- Это к кому это такие? – поинтересовалась она.
- К Таисии, - робко мяукнула Светка.
- Из города?
- Да. Из Москвы.
- А-а-а, - как-то враз посуровев, протянула бабка. – Столичные. Понятно. А вот и она. Тась, глянь, гости к тебе.
Из-за угла, с той улицы, куда уехал мальчишка на велосипеде, появилась маленькая кругленькая бабушка с плетеной авоськой. Из авоськи торчал батон и пакет макарон. Остановившись рядом со своими воротцами в зеленом заборе, она разглядывала нас, склонив голову на бок и наморщив лоб.
- Здравствуйте, - я подхватила сумку и пошла к калитке. – Нас к вам Егор Егорыч послал. Сказал, что у вас можно остановиться ненадолго.
- Егорыч, говоришь? – неожиданно улыбнулась Таисия, ее лицо как-то вдруг посветлело и словно помолодело. – Ну заходите, потолкуем.
Бабка в бандане, вытягивая шею, как любопытный гусь, попыталась было тоже зайти во двор, но Таисия аккуратно закрыла калитку прямо у нее под носом.
- Проходите в дом, девчата. Я сейчас, только порося выпущу.
Положив авоську на скамеечку у крыльца, она направилась в сторону крохотного щелястого сарайчика из серых досок, обитого поблескивающим толем.
- Борька, Борька, - позвала она. – Выходи, паршивец! Иди гуляй! Хоть помоет тебя дождиком.
Похрюкивая, из сарая неспешно вышел, точнее, выплыл огромный черный кабан. Пройдя несколько шагов, он рухнул прямо на дорожку и замер. Впечатление было такое, словно у кожаного дивана одновременно подломились все четыре ножки.
- Видали? - Таисия подошла к нам и подхватила авоську. – Вот лентяй. Жрет и спит целыми днями. Так и будет лежать, пока обратно не загоню. Хоть дождь, хоть снег, ему все одно. И как только на свинью залезает, диву даюсь. Он мой кормилец, - с гордостью похвасталась она, пропуская нас в тесные, пахнущие картошкой сени. – Из соседних сел свиней к нему привозят. Породистый. Муж-покойник крохотного свиненка купил, думали, не выживет. А он вон какой красавец стал. Все боюсь, как бы не украли. Один раз пытались уже, да как с таким сладить? Лег и все.
- Моему сыну тезка, - заметила я. – И почему, интересно, поросят везде Борьками зовут?
- Не знаю, - с коротеньким смешком ответила Таисия. – И правда ведь. Не дело, конечно, человечье имя поганить, страстотерпец-то ведь князь Борис был. Но как-то уж привыкли. Кот Васька, поросенок Борька. Разве кому в обиду? Вот сестра моя под Саратовом живет, так у ней свинья Зяма. Ну это уж совсем по-еврейски. Хотя евреи свинину и не едят. Да вы проходите, садитесь. Сейчас чайку попьем. Расскажете, кто вы такие, откуда. Звать-то вас как?
Мы представились и уселись на застеленную серым покрывалом лежанку у печки. Печка эта была какая-то странная. С одной стороны – как самая обычная русская печь, а с другой – невысокий уступ и конфорки, как у обычной плиты. Ну понятно, стена дом греет, а на плите еда готовится.
- Плиту топить не будем, - проследила мой взгляд Таисия. – Долго. У меня вон термос с утра стоит пятилитровый. Закипячу утром воду, залью - и весь день можно чай пить.
Она принялась вытаскивать из шкафчика чашки, ложки, какие-то баночки и коробочки, накрывать на стол. Я порывалась помочь, но Таисия только руками замахала.
- Сиди! Успеешь еще. Устали, небось, с дороги. От Пичаева топали или от Фитингофа? Вы ж не с автобуса?
- От Фитингофа. Только нас Славик с Егорычем на грузовике подвезли.
- Вот как? А где ж они сами?
- На дороге застряли. Грузовик сломался. Мы через лес пешком шли.
- Вот дела! Славка – он мужа моего покойного племянник. А Егорыч… Ну просто сосед.
Судя по тому, что от каждого упоминания о Егорыче она светлела лицом, он был не просто сосед. Но я предпочла не уточнять – мое-то какое дело! Мало ли какая у них была романтическая история. А может, и есть.
Пока Таисия хлопотала по хозяйству, мы со Светкой разглядывали избу. Была она маленькая, но довольно уютная. Сенцы, заваленные всякой всячиной, вели прямо в кухоньку. Большую часть пространства, довольно невеликого, занимали печь, лежанка и стол, накрытый клетчатой клеенкой. У входа в комнату притулились еще один небольшой столик и кухонный шкафчик, над которым висела убранная чистым полотенцем потемневшая икона. Присмотревшись, я поняла, что это Казанская икона Божией Матери. Небольшие подслеповатые окошки, густо заставленные горшками с цветами, пропускали совсем немного света, поэтому Таисия сразу же включила лампу под матерчатым желтым абажуром, с которого свисала лента мухоловки.
