У самой же Ирины никогда не было проблем с лишним весом. Во время ее бесчисленных приключений ей случалось сильно худеть, но незаметно для себя она восстанавливала эти потери, всегда оставаясь в отличной форме. Ирина считала, что все диеты и ухищрения виртуозов пластической хирургии, с помощью которых женщины борются с избыточной массой тела, совершенно не эффективны. Естественным регулятором веса женщины является ее личная жизнь. Об этом она когда-то прочла в одном из медицинских журналов Сергея.
Оказывается, в ответственный период взаимоотношений с партнером, женский организм стремится принять наиболее привлекательную для мужчины форму. А этап спокойствия и уверенности в своем мужчине сопровождается увеличением массы тела. Колебания веса могут превышать семь килограммов и зависят от того, насколько женщина ощущает себя счастливой. Так что у Динки с мужем все в порядке и, похоже, ее отношения с этой паскудницей приближаются к концу.
Ну и черт с ними и с ней! Тело у этой молодящейся вешалки и правда расплылось, как квашня, не вызывает никаких чувств, кроме тошноты. Да и знакомые уже смеяться стали, подружился Ирод с Динозавром. А на свои вещи, якобы ставшие ей не впору, Динка явно клевещет, она всю жизнь провела в ночной сорочке…
— Я по дороге к тебе встретила своего бывшего мужа, — вспомнив, раздосадовавшую ее встречу, сказала Ирина, глядя куда-то мимо Дины из-под хмуро сдвинутых бровей.
— Ирэн, ты до сих пор на него западаешь? — капризно надув губки, ревниво спросила Дина.
Она каждый раз демонстрировала Ирине свое недовольство, когда та говорила о мужчинах. Это было все, что она могла себе позволить против Ирины. В дружбе лесбиянок не бывает равноправия. Из двух, одна, ведет себя, как госпожа, а другая ‒ как преданная наперсница своей госпожи. Дина восхищалась своей подругой, у нее вызывала восторг ее красота и грация, она преклонялась перед живостью ее ума и чувством юмора. Они весело в свое удовольствие проводили время, хотя обе чувствовали, что в их отношениях нет, и не может быть будущего. Но Дина была слишком беззаботна, чтобы заглядывать в будущее, а Ирине на будущее было наплевать, ее интересовало только настоящее, ‒ то, что сегодня и сейчас.
— Ты что, псица, городишь?! — возмутилась Ирина. — Я его давно спустила в унитаз. Он мне всегда был по фигу. Как мужчина, он никакой. Как какая-то… ‒ сопля на заборе! И не дуйся, а то останешься такой навсегда.
Динино кривляние начинало выводить ее из себя. Обычно Ирина называла ее Динкой, а когда сердилась, что случалось довольно часто, то «псицей» или «псовкой», до тех пор, пока ей что-нибудь от нее не понадобится, тогда она волшебным образом превращалась в «подружку» и даже в «Диночку». Что касается Сергея, не исключено, что и в самом деле Ирина все еще испытывала к нему теплые чувства, но где-то в глубине души. Ну, очень глубоко…
— Моему бывшему шизопридурку какой-то выживший из ума пенс перед смертью завещал карту. Но оказалось, этот дед хоть и пенс, но не полный маразмат: дурак-дурак, а мух не ест… Выяснилось, что отцом этого деда был самый богатый ювелир на весь Киев и на той карте указано, где во время революции он зарыл свое золото. Там его килограммов сто! Мой бывший носится теперь с этой картой, как дурень с писаной торбой, не знает, куда это золото деть. Не веришь? — метнув в Дину острый взгляд, насторожено спросила Ирина.
— Мне по барабану, — пожав плечами, откровенно и, как всегда, невпопад, ответила Дина, раздумывая о том, как быстро бежит время, ей уже десять лет, как восемнадцать…
— А мне, нет! Глупая ты дура! — вспылила Ирина, ‒ Я тут сдохну от тебя насмерть!
Догадавшись, что сказала что-то не то, Дина смутилась и во избежание дальнейших недоразумений испугано притихла, робко поглядывая на Ирину. Напряженное молчание затянулось. Решив загладить свою вину, Дина в знак повиновения вытянула перед собой руки, округлив кисти, на манер кошачьих лапок, полуоткрыла рот и дурновато улыбаясь Ирине, затрясла головой.
