Светка выразительно выпятила губу: ясненько…
- Скажите, а прапрадеда нашего, управляющего графского, где дом? – спросила она.
- Каледина-то? Дай соображу. Это рядом с магазином. Дома-то давно нет. Сначала в нем детсад был, потом контора колхозная, а потом на этом же месте новую построили.
- А сама усадьба?
- Усадьбу сразу после революции сожгли. Сейчас на том месте магазин и есть. А вот моего деда дом до сих пор стоит. Ветхий, конечно, как решето. Ветер дунет, и упадет. Но все равно, считай, больше века простоял. Это с другой стороны села, у пруда.
- Там кто-нибудь живет?
- Федька немой живет. Приблудился откуда-то, увидел, что дом пустой, и поселился. Ну и пусть его. Жалко, что ли? Он тихий. Попивает, конечно, не без того. Но не буянит. Зато если что, всегда поможет. Сена там накосить или огород полить. За еду…
- И за бутылочку, - добавила Светка.
- Ну и за бутылочку. А что поделаешь? Здесь у нас мужики здорово заливают, - вздохнула Таисия. – Вот и мой Иваныч с водки сгорел. Не старый еще, жить да жить… Ладно, девчата, устраивайтесь, а я пойду к подружке схожу, к Полине. Покалякать. Телевизора-то у меня нет. Есть вернее, да антенна что-то не работает. Скучновато у нас. По выходным в клубе кино или танцы, а на неделе – только в гости ходить.
Таисия ушла, я застелила кровать ветхим постельным бельем, пахнущим донником, и вышла на крыльцо. Дождь кончился, небо расчистилось. Темнело на глазах. Запад клубнично багровел, на востоке уже зажигались первые звезды. Где-то страстно пели лягушки.
Как-то там мои, в который уже раз подумала я. С ума, наверно, сходят. После моего путаного объяснения вряд ли Лешке стало спокойнее. Может, позвонить ему? Есть же здесь какая-нибудь почта. Пусть приедет. Все не так страшно будет.
Именно сейчас, в это совершенно незнакомом месте, в темноте, которую едва пронизывал свет из двух окошек, меня охватил страх. Нет, не страх, а какой-то панический ужас. Такого не было даже в квартире Павла, в милиции на вокзале и в тамбуре поезда. Там, по крайней мере, все было хоть и страшно, но более или менее понятно. Здесь же был нечто мистическое. Словно из темноты подкрадывалось какое-то неведомое существо, от которого нет спасения. Нет?
«Живый в помощи Вышняго…» - зашептала я.
Когда дед мой в 42-ом восемнадцатилетним парнишкой уходил на фронт, мать дала ему написанный на бумажке 90-ый псалом: «Живый в помощи Вышняго». В семье в Бога верили мало, хотя все были крещеные и венчанные. Дед был примерным комсомольцем, но псалом взял и всю войну держал в кармане. Где его только не носило, в том числе и на передовой. От Москвы до Берлина дошел. И за всю войну три крохотные царапины: в лоб, в колено и в грудь. Причем один осколок прямо у сердца пробил металлический портсигар, в котором застрял. А листочек этот потом еще долго у него хранился, пока не потерялся в многочисленных переездах.
Сзади стукнула дверь, и наваждение пропало. Я с трудом перевела дух. И правда, зачем звонить? Только еще больше все запутать.
- Сидишь? – спросила Светка. – Гадины этой свинской нет? А то мне опять приспичило.
Она побрела в сторону хозяйственных построек, где сбоку притулилась крохотная будочка с прорезанным в двери окошком-сердечком.
- Ольга! Иди сюда! – донесся откуда-то из сгустившегося сумрака ее ликующий вопль.
- Что там?
- Смотри! Смотри, что я нашла!
Подойдя поближе, я увидела, что Светка стоит у сарайчика и держит в руках лопату.
- Тоже мне находка. Я тебе уже говорила. Если ты пойдешь с этой лопатой в лес, то полсела побежит смотреть, что ты там такое копать собираешься.
- Ни фига! Мы с тобой сейчас пойдем и спрячем ее в лесу. Пока никто не видит.
