Застланон был грубо сработанным пёстрым домотканым ковриком, привезённым какой-тоблагочестивой паломницей из Болгарии. Маленькая, набитая сеном подушечка итонкий вытершийся клетчатый плед довершали картину матушкиного диванчика. А,собственно, больше в келье схимницы ничего и не было, если не считать забитых свнутренней стороны в двери кельи гвоздей, на которых висели её рясочка, мантия,схима и верёвочный параман.
Сидяна краю диванчика, чуть склонившись вперёд и не давая себе облокачиваться наего жёсткую фанерную спинку, мать Селафиила сняла с шеи вытертые засаленныестарые шерстяные чётки и, нежно погладив «голгофку» — кисточку с крестиком–заскорузлой скрюченной артрозом рукой, начала вычитывать по ним своё келейноесхимническое правило.
Этичётки достались ей от приснопамятной схимонахини Анатолии, одной из двухсхимниц, живших в избушке у горного озерца, куда она, тогда ещё монахиняАнтония, приходила с сестрами из Псху на исповедь и за духовным советом кбатюшке Никону.
Путьдо озера занимал около четырёх часов, поэтому отправлявшиеся туда к духовникусестры выходили из дома пораньше и не менее, чем вдвоём, поскольку места имдоводилось проходить дикие, населённые хищным зверем, да, порой, и люди могли встретитьсяв тех местах не менее опасные, чем волки или медведь.
Вооружившисьпосохами и молитвой, шествовавшие к отцу Никону монахини проходили горнымитропами, перебирались через ручьи, карабкались по камням и перелезали черезбурелом.
Еслиим не приходилось менять маршрут, обходя новую каменную осыпь или неожиданныйразлив ручья, то не позже полудня они оказывались в долгожданном прибежище, гдеих уже ожидал спустившийся с высокогорья из своей пещерной келейки отец Никон.
Наобщение с ним у сестёр приходилось не более трёх часов, так как возвращаться,хотя бы большую часть пути, было необходимо до наступления темноты из-заопасности активизирующихся в темноте хищников, да и просто риска заблудиться.
Поэтомуобщение всегда проходило сжато и интенсивно. Сперва батюшка, одев«епитрахилий», читал уставные молитвы перед исповедью, затем каждая из сестёр,оставшись с ним наедине в домике, исповедала ему свои помыслы и грехи, затемзадавала волнующие её вопросы. Остальные ждали своей очереди на улице.
—Батюшка! — обратилась к нему в одну из встреч мать Антония. — Два дня назад сомной опять произошло во время молитвы необычное явление! Молясь, я вдругобнаружила себя в совершенно незнакомой мне каменистой местности; я стояла наверху какой-то горы, невысокой по сравнению со здешними кавказскими горами,вокруг меня на расстоянии видимости были такие же, более похожие на холмыкаменные горы, перемежающиеся небольшими долинками. С вершины, на которой ястояла, вниз вела достаточно крутая каменистая тропа, спускавшаяся далеко внизк видневшемуся там, похожему на крепость монастырю. На самой вершине стоялнебольшой, сложенный из камня христианский храм, не похожий по виду на наширусские. Я зашла в него; иконостас и фрески на стенах, да и всё убранство былипохожи на наше православное. Я помолилась там, приложилась к лежащей на аналоеиконе Святой Троицы, затем вышла наружу и стала спускаться с горы кнаходящемуся внизу монастырю, думая увидеть кого-нибудь из людей и узнать, гдея нахожусь. Уже спустившись, я увидела каких-то непривычно одетых людей,сидящих около костра рядом с натянутым, наподобие шатра, полотнищем иразговаривающих на незнакомом мне языке. Рядом с людьми лежало и стоялонесколько верблюдов. Я решила подойти к ним, но как только я сделала несколькопервых шагов, один из верблюдов вдруг резко повернулся ко мне, я испугалась итут же вновь оказалась в своём чуланчике на Псху. Что это со мною было, отче?Как мне правильно к этому относиться?
—Место, которое ты описываешь, очень напоминает мне гору Моисея на Синае рядом смонастырём святой великомученицы Екатерины. Я там был в самом начале века сдвумя афонскими братьями, когда нас благословили совершить паломничество вСвятую Землю.
Мнетрудно ответить тебе, что это было и как относиться к этому, чтобы не совершитьдуховной ошибки, исходя только из моего малого опыта и ещё меньших знаний.Здесь, недалеко от меня, несколько лет назад поселился один монах, достаточномолодой, отец Валентин.
