В антракте, когда был притушен свет арены, все пошли смотреть животных. Прошли надменного, безразличного верблюда провожающего назойливую публику одними глазами, не поворачивая головы. Задержались у двух маленьких обезьянок, приготовленных к выступлению во втором отделении, одна в женском платье кокетливо поправляла на голове маленькую с перьями шляпу, другая в зеленом фраке быстро снимала и снова одевала белые перчатки. Дошли до лошадей, и Маша капризно приподняв верхнюю губку и повернувшись к Брагину с искренним сожалением сказала:
— Ну вот, а сахару нет… а все вы виноваты… почему не напомнили?
Брагин торжественно вынул из кармана ровные кубики сахару, чем привел Машу в восторг. Ему даже показалось, что Маша хочет поцеловать его, так близко она приблизила к нему свое лицо, но она только взяла его за обшлаг шинели и тихо сказала: «хороший».
Брагин восхищенно наблюдал, как маленькая, нежная ручка Маши испуганно подносила к бархатным губам лошади кусочки сахара, как умное животное нервно раздувало свои ноздри, косило на Машу белками глаз и нетерпеливо переступало на своих точеных ногах. Последнюю лошадь Брагин ласково потрепал по бархатной шее, и когда животное склонило к нему свою голову, он, тихим шопотом сказал ей на ухо: «Это моя невеста». Как знак одобрения лошадь чуть поднялась на задних упругих ногах и громко заржала.
Второе отделение, как обычно во всех цирках, всегда состояло из лучших номеров и проводилось лучшими артистами. Так было и сегодня.
Первой выступала очаровательная наездница Реджина. В белых пачках, пушистая как снег, она, при помощи Готье, легко вспрыгнула на черное с серебром пано, покоившееся на широкой спине огромной, серой в яблоках лошади. Под звуки галопа она чисто проделывала один номер за другим: прыгала через веревочку, танцевала, легко перебрасывала свое хрупкое тело через цветные ленты и только в финальном номере, когда ей надо было прыгать через три зажженных обруча, она перед первым обручем потеряла равновесие и, если не упала, то как то неудачно соскользнула с пано на арену. Клоун во время успел убрать горящий обруч.
Испугавшись, Маша инстинктивно схватила Брагина за руку, и он почувствовал во всем теле прилив какой то радостной теплоты. Реджина снова вспрыгнула на пано, Маша убрала руку, а Брагин, не желая никакого зла наезднице, мысленно умолял ее еще раз соскользнуть с пано, но он ошибся. Четкий прыжок через три обруча, и цирк загремел бурными овациями… Много посмешили публику две обезьянки, блеснул знамеитый жокей Багри-Кук, семья велосипедистов и четыре брата Винкиных — «короли воздуха».
Возбужденные, радостные, восторженные, все покинули цирк, обсуждая по дороге наиболее интересные номера программы. Дома их ждал обильный вкусный обед, с домашними пухлыми пирогами. Обед прошел в веселых непринужденных тонах. Молодежи даже выдали по бокалу чуть хмельного вина, сильно напоминающего клюквенный морс. Брагин от соседства с Машей был в ударе, много шутил и, когда после сладкого все перешли в гостиную, первым открыл импровизированную программу, с подъемом прочитав два стихотворения. Он был незаурядным декламатором, имел хорошую манеру чтения и вполне заслуженно получил одобрение присутствующих. Маша с присущим ей мастерством играла ноктюрн Шопена, пока Брагин, облокотясь на рояль, любовался ею… Ему казалось, что за истекшую неделю в ней произошла какая то перемена… что сейчас она какая то другая, что физическая красота отошла куда то на задний план, уступив место какому то необъяснимому притяжению, нежные, невидимые волны которого излучают сладостное обаяние, против которого нет сил устоять. Окончив Шопена, Маша повернулась на вертящемся круглом стуле и весело объявила:
— А теперь князь протанцует нам лезгинку.
— Лезгинку… лезгинку, — послышались голоса.
— Ну какая же лезгинка без черкесски и кинжала, — разведя руками возразил Вачнадзе.
— Кинжал есть, — убегая, объявила Валя, и через минуту вбежала в гостиную с хорошо отточенным, большим кухонным ножом. Все столпились около рояля. Маша легко схватила несложную мелодию лезгинки, и красавец князь с тонкой осиной тальей, с влажными глазами горной газели, поднял руки и плавно заскользил по паркету. Это был необыкновенный танец. Мягкие, чуть заметные, ритмичные движения ног, при полном спокойствии тела, чередовались с движениями рук, в одной из которых блестела сталь кухонного ножа. Вачнадзе закончил танец в бешеном темпе и искусным броском вонзил острие воображаемого кинжала в паркет, как раз у ног мамы.
— Браво князь!.. браво… Разрешите вас поцеловать, — восторженно сказала мама, пухлыми, располневшими руками беря красивую голову князя, и целуя его в лоб. Ее примеру последовали: экзальтированная Валя, влюбленная Верочка и не видевшая танца Маша.