- У меня тут цельный день вечер, - словно прося прощения, сказала она.
Тут Светке приспичило в туалет, и мы с ней вышли во двор – к «удобствам».
- Ужас! – простонала она. – И как тут люди живут?
- Ты сама себе противоречишь. Если уж ты ездишь в Крым на электричках, ходишь в походы и лопаешь тушонку, то тут для тебя вообще должен быть рай.
- Нет. Это совсем разные вещи! По мне, лучше жить в палатке, чем в такой хибаре. И свинья еще эта!
Мокрый от дождя хряк по-прежнему лежал на дорожке, преградив нам путь к туалету. Обойти его не представлялось возможным: слева грядка моркови, справа кусты малины.
- Свинья, уйди! – попросила Светка. – Оль, я его боюсь.
- Чего бояться-то? Лежит себе и лежит. Перешагни.
- Ага! Сама перешагни.
Пожав плечами, я подошла к Борьке. Перешагнуть его действительно было проблематично, равно как и перепрыгнуть – уж слишком большой. Разве что в районе рыла или хвоста. Я предпочла зад и аккуратно перебралась к туалету. Но как только мой маневр попыталась повторить Светка, хряк хрюкнул и приоткрыл один глаз. Светка отчаянно завизжала и прыгнула прямо в малинник. Борька вскочил и потрусил в сарай.
- Что тут такое? – выглянула в окошко Таисия.
- Света Борьку напугала. Он в сарай убежал.
- Это он меня напугал, - выбираясь из кустов, огрызнулась Светка. – Так и инфаркт может быть.
- Да он мирный у нас. И сам всех боится.
За чаем мы принялись выяснять степень родства. Таисия моему заявлению о том, что я из Климовых, сдержанно удивилась. Светка сидела совершенно индифферентно, громко прихлебывая с блюдца почти черный чай: она к Климовым никакого отношения не имела.
У моего прадеда было три сестры. Средняя, Ангелина, вышла замуж, родила двоих детей, а потом муж ее погиб на фронте. После войны она снова вышла замуж и в 47-ом родила Таисию.
Тут пришла моя очередь сдержанно удивляться. Выходит, она на год моложе моей мамы, а выглядит лет на шестьдесят пять, если не больше. К тому же о том, что Ангелина вышла замуж во второй раз, дедушка, похоже, не знал, иначе рассказал бы. Что еще? Да ничего особенного. Муж Таисии год назад умер, сын с женой жили в Тамбове. Все это я старательно занесла в записную книжку – чтобы не забыть. Почему-то все семейные истории имеют такую странную особенность: когда их слушаешь, кажется, что ни за что не забудешь, но минут через пять половина уже вылетает из головы, а через несколько дней понимаешь, что и вовсе почти ничего не помнишь. Так что теперь я все бабушкины и дедушкины рассказы старательно конспектирую, на память не полагаясь, – и так уже слишком много пропало безвозвратно.
- Куда же все Климовы и Каледины делись? – спросила я горестно. – Полно ведь было?
- Было, - вздохнула Таисия. – Да сплыло. Кого еще в антоновщину постреляли да сослали, кого позже. На фронте мужики многие погибли. А потом – кто умер, кто уехал. Так вот никого и не осталось. И не только у нас. Вот у мужа моего. Его отец в семье младший был, а всего – пятнадцать человек детей, представляете? И что? Мой Ленька – последний в семье. Нет, есть еще несколько девочек, но фамилия-то кончилась. У Лени с женой детей нет и, наверно, не будет.
В конце концов Таисия категорически отказалась брать с нас деньги на постой, разрешив нам жить столько, сколько захочется. Хоть все лето. Договорились, что она будет готовить, а мы – покупать продукты.
- Вот только спать… - замялась она. – Я-то в горничке. А вы сами решайте, кто где. Одна здесь на лежанке, другая в холодной, на кровати. Сейчас тепло, не замерзнете.
Мы со Светкой бросили монетку, и «холодная» досталась мне. Это была маленькая тесная комнатка с окошком на задворки. Таисия сказала, что раньше в ней летом жил сын. Хоть одна сторона печки и грела ее, зимой в ней все же было холодно, поэтому сын перебирался зимовать на лежанку. В «холодной» едва-едва помещались высокая кровать с металлическими спинками, небольшой шкафчик и стул у окошка. На полу красовался потертый красный коврик. На полочке – десятка два книг и еще одна икона, небольшая, в окладе. Кажется, Николай Чудотворец.
- Это из церкви нашей иконы, - пояснила Таисия, когда я подошла поближе, чтобы рассмотреть. – Когда ее закрывали, наши сельские много чего из нее забрали.
Светка выразительно выпятила губу: ясненько…
- Скажите, а прапрадеда нашего, управляющего графского, где дом? – спросила она.