Несмотряна свою молодость, он имеет благодатные дары от Господа: дар духовногорассуждения, прозорливость; по его молитвам я знаю несколько случаев исцелений.
Онведёт очень уединённый образ жизни, но не отвергает нас, нескольких живущихнеподалёку от его кельи отшельников, когда мы обращаемся к нему за духовнымсоветом.
Япопробую переговорить с ним о твоём «путешествии», и если он скажет что-нибудьдля тебя нужное, я передам тебе его слова в твой следующий приход. А покаруководствуйся советом Святых Отцов в таких случаях — «не отвергай и непринимай», отнесись как к «не бывшему» и молись Господу, чтобы Он Сам открылтебе смысл и значение происходившего с тобою, «если Есть на то Его СвятаяВоля»! Понятно?
—Благословите, батюшка…
Вследующий приход на озеро через две недели мать Антония обнаружила в домикесидящего рядом с отцом Никоном высокого худого монаха неопределенного возраста,но со значительной долей седины в его недлинной и негустой бороде. На егобледном утончённом лице ярко выделялись большие, блестящие, словно светящиесякаким-то внутренним светом, небесно-голубые глаза. Во всём его обликечувствовалась какая-то тихая и скромная доброжелательность.
—Мать Антония! — обратился к ней отец Никон. — Отец Валентин захотел сам с тобойпоговорить; вот он, познакомься!
—Благословите, отец Валентин! — поклонилась высокому монаху мать Антония.
—Господь вас благословит! — поклонился он ей в ответ. — Я не священник, япростой монах!
Благословите,отче, — он обратился к отцу Никону, — мы с матушкой Антонией выйдем погулять побережку озера!
—Бог благословит! — ответил отец Никон.
МонахиняАнтония и отец Валентин вышли из домика и, не торопясь, пошли в сторону озера.
—Матушка Антония! — первым заговорил отец Валентин, когда они присели набрёвнышко, лежащее у самой кромки воды. — Расскажи-ка мне поподробней, чтоименно и как происходило с тобой в этот и в предшествующие разы!
МонахиняАнтония начала рассказывать, стараясь припомнить все детали происходивших с неюнеобычных происшествий.
ОтецВалентин внимательно слушал её, молясь по маленьким чёткам, набранным изпотёршихся от употребления мелких деревянных бусинок. Временами он улыбалсячему-то и качал головой. Когда она закончила свой рассказ, отец Валентинпосмотрел ей прямо в глаза своими светящимися внутренней добротой и силойнебесными глазами и, вздохнув, сказал:
—Матушка! В происходившем с тобою ничего «нехорошего» нет! Это не от лукавого.Как верно сказал тебе тогда отец Доримедонт, Царствия ему Небесного, этоГосподь, по Своему неисповедимому о тебе произволению, дал тебе не толькоощутить, как тонка перегородка, разделяющая земной материальный и духовныймиры, как они взаимопроникают друг в друга, но и дал тебе возможность духомтвоим, не разделяя его окончательно от бренной телесной оболочки, на времяоказываться вне зависимости от дебелости земного бытия и находиться в другихместах, куда влечёт тебя желание твоего сердца.
Вспомни,в первый раз, до того, как ты оказалась внезапно в Троицком Соборе СвятойТроице-Сергиевой Лавры, ты думала об этом месте, желала его посетить?
—Да, отче! — всколыхнулась монахиня Антония. — И правда, я незадолго перед этимочень соскучилась душою по тому уголку, около раки батюшки преподобного Сергия,где мне всегда было очень хорошо молиться!
—Вот видишь! — улыбнулся монах. — А перед посещением Синая ты думала очём-нибудь, связанном с этим местом?
—Нет, отче, — задумалась мать Антония, — я только читала в тот день Акафистсвятой великомученице Екатерине и молилась ей усиленно о исцелении Катеньки,внучки нашего соседа через дом, который по боголюбию своему, приносит нам,монашкам, молочка и сыра от своих коз!
—Возможно, если бы ты не испугалась верблюда, ты пришла бы и в монастырь святойвеликомученицы, и, Бог весть, может, сподобилась бы повидаться с ней самой, какдал тебе Господь увидеть небесных покровителей матушки Афанасии, упокой Господьеё душу во Царствии Своем!