— Почему я не грузин? — с досадой подумал Брагин, когда Маша чмокнула Вачнадзе в щеку. Он. однако, был скоро вознагражден. Играли в фанты, и проигравшая Маша подарила его первым застенчивым поцелуем. Игра в фанты дальше невинных поцелуев не шла, но странно тб, что почему то Вачнадзе обязательно проигрывал Верочке, Валя — Упорникову, а Брагин — Маше. Танцевали, шумели, хохотали, но час явки в корпус, настойчиво напоминал о себе. Верочка и Вачнадзе ушли уже давно, и когда друзья стали прощаться, разрумяненная Маша капризно заявила: — Нет, нет… еще рано… Еще одни двойные фанты… Я с Валей против вас… Хорошо?
…Конечно проиграли Упорников и Брагин. Маша с той же лукавой улыбкой, объявила проигрыш, заключающийся в том, что друзья, в любой день недели должны были убежать из корпуса и притти к ним пить кофе. Сестры и не подозревали какому риску они подвергали своих новых друзей. Обусловленным днем была выбрана среда, и лишь только по тому, что в среду дежурил более мягкий полковник Гусев, а часом — 4 часа дня. Друзья заспешили в корпус. Пылкий Брагин перебирал в голове возможные планы побега из корпуса, но крутой мороз быстро охладил его мозги и остаток пути он старательно оттирал чуть схваченные морозом уши.
— Георгий, я влюблен в Валю, — серьезно сказал другу Упорников.
— Ну вот, я же говорил тебе, что она больше подходит… Ты блондин… она блондинка… У обоих голубые глаза… семейное счастье обеспечено…
— Голубые глаза, — с саркастической улыбкой повторил Упорников.
Он был полной противоположностью сентиментальному Брагину. Он был стопроцентный реалист и в свои 17 лет понимал жизнь в аспекте ее реальности. Он влюбился в Валю, потому что она молодая, веселая, потому что у нее красивые голубые глаза, какие однако можно встретить на каждом шагу, молодое тело, которое у всех молодых — «молодое». В своем чувстве на данный момент он был чист и искренен, но лунный свет на него не влиял, пушистые снежинки не приводили в восторг, стрелки городских часов не раздражали, вот почему, когда Валя экстерном сдала экзамен за 7-й класс и уехала в Москву на высшие женские курсы, он как-то незаметно для самого себя забыл ее и уже так же искренно был влюблен в Катюшу Жбанникову, как-то особенно пышно расцветшую за последний год.
НА ЛЫЖАХ
Влюбленные друзья на этот раз явились в корпус без опоздания. У них еще оставалось время блеснуть несколькими головокружительными номерами на турнике и параллельных брусьях в гимнастическом зале, где обычно перед сном собирались фанатики спортсмены. Они разогрели до красна свои молодые тела ледяной водой и отправились спать. Их кровати были не рядом. По правилам корпуса кровати занимались кадетами строго по ранжиру, а Упорников был много выше Брагина. Упорников лег вчистую постель, с улыбкой вспоминая проигрыш наступающей среды, отнес его к несовсем разумной выдумке очаровательных барышень и быстро заснул крепким молодым сном.
Брагин вертелся в кровати и совершенно по другому оценивал счастливый проигрыш, дающий ему возможность на неделе лишний раз увидеть свою Машеньку. Его пытливый ум занимала мысль, как среди бела дня осуществить этот дерзкий побег из корпуса. Швейцарская комната, из которой был единственный выход на улицу, сразу отпала, так как он отлично знал, что «дедушка крокодил», главный швейцар корпуса, никогда не пойдет ни на какие компромиссы. Он в душе возненавидел верного и неподкупного стража швейцарской комнаты.
Воспитатель обошел спальню с последним обходом, бесцеремонно вынимая руки спящих кадет из под одеяла (по правилам корпуса руки должны быть поверх одеял). Вокруг раздавалось мерное в такт дыхания посапывание безмятежного сна, когда усталый от напряжения мозг Брагина пронизала мысль побега из спальни, через большую форточку, по узкой пожарной лестнице, за зиму сплошь усыпанной снегом. Эта мысль показалась ему гениальной и настолько легко осуществимой, что он сразу стал обдумывать детали плана, чтобы завтра в готовом виде преподнести его другу. Спальня целый день закрыта на ключ, который хранится у дежурного дядьки… думал Брагин, но ведь можно после обеда пробраться в спальню для посещения каптенармуса. Для отвода глаз можно даже посетить его, оторвав от мундира одну-две пуговицы, и уже на обратном пути вылезти через широкую форточку на пожарную лестницу. Уверенный в полном успехе, он заснул блаженным сном. Он только не продумал обратного пути, когда форточка могла быть закрыта одним из дядек или самим каптенармусом…
