На чердаке общежития профтехучилища было сыро и неуютно. Горыныч сидел перед Боронком, смотря как тот, орудуя складным ножом, готовит бутерброды. Они вели разговор.
– Я тебе, Тит, про свой тип говорю.
– Твоя горячая десятка?
– Да. Подруга Греки – самое то. Хитовая.
Боронок, улыбаясь, подмигнул.
– Хитовая, говоришь! Однако она из той десятки, что и Даная, и Мерилин Монро…
– Ага, ещё и Джоконду приплети, – перебил его Горыныч, недовольно мотая головой. – Брось, Тит, не до шуток в самом деле. – Глаза его загорелись. – Мне надо найти такую же, как она. Чтобы точь-в-точь.
– И никаких отличий?
– Да.
Боронок уставился на Горыныча пристальным недоумённым взглядом. Выдержав паузу, опустил глаза.
– Горыныч, – изрёк он, разворачивая плавленый сырок.
– А?
– С какой стати быть при красоте рабом? Я, например, за равноправие. Дама сердца должна быть твоего поля ягода.
– Что же я по-твоему уродины достоин? – обиженно засопел Горыныч.
– Я такого не говорил. Не путай одно с другим. Однако не всё то золото, что блестит. Возьми тех же русалок. Вот где настоящий клад! Неспроста они прячут свой блеск в пучине – душой манят, глубиной натуры.
– Оставь свои бредни при себе! – вскипел Горыныч, негодуя. – Слушать не желаю!
– Ладно, – вздыхая, пожал плечами Боронок. И, заканчивая разговор, протянул другу бутерброд.
Трапеза заняла несколько минут. Покончив с ней, Боронок выглянул во двор. Фигурки пэтэушников сновали туда-сюда.
– М-да-а, – с сожалением протянул он, наблюдая за ними через маленькое закопчённое оконце. – Мала ребятня. Не доросла ещё до подвигов. Придётся ограничиться массовкой.
Горыныч молчал. В данный момент, кроме раздумий о личном будущем, его не волновало больше ничего.
Они спустились с чердака под вечер, когда по наблюдениям Боронка общага заполнилась до отказа всем своим штатным населением.
Пожилая вахтёрша, памятуя о дневном общении, встретила их как старых знакомых. Едва усиживая на своём месте, взволнованно сообщила:
– Пришёл Хейно. Первая дверь по коридору налево.
Боронок улыбнулся. Продолжая разыгрывать из себя загадочного важного гостя, поблагодарил вахтёршу и вразвалочку, увлекая за собой Горыныча, пошёл в указанном направлении. Большая тяжёлая сумка была у него в руке. Перед указанной дверью он остановился, поменял руки и, строго глянув на Горыныча, приказал:
– Мобилизуйся!
Двойной стук ногой. Секунды ожидания. Дверь приоткрылась. Усталый белобрысый парень показался в проёме. Осточертели – было написано у него на лице. Кого ещё принесло? В ответ, распахивая дверь на всю ширину, Боронок решительно пошёл вперёд. Хозяин попятился. Сумка, звякнув стеклянным содержимым, опустилась на пол. Горыныч, замыкая прорыв, тихо притворил дверь сзади.
– Шишкин, – представился Боронок, улыбаясь. – Мастер из Ленинграда. Командированный.
– А-а-а, – неопределённо протянул парень.
– Приехал делиться опытом, – бодро продолжил Боронок. – Обучать передовым технологиям. Где молодёжь?
– Отдыхают.
– Хорошо. Как звать тебя?
– Хейно.
– Гм… Какое странное имя. Я бы на твоём месте взял псевдоним, Хан или Херувим. Имя при твоей должности должно внушать страх и уважение.
– Меня и так боятся, – сказал парень, переступая с ноги на ногу и косясь вбок.
Проследив за направлением взгляда, Боронок увидел жареную картошку в большой сковороде – стынущий ужин Хейно. Момент для визита гостей был явно неподходящий.
Желание покоя и статус коменданта придали смелости Хейно.
– А какая у вас специальность? – спросил он, загораживая собой ужин.
– Шефы, – ответил Боронок.
– Шефы? Вы, наверно, ошиблись адресом. Наша путяга готовит краснодеревщиков, плотников и столяров.
– Профиль – деревообработка? – уточнил Боронок.
– Да.
– Тогда мы по адресу.
– Но я про вас ничего не знаю.
– А как ты можешь что-то знать про нас, если мы никогда не встречались? Ты здесь, мы там, между нами города. Зато сейчас мы, наконец, встретились. Проблем много, они копились и зрели не один день, будем их решать.
– Нет никаких проблем.
– Слышь, ты, – вдруг подал голос Горыныч, – не мути воду, разуй глаза, нас к тебе послали.
– Кто? – подозрительно посмотрел на него Хейно.
