— Что с вами Жоржик? Я вас не узнаю… вы чем то расстроены?
— Нет, я просто немного нездоров, — слукавил Брагин.
— Зачем же вы рисковали?… В одном мундире… так легко простудиться. Я сердита на вас, — капризно закончила Маша, опуская теплую руку на лоб Брагина.
— Температуры нет, — уверенно и вместе с тем заботливо сказала она смотря в бегающие глаза Брагина.
Искреннее участие Маши так приятно кружило голову, хотелось именно сейчас так много сказать ей, но злосчастная дыра на брюках приклеила язык Брагина к гортани и лишила его дара речи.
Через минуту Валя внесла в комнату дымящееся легким паром, ароматное кофе и домашнее печенье-песочники. Все столпились у стола Маши, только Брагин сидел, словно приклеенный к сиденью кресла. Говорили полушопотом, тихо смеялись, отпивая мелкими глотками вкусное кофе и хрустя свежим печением. Для сестер, эта короткая запретная встреча была овеяна сладостью рыцарства. Упорников красноречиво и образно нарисовал сестрам картину Брагинского плана, язвительно коснулся форточки и пожарной лестницы и отнес успех сегодняшнего побега за счет своей гениальности. Валя до слез хохотала, когда Упорников представил Брагина, сидящим на узкой пожарной лестнице, в зимнюю стужу перед закрытой форточкой. Маша заступилась за Брагина.
— Во всяком случае сидеть на пожарной лестнице я считаю более рыцарским поступком, чем украдкой лазить через заборы, — с сердцем сказала она, дабы остановить смех Вали и издевательства Упорникова.
— Быть по сему, принцесса!.. Пусть рыцарь без страха и упрека возвращается в корпус по пожарной лестнице, а я, уронив в ваших прелестных глазах свое рыцарское достоинство, уж как нибудь перелезу через забор, — обиженно закончил Упорников. Друзья стали прощаться… Брагин, сделав какой-то вольт, быстро начал пятиться к двери.
— Ну что вы пятитесь, как рак? — с капризным раздражением спросила Маша решительно наступая на Брагина.
— Я ничего, Маша… мне просто так удобнее, я люблю так ходить, — растерянно бормотал Брагин, продолжая пятиться к выходной двери. Упорников опередил друга и широко открыл парадную дверь.
— До воскресенья! — с улыбкой проговорил овладевший собой Брагин.
— Нет, до субботы, — одновременно ответили сестры.
— Если нас не поймают на обратном пути, — шутливо бросил Упорников.
Тяжелая дверь закрылась, оставив по одну сторону недоумевающую Машу, а по другую, весело сбегавших по крутой лестнице, друзей.
Обратный путь друзей под покровом ранних зимних сумерок прошел так же благополучно. Они не встретили ни одного «зверя», никем не замеченные перелезли через забор, захватили лыжи и веселые возвращались в корпус. Упорников убедил друга; что ни Валя, ни Маша не заметили его злосчастной дыры на брюках и вернул ему его обычный задор и юмор.
. . . . . . . . . . . .
— Господин полковник, вице унтер-офицер Брагин имеет честь явиться с лыжного пробега, — четко отрапортовал Брагин.
— Господин полковник, кадет 7-го класса Упорников имеет честь явиться с лыжного пробега, — эхом прозвучали слова Упорникова.
— Как побегали? — отрываясь от книги и смотря в разрумяненные лица кадет, спокойно спросил воспитатель.
Молчание…
— Как побегали?.. Хороший снег? — повторил свой вопрос полковник Гусев, и чуть заметная улыбка скользнула по его губам.
— Мы не бегали, господин полковник, — подавленным голосом ответил Брагин.
— Как не бегали?.. Что же вы делали до пяти часов?
— Пили кофе, — чуть слышно проронил Упорников.
— Какое кофе?.. Где?..
— У Гедвилло, — произнес Брагин.
— У Гедвилло, — прозвучало эхо Упорникова.
— Идите, — холодно сказал полковник Гусев после большой паузы.
…
— Ну вот, доигрались… Завтра будет доложено ротному командиру, послезавтра директору корпуса… и рабы Божии Георгий и Николай — три месяца без отпуска, а тебе еще унтер-офицерские нашивки снимут, — с легкой досадой в голосе сказал Упорников.
— Зато сказали правду, — ответил расстроенный Брагин и, сдав лыжи дежурному дядьке, направился к каптенармусу, чтобы сменить изорванные брюки.