— Я тебе в рот кусок мыла засуну! — кипятилась Ирина.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Она еще хмурилась, но гнев уже остывал. Ирина была чрезвычайно вспыльчива, но быстро отходчива. Окинув Дину недобрым взглядом, Ирина подумала, что плечи у Динки стали налитые, как у боксера, и глаза у нее загорелись злой насмешкой. Динка совершенно ей не сочувствовала. Это было особо тяжкое преступление, которому не было прощения. Сейчас проверим, какой из тебя боксер, злорадно пошутила Ирина и засмеялась коротким, вырвавшимся изнутри смехом. Дина же беспечно глазела то на Ирину, то на потолок, не догадываясь, что катастрофически теряет свою популярность.
— С такого обалдуя станется, что и найдет. Поживем, увидим. Если он найдет золото, я у него его заберу! ‒ мстительная свирепость прорвалась в ее голосе. ‒ Из лучших побуждений, ‒ несколько мягче пояснила Ирина, то ли Дине, то ли себе.
Ирина считала, что Сергей напрочь лишен характера и практической сметки: «ни рыба, ни мясо — типичный Ихтиандр».
‒ Ты же понимаешь, его нельзя приобщать к большим деньгам, большие деньги могут его развратить… Ох, тогда и загудим! — с удовольствием тряхнула мокрыми волосами Ирина.
Дина слушала ее в пол-уха. Взгляд ее блуждал по потолку, будто самое интересное в ее жизни происходило именно там. Она, то широко открывала глаза, то слегка опускала веки, взгляд ее туманился, и мысли смутно кружили неизвестно где.
В отношении Ирины к деньгам была какая-то двойственность. Она стяжала их с ненасытной алчностью, доходя до крайних проявлений жадности, и тратила их с безумной щедростью, согласно формуле: «Мы делаем деньги из воздуха, чтобы спустить их на ветер». Как это уживалось в ней, одно, с другим, как в матрешке? Остается только догадываться, списывая все на противоречивость славянской натуры.
Из ванны Ирина и Дина перешли в спальню на широкую кровать. Дина шла первой, виляя ягодицами и кокетливо поглядывая на Ирину через плечо. Глядя на нее, Ирина с раздражением отметила, что задница у Дины плоская, будто по ней лопатой звезданули. И, как она раньше этого не замечала?
Дина же с восхищением во все глаза глядела на Ирину и не могла наглядеться. Она чувствовала себя ниже Ирины, и не только ростом, но не страдала от этого сознания, которое еще больше возвышало Ирину в ее глазах. Ох, и красавица, накажи господь! По сравнению с ней, любая королева красоты пролетает и это ее подруга. Глаза Дины заволокло томной дымкой, обняв Ирину за шею, она мокро поцеловала ее в губы, и откинувшись на спину, призывно закинула руки за голову.
Руки у Дины действительно налились созревшей полнотой, округлились плечи, но эта легкая, красящая ее, тугая пышность форм еще не предвещала неизбежную одутловатость зрелых лет. Ирина явно с предубеждением оценивала фигуру своей подруги. Сидя, она пристально разглядывала Дину сверху. Брезгливо сморщив нос, Ирина с неудовольствием отметила, что Дина пополнела в лице, ее подрагивающий живот напоминает лягушачий, а груди… Фу, ты! Висят по бокам, как вывернутые карманы.
Подростком Ирина много переживала из-за того, что у нее не растет грудь. Все подруги давно уже носили бюстгальтеры и посмеивались над ее «детским размером». Сколько из-за этого было пролито тайных слез, ведь юная женщина свою привлекательность ставит в зависимость от очертаний груди, символа женского очарования.
И, где они теперь, те, кто смеялся?.. Большинство из них, после родов превратились в кустодиевских бегемотиц с отвисшими до пояса молочными железами, а их красавцы женихи стали пузатыми пивохлебами. А ее груди, с выступающими вперед сосками, не потеряли упругости и стоят высоко без всякой «поддержки». Не то что… ‒ у этой. И нависнув над Диной, Ирина посмотрела на нее с нескрываемой гадливостью.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Боишься щекотки? ‒ вкрадчиво спросила Ирина.
Яростное возбуждение охватило Ирину и она начала щекотать Дину, быстро перебирая пальцами по ее ребрам. Дина затряслась от давившего ее смеха.
‒ Ты зачем так разъелась? ‒ голос Ирины понизился до хриплого шепота, ‒ А ну-ка, признавайся, зачем ты так разъелась?!