Не зная, что ответить, Горыныч беспомощно уставился на Боронка.
– Не будь Буратино, Хейно, – сказал тот. – Ты же умный парень. Расслабься. И поверь на слово. Мы – свои, спецы-древоточцы, работаем без отходов.
– А документы ваши можно посмотреть?
– Можно. Только сейчас они у директора твоей путяги. Уговорил оставить, вроде как в залог – не поверил счастью своему. – Боронок вздохнул. – Жаль, командировка маленькая, три дня всего. Первый раз такое. Но ничего, придётся собраться, попытаемся научить вас уму-разуму и за это время.
Горыныч, подтверждая, закивал головой.
Не давая коменданту опомниться, Боронок ласково, по-отечески, взял его за грудки.
– Я решил остановиться здесь, в общаге, – тоном, не терпящим возражений, сказал он. – Хочу быть ближе к молодёжи. Со мной ещё четверо, все – мастера. Подумай, куда нас устроить. И давай без комплексов. Мы хоть и старики, а радоваться жизни ещё не разучились. Сегодня отметим наше знакомство дискотекой.
– Дискотекой? – переспросил Хейно, облизывая пересохшие губы. – У нас в общаге для таких мероприятий нет условий.
– Естественно. Общага есть общага. Но ты не переживай. Для дискотек в Таллине имеется гостиница «Виру». Слыхал про такую?
– Да.
– Всё заказано. Иллюминация, звук. Ждут нас к девяти. А пока давай-ка разомнёмся.
И Боронок подмигнул Горынычу. Кивнув, тот бросился к сумке, расстегнул её и обнажил неисчерпаемый походный источник пива в бутылках.
Лицо Хейно расплылось в довольной улыбке. Дело принимало совершенно иной оборот. Где же вас носило раньше, мастера?
Весть о необычных гостях молнией облетела всю общагу. В мгновение ока комната Хейно пережила массовое нашествие рабочей молодёжи. Желающих обзавестись личным знакомством с ленинградцами было не счесть. Освобождённая пенная жидкость, изливаясь наружу, пошла по кругу.
Святилище деревянных идолов гуляло. Невидимый резец искушённого мастера встречался с замкнутыми оковами, вскрывал их, пробивался сквозь оболочку и достигал живых душ, обнажая их во всей скрытой доселе первозданной красе. Боронок работал виртуозно, с полной отдачей, ладно и гладко, как и обещал – без отходов. Отзываясь, раскрепощаясь и сбиваясь в единый коллектив, узники были готовы на всё, любую смену личности и жертву, лишь бы не возвращаться с этого праздника жизни назад – в свои глухие опостылевшие норы.
В начале девятого разношерстная толпа вышла из чертогов общежития на улицу. Спаянная и электризованная общей переменой – навстречу пляскам до зари.
Часы показывали четверть десятого. Уже более часа компания топталась у гостиницы, ожидая Боронка. Пытаясь согреться, Чет, Нечет и Степан по очереди заводили одну и ту же бесконечную шарманку из смешных историй, анекдотов и легенд – по мере усиления холода всё более пустую и бесмыссленную.
Дневной свет давно угас. Чернея с каждой минутой, ночь подступала со всех сторон. Гостиница оживала светом окон. Счастливые постояльцы спешили мимо поодиночке, парами, группами, стремясь скорее добраться до своих номеров и окунуться в мир вожделенного искусственного тепла. Тёмных окон становилось всё меньше.
Надежды на благоприятный исход таяли. Ощущение неотвратимости страшного конца – ночлега под открытым небом, леденя кровь, закрадывалось в душу.
Внезапный свист прервал мучения. Оглушительный, дерзкий, неистовый. Полный силы жизни глас спасения. Все повернули головы в его сторону. Спустя минуту из темноты показался Боронок. И не один – во главе ополчения.
Опознав себя, он остановился, сунул пальцы в рот и свистнул снова – на сей раз условным сигналом Чету.
Откликаясь, Чет немедля устремился ему навстречу.
Несколько минут общения и посвящённый в план общих действий Чет вернулся. Согласно плану компания разделилась. Девушки в сопровождении Степана направились в сторону гостиницы, братья – к Боронку.
Укрепив передние ряды Четом и Нечетом, Боронок двинулся навстречу свету. Его ждали. На ступеньках непоколебимой преградой стояли швейцар и два милиционера. Ответная реакция на дневной визит любера.
– Мест нет! – крикнул швейцар, желая остановить нашествие.
Боронок поднял руку. Гвардия остановилась. Он отделился от неё и продолжил путь вперёд один.
– Мест нет, – повторил швейцар, встречая его. – Руководство гостиницы просило передать свои сожаления.
Боронок остановился, сорвал кепку и с силой бросил её наземь.
– Тогда спать будем прямо здесь – под окнами, – заявил он. – Любера не сдаются!
