Дина хохотала взахлеб, дурашливо взвизгивая и прихрюкивая. От этих ласок она начала задыхаться и извиваясь, попыталась вырваться. Но Ирина вцепилась в нее с необычайной силой, и еще больше щекотала ее, черпая в своем злом возбуждении какое-то извращенное удовольствие.
— Ирочка, родная! Прошу тебя, отпусти! — проговорила Дина, запыхавшись, сквозь судорожные припадки смеха. Ее смех вскоре перешел в сухие, икающие рыдания.
— Хватит! Пожалуйста! Пусти! Я умру! — умываясь горячими слезами, стонала Дина, ей не хватало воздуха, она задыхалась.
Тело ее корчилось и билось в руках у Ирины. Захлебываясь, широко открытым ртом она хватала воздух, сердце ее рвалось и выскакивало из груди. И вдруг Дина увидела оскаленные зубы побледневшей, тяжело дышащей Ирины, ее неподвижные, налитые злобой черные глаза без зрачков. Дину охватила паника, она поняла, что Ирина вовсе не шутит, не играет, а мучает ее, ‒ убивает! И уже сама не может остановиться.
— П-по-мо-ги… — в отчаянии рыдала Дина, но из ее, скованного судорогой рта, рвался лишь какой-то клекот и хрипение.
Сколько Дина ни силилась, она не могла ни вырваться, ни вдохнуть.
— П-п-помо-ги! Т-те! ‒ дергаясь в предсмертных конвульсиях, из последних сил цеплялась за жизнь Дина.
Крик ее лопнул струной и оборвался в груди, перейдя в хрипение умирающего.
— Помогите! — сквозь спазматические всхлипы удалось вскрикнуть ей страшным, полным ужаса криком.
Ирина наотмашь ударила ее по лицу и вышла из спальни.
* * *
В комнате пахло «Корвалолом».
Запахнувшись в голубенький халат с белыми горохами, Дина сидела перед трюмо и рассматривала себя в зеркало. Как всегда, больше всего на свете ее интересовало, как она выглядит. Ее левая щека пылала, и глаз заплыл. «Почему? Мы ведь были роднее сестер…», — сказала Дина голосом, каким говорят, когда жалеют себя и заплакала. Что ей еще оставалось делать? Слезы хорошо помогают в трудных обстоятельствах жизни. Но плакать ей быстро надоело. Она начала смотреть вверх и когда глаза снова наполнились слезами, Дина мастерским движением век, стряхнула их с ресниц и больше не плакала.
А главное, за что́?.. Дина догадывалась, за что. Напрасно она похвасталась Ирэн, что ее муж Саша купил микроавтобус «Mercedes-Benz». О том, что он подержанный и после аварии, она не упомянула, не желая застревать на неприятных подробностях. Она вспомнила, какими глазами Ирина посмотрела на нее, когда услышала «Мерседес», да к тому же «бэнц»… У Дины и раньше появлялись предчувствия чего-то недоброго со стороны подруги.
Не признающее ничего святого остроумие Ирины, ее жестокие насмешки и нетерпимая властность часто смущали Дину, и вместе с восхищением, вызывали смутную тревогу. Но Дина всегда относилась к Ирине с нежностью, даря ей свою бесхитростную любовь, и она никогда не ожидала от нее ничего подобного. Нет ничего обиднее незаслуженного оскорбления. Лицо Дины приняло мстительное выражение. «Ну, Ирод, погоди!» — прищурив глаза, прошептала Дина, еще не зная, как она с ней поквитается.
С этим микроавтобусом одни неприятности, из-за него муж влез в долги, с которыми никак не мог расплатиться. Дело зашло слишком далеко. Мисюра, у которого Саша под кабальные проценты занял пять тысяч долларов, для выколачивания долга подключил бандитов. Вчера один из них звонил, хорошо хоть она, а не муж, взяла трубку. Звонившего она узнала, это был Смык. К себе на свадьбу в качестве «свадебного генерала» Дина пригласила криминального авторитета их района по кличке Смык. Теперь у нее появился шанс каким-то образом оттянуть возвращение долга.