КАПТЕНАРМУС
Никандр Онуфриевич Антипин вот уже добрых два десятка лет был каптенармусом строевой роты корпуса. Он был незаурядной личностью, пользующейся уважением как воспитательского персонала корпуса, так и кадет. В нем одновременно и удивительно дружно уживалась масса противоречий, над которыми однако господствовали три неизменные основные качества: бережливость, честность и верность когда-то данной присяге. Маленький, жилистый старичек, бывший сверхсрочный унтер-офицер 81-го пехотного Апшеронского Императрицы Екатерины Великой полка, он всегда гордился красными отворотами на сапогах, пожалованными полку за знаменитую Кунерсдорфскую баталию, решившую участь семилетней войны, где русские войска под командой генерала Салтыкова на голову разбили Фридриха Великого. За эту битву Салтыков был награжден фельдмаршальским жезлом, а Атперонский полк, по преданию дравшийся по колено в крови, красными чулками.
Антипин, или как его звали кадеты, «Антипыч», хотя и не был участником этого боя, любил при каждом удобном случае рассказывать о нем юным слушателям, которых до болезненности любил. Кадеты очень широко пользовали эту слабость каптенармуса, главным образом тогда, когда им надо было получить от него новый мундир, брюки или сапоги. Подойдут к Антипычу три заговорщика… Он вскинет на них поверх очков сухой взгляд и так же сухо спросит:
— Ну, что еще?..
— Нет, ничего, Антипыч…
— А ежели ничего, зачем пришли?
— Мы просто хотели просить вас рассказать об этой битве, в которой отличились Апшеронцы…
— «Апшеронцы» в «этой битве» не отличились, а заслужили славу храбрых и красные чулки за Франфорскую баталию у Кунерсдорфа. Он выдерживал долгую паузу и, обычно молчаливый, давал волю своему красноречию. В описании знаменитой баталии он больше всего отдавал должное Апшеронцам, и создавалось впечатление, что это они, «Апшеронцы», отбили у пруссаков 172 орудия и захватили 293 знамени, хотя под командой Салтыкова было 40 тысяч русских войск и 18 тысяч австрийцев. Но больше всего и дольше всего он останавливался на личном письме Фридриха Великого, которого называл «Фредерик» и умышленно опускал слово «Великий».
— Э, да что говорить… Сам Фредерик лучше всего написал про баталию:
«От армии в 48 тысяч у меня в эту минуту не остается и трех тысяч. Все бежит, и у меня нет власти над войском. Жестокое несчастие, и я его не переживу. Последствия битвы будут еще хуже самой битвы: у меня нет больше никаких средств и, и сказать правду, считаю все потерянным».
— Вот какого жару дали Апшеронцы Фредерику, — торжественно заканчивал Антипыч, впадая в размягченное состояние и сравнительно легко удовлетворяя просьбы кадет. Он был необыкновенно горд тем, что судьба доверила ему одевать кадет строевой роты в возрасте 16–18 лет, когда мешковатые, несформировавшиеся формы детского тела сменялись правильными пропорциями груди, бедер, талии, ног и рук, когда, по словам самого Антипыча, мундир сидит, как мундир, а не как седло на корове. Однако главное священнодействие начиналось тогда, когда Никандр Онуфриевич получал распоряжение ротного командира — «обрядить в обмундирование первого срока 20–25 кадет, идущих на бал к губернатору или к мисс Перси Френч». В таких экстренных случаях Антипин занимался с каждым кадетом отдельно. Тогда он работал как большой мастер. Обрядив кадета в новые брюки и мундир, он по нескольку раз отходил в угол цейхгауза, по нескольку раз прищуривал то левый, то правый глаз, смотрел через очки, поверх очков, пригибался, делал, понятные только ему, молчаливые жесты и, наконец, торжественно возглашал:
— Ну, прямо живой статуй… Финал, и все тут… Иди…
Кадеты, которых, вопреки инструкции корпуса, Антипыч называл на «ты», легко прощали каптенармусу эту погрешность относительной безграмотности, не позволявшей ему выговорить слово «феномен». Они решили, что у Антипыча пожизненно испорчены отношения с этим словом и он просто заменил его словом «финал».
Брагин застал Антипыча, читающим газету у своего стола.
— Антипыч!.. Несчастье случилось, — весело сказал вошедший Брагин. Каптенармус не сразу оторвался от газеты, поверх очков посмотрел на Брагина и сухо спросил:
— Что еще?
— Брюки лопнули, кажется, по шву, — ответил Брагин и, повернувшись спиной, наглядно продемонстрировал перед Антипычем огромную дыру.
— Скидавай штаны, — послышался жесткий голос каптенармуса, в котором Брагин уловил оттенок недобрых ноток.
Брагин молча снял брюки и передал их Антипычу. Каптенармус долго рассматривал зияющую дыру, почему то несколько раз просовывал в нее кулак и покачивал седой головой.
