темный вонючий мешок. Кто-то навалился на нее, будто желая раздавить, и она нелепо дрыгнула ногами, пытаясь выползти из-под тяжелой туши. Ее метания прервал приставленный к горлу нож.
– Стой, Фед! Король заплатит нам больше, если она будет живой.
Лицо ее заливала кровь, а левое ухо растворилось в потоке жгучей боли, но Рунд все же нашла в себе силы удивиться. Абнер заказал их убийство? Его медная армия, грошики, как называли их в народе, славно пировала на вороньих могильниках – она же эти могильники и создавала. Шегеш обратился в пепел, который тахери сложили к королевскому трону. Без них Абнер никто. Они помазанники Великого, носители алой длани. Или трясучке захотелось поиграть в благородство и смыть кровь со своих рук вместе с ними? Рунд знала, как легко Абнер предавал тех, кого пригревал у своих ног. Следы от королевских пинков могли не сходить поколениями.
Где-то громко каркнула ворона, и тот, кто сжимал удавку, сплюнул в сторону.
– Пора.
Рунд пыталась нашарить что-то в поглотившей ее мгле, но пальцы все время хватали воздух. Ее подняли на ноги, встряхнули и еще раз ударили по лицу. Боль в голове вспыхнула раскаленным сгустком, и мысли спутались.
– Я пойду сама, – прошамкала она разбитыми губами, и ее слова встретил дружный гогот.
– Уж точно тебя никто из нас не понесет, паскуда. Скажи спасибо королю за то, что ему нужен живой грошик. Я бы заколол тебя прямо здесь, как свинью.
– Сколько Абнер заплатил вам? – Рунд постаралась вспомнить лицо отца, но Железный Тит упрямо отворачивался и скрывался в багровом тумане. На мгновение показалось, что ее лишили и второго глаза, и гнев придал ей сил. Или дурости – это как посмотреть. – Тит предложит больше. Он лорд…
– Висельник, как и все, кто участвовал в Багрянце. Дни его короче твоих, а смерть будет страшнее моей задницы. Вы отобрали наш дом, но мы нашли себе новый.
Кто-то снова засмеялся, и Рунд ощутила холодный укол лезвия у своего горла.
– Абнер обделается, когда увидит свой конец. Хотя, уверен, он не страшнее того, что прячется в королевских штанах. Говорят, его свалила лихорадка, но боги помогут, и он доживет до встречи с нами. Стяните ей руки и заткните рот.
Мешок приподняли и протолкали вонючую тряпку сквозь зубы. На шею ей накинули веревку, но душить не стали, только потянули вперед. Тот, кто держал ее за локоть, наконец отошел, и никто ее больше не бил, но впервые за все годы Рунд сделалось страшно. В паху стало мокро и холодно. Ветер хлестал по ободранным ладоням, а онемевшие ноги увязали в прелой листве и проваливались в бочаги. Она вспомнила глаза Шима – удивленные, будто ему наконец удалось увидеть лесную нагую деву. Но духов здесь не было, только птицы. Рунд задыхалась, и теплая влага стекала ей на грудь. К горлу подкатила тошнота, хромая нога истошно завопила, лишенная уса. Боль внезапно прояснила мысли Рунд, и она затряслась – от страха и от смеха.
Да.
Птицы были повсюду.
Междуглавие 1
Король семи холмов и одной драной юбки
клоненная над бумагами вихрастая голова Рихара была такой же рыжей, как и у Дамадара. Поцелованные огнем, они оба несли на себе печать рода Акорна. И хотя мать Рихара была черноволосой горянкой, пламя победило в безумной схватке и расцвело у сына на голове. Будет жалко оставлять негодника одного. Но долг короля исполнен – остался только долг чести.
Крякнув от натуги, Дамадар поднял свой двуручник. Славный меч, испытанный в диких боях. Чего стоит одна только битва при Струнге, а если вспомнить о Синем Доле… Добротный меч. И добрые были времена! Дамадар вспомнил, как гонял с его помощью по поляне покойника Стеврона, и улыбнулся. Окровавленный убийца, выкованный в жерле старого погасшего вулкана, тогда не испил крови. Зато познал всю сладость чужого позора.
Да, сейчас все совсем иначе.
Эти мысли заставили Дамадара помрачнеть, и меч тут же неприятно оттянул руку. Тяжелый он уже для него, но не для Рихара. Сын в это время перевернул последний пергамент и нахмурился. Он сидел за столом напротив каменного балкона, солнечный свет золотил густые кудри. Совсем еще мальчишка, летний ребенок, а уже такой серьезный. В его годы Дамадар пил пиво, хватал и щипал трактирных девок за самые мягкие места. А этот, поди ж ты, закопался в книгах и свитках. Что с ним будет, если?..
Об этом Дамадар решил не думать раньше времени. Что-то да будет. Может, и не такое хорошее, как хотелось бы, но и не такое плохое, как кажется. Нечего себя тревожить раньше времени. Отец его, великий Маног, всегда говорил – убивай врагов, пришедших к твоему порогу, по очереди. И не торопись.
«Не торопись», – для верности повторил себе Дамадар и поцеловал оголовье меча. Клеймор был его первой игрушкой, и как кричала мать, боясь, что он порежется об острую сталь!
– Может, мы затеяли все это зря? – озвучил его сомнения Рихар и поднял глаза. Светлые, льдистые, они достались ему от матери вместе с острым любопытным носом. Хвала богам, силу он перенял у отца. Тонкие исписанные листы нелепо смотрелись в огромных руках горного принца. – Нам ее не выиграть.
Сердце Дамадара забилось гулко. Да, он думал о поражении чаще, чем о победе, и это было неправильно. «Не снимай юбку раньше времени», – Маног говорил это так же часто, как ходил воевать. А битв он пережил немало, и уж кому-кому, а старому горцу можно было довериться. Жаль, что Маног не дожил до этих дней. Хотя… Дамадар представил отца дряхлым, и его передернуло. Время не могло иметь власти над такими воинами. Умирать лучше молодыми, когда кровь горяча, а мысли – ясны. Нет участи худшей, чем ходить под себя и надоедать своими жалкими изречениями тем, кто прежде тобой восхищался.
У Дамадара было предчувствие, что сам он эту войну не переживет.
Но он, король семи холмов, пусть и самых красивых на свете, и одной юбки, до сих пор мотавшейся по ветру на скале, знал, за что, возможно, отдаст свою жизнь.
– Не снимай юбку раньше времени. – Дамадар подошел к Рихару и положил руку ему на плечо. – У нас есть войско. И союзники. И Три сестры, может,