Вечером Дина пошла на встречу со Смыком, которую он назначил ей у входа в метро «Шулявская». Время он не оговаривал, сказал только: «Приходи, когда стемнеет». Она и пришла, но слишком рано, все никак не темнело. Вокруг крутились подростки с бутылками пива в руках, поминутно прикладываясь к ним, как грудные младенцы к соскам. Скучая, Дина прохаживалась туда-сюда вдоль ларьков, торгующих дешевой безвкусицей. Развлекая себя, она звенела браслетами на обеих руках. Ничего Дине так не нравилось, как всевозможные бусы, ожерелья, кулоны, цепочки и прочие финтифлюшки. Она покупала всё, что блестит, мела, как пылесос. Ее шкатулка с «драгоценностями» была размером с коробку из-под туфлей, она ломилась от дешевой бижутерии.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
К Дине уже несколько раз подходил местный донжуан в черном клеенчатом плаще. Его, усиленно улыбающееся лицо выглядело юным и одновременно изношенным. Ему не было и тридцати, но из-за морщин, он был похож на загримированного под старика мальчишку. Завлекательно поскрипывая плащом, он игриво спросил, не его ли она ожидает? Потом он предложил ей пойти в кино, а подойдя в очередной раз, пригласил в ресторан. Динины акции росли, как на дрожжах. «Что бы такое ему ответить?» ‒ подумала она, но ничего не придумала. Дина приосанилась, и загадочно улыбаясь, отворачивалась, чтобы ее ухажер не заметил подбитый глаз. Дина явно знала себе цену, но никому ее не говорила.
Неожиданно рядом с ней появился Смык. Он подошел к ней сам, она бы его никогда не узнала, настолько он изменился. Смык отвел ее в сторону, стал спиной к стене, и напряженными глазами начал что-то высматривать по сторонам.
— Валерочка, родненький! Саша все отдаст, с процентами, — просила Дина, заглядывая ему в глаза, но Смык с застывшим лицом шарил глазами за ее спиной, не обращая на нее внимания, и похоже не слушая ее.
— Не получилось сразу на машине заработать… Прошу тебя, дай отсрочку, хотя бы на полгода. Раньше никак не получится. Саша все вернет, он пашет день и ночь, как папа Карла. Ты же знаешь, какой он трудяга… — не зная, что бы еще добавить, затаив дыхание, она ждала ответа. И дождалась.
— Ты что, охренела?! — свадебный генерал глянул на нее с такой ненавистью, словно хотел ударить.
Дряблые губы Дины в изумлении приоткрылись, предательская дрожь пробежала от затылка по спине и кудряшки на голове задрожали, как на ветру.
— Срок тебе два дня, и то по старой памяти. Во вторник долг должен быть погашен, иначе пусть пеняет на себя, — и Смык развернулся, чтобы уйти.
— Постой, Валерий! У меня есть одно предложение, оно тебя точно заинтересует, — удержала его за руку Дина, испугавшись собственной смелости.
— Мужу моей подруги умирающий старик перед смертью подарил карту. Там… Ну, на той карте написано, где отец того старика, он был самый богатый ювелир в Киеве, во время революции закопал свое золото. А золота там, килограммов!.. Не знаю, сколько, но много. Я дам тебе его адрес. Заберешь у него карту и выроешь золото, а Саше за это дашь отсрочку. Хорошо? Договорились? — она глядела на него, с жалкой, вымученной улыбкой, как человек, врасплох застигнутый бедой и, наконец, поймала его ускользающий взгляд.
— Ты, Динуха, часом не дымом торгуешь? ‒ с пугающей медлительностью спросил Смык, вперившись ей в глаза.
От этого взгляда у Дины ослабели и подогнулись колени. Лифчик стал ей тесен, и струйка холодного пота змейкой поползла вдоль позвоночника. Но отступать было нельзя. Никак нельзя!
— Да ты что́?! ‒ приблизив свое лицо к нему, протянула Дина с задыхающейся хрипотой и осеклась, потеряв голос.
С храбростью отчаяния она вскинула подбородок и, проглотив комок в горле, стиснула зубы. Зрачки ее расширились, а кожа вокруг сжатого рта собралась и сморщилась. Дина шла, балансируя на шаткой доске, как пассажир захваченного пиратами корабля, на каждом шагу рискуя свалиться за борт, внутри ее все содрогалось от страха, но она решила идти до конца. И пошла…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Ладно, не выпрыгивай из трусов, — отводя глаза, примирительно сказал Смык.
Дина выглядела готовой на все.
— Если это шутка, то ты со мной не шути, у меня с юмором плохо. Вздумаешь меня кинуть, я тебя из-под земли выкопаю, — с угрозой процедил он, снова принявшись въедливо ее разглядывать.
Дина несколько раз глубоко вдохнула, стараясь овладеть голосом. А когда он к ней вернулся, она ответила с непритворным ожесточением:
