил на стол поднос с чаем и восточным печеньем, после чего поклонился и исчез. Мулла не заставил себя ждать. Юрси Марзук был мужчина лет пятидесяти, одетый в черные брюки и темно-серую восточную рубашку, и, встретив его на улице, я никогда бы не подумал, что он служитель культа. В его глазах орехового цвета мелькали хитрые искорки, и он то и дело трогал свою короткую, аккуратно подстриженную седую бородку, словно она у него чесалась.
— Итак, вы археолог, мсье Лафет? — спросил он.
— Да, специалист по Древней Греции.
Он скрестил руки, чуть хрустнув пальцами, и кивнул:
— А-а, Греция… У нас с ней давние дружеские отношения. Александрия — истинный перекресток цивилизаций, никто не знает этого лучше вас, эллинистов.
На лице Ганса отразилось удивление.
— Да, Александрия — город полностью арабский. — продолжал мулла, — но так было не всегда, сын мой. Во времена своей славы она была открытой для всех, как ее и желал видеть ее основатель великий Александр. Люди всех национальностей и всех религий жили бок о бок. Самые крупные ученые и мыслители часто посещали местную библиотеку.
— После завоевания арабами в седьмом веке, — вступила в разговор Амина, — город стал запретным для всех немусульман. Потребовались века для того, чтобы Александрия снова начала принимать в своих стенах иностранцев. Потом была национализация Суэцкого канала. Иностранным общинам пришлось бежать из Александрии.
Юрси Марзук, немного смущенный, хотел что-то сказать, но под дружелюбным взглядом молодой египтянки согласно кивнул.
— Осел никогда не спотыкается об один и тот же камень, мой молодой друг, а вот человек — да. Вот так. Это если говорить о камнях… Вы полюбовались развалинами на острове Антиродос, мсье Лафет?
Я кивнул.
— Мне довелось бывать там, когда приводили в порядок статуи. Всевышний в своей великой милости позволил нам немного приоткрыть дверь истории. — Юрси Марзук как бы поколебался на какое-то мгновение и потом, склонившись ко мне, шепотом спросил: — Но скажите мне, ведь вы должны знать такие вещи: это правда, что могила Христа в Иерусалиме вовсе не его могила?