- Сдурела?! – возмутилась я. – Ты днем идешь по лесу и от каждого шороха дергаешься, а тут ночью. Не говорю уже о том, что мимо свиньи боишься пройти.
- При чем тут свинья? И по лесу я не собираюсь бродить в потемках. Где-нибудь на опушке спрячем.
- Послушай, а с чего ты взяла, что клад обязательно в лесу? Он может где угодно быть.
- А что тогда граф делал в лесу, когда его убили?
- Грибы собирал. Для пропитания. Или ягоды. Или моцион делал.
- Ха. И еще раз ха. На что спорим – клад в лесу?
- Не буду я с тобой спорить.
- Ну вот и не спорь. Так идешь со мной или нет?
- А Таисия лопату искать будет? – вяло сопротивлялась я, понимая, что все равно сдамся и потащусь с ней в лес.
- Да прямо так ей лопата нужна каждый день. Мы же не насовсем ее забираем. И потом, мало ли кто ее мог свистнуть. Если уж у нее свинью пытались украсть, то лопату – и подавно могут увести.
- Да мы там ноги переломаем. Ни фига уже не видно.
- И очень хорошо! – безапелляционно отрезала Светка. – И нас никто не увидит. На худой конец у меня есть ручка-фонарик. Сейчас возьму в сумке, и пойдем, пока бабка не вернулась.
Проклиная все на свете и спотыкаясь на каждом шагу, я брела за Светкой по мокрой траве через поле к черной полосе леса на горизонте. Чтобы случайно не попасться кому-нибудь на глаза, мы пошли не по улице, а задворками, за огородами и сараями. Несколько раз я наступала на что-то мягкое и скользкое – не надо особенно гадать что. Судя по Светкиным чертыханиям, она - тоже.
От ручки-фонарика проку, разумеется, было мало. А точнее, вообще никакого. Говорят, чтобы хорошо видеть в темноте, надо съесть пару кусков сахара и посветить в глаза красным светом, чего у нас все равно не было. В конце концов что-то мы начали различать, но до кошек все равно было очень и очень далеко.
Неожиданно откуда-то выкатился вполне упитанный месяц, и мы смогли разглядеть свои руки и ноги. Однако очень глубокую канаву по краю леса все же не увидели. Шагнув с узкой дорожки, огибающей поле, Светка с визгом полетела вниз. Я не успела затормозить и последовала за ней. На камень попало колено, но искры посыпались из глаз.
- Эй, ты жива? – Светка дернула меня за волосы, от чего я взвизгнула не хуже, чем она. – Я лопатой чуть брюхо не пропорола. Кажется, штаны порвала.
- Слушай, давай лопату спрячем и обратно пойдем, - взмолилась я. – Прямо здесь, в канаве. Тут, вроде, кустики какие-то, никто не увидит. А что в лесу найдешь, неизвестно.
- Да какие кустики! – возмутилась Светка, карабкаясь по обрывистому склону оврага к лесу. – Это тебе в темноте кажется, что не видно. А пойдет кто-нибудь днем по дороге и все прекрасно увидит. Это же лопата, а не карандаш. Если хочешь, постой здесь, я быстро. Только не уходи никуда.
Я присела на край канавы, свесив вниз ноги: все равно джинсы уже было мокрые и грязные. Светка с лопатой наперевес скрылась за деревьями. Тоненький, с волосок, лучик фонарика исчез, и я поняла, что какое-то мизерное количество света от него все же было – потому что стало совсем темно.
Светка не возвращалась что-то уж слишком долго. Часы на руке я не ношу, предпочитаю вместо них сотовый, поэтому мне показалось, что прошло не меньше получаса.
- Свет, - вполголоса позвала я. И чуть громче: - Света! Ты где?
Из-за кустов, метров на тридцать левее, вынырнул темный силуэт.
- Ну куда ты пропала, свин болотный? – я пошла ей навстречу вдоль канавы. – Сколько можно ждать?
Силуэт повернулся ко мне, и в этот момент я услышала дикий Светкин вопль:
- Беги, дура!
Вопль доносился откуда-то из-за моей спины. Оглянувшись, я увидела, как Светка несется через поле к околице. Силуэт, который я приняла за нее, замер на месте, но через мгновение пошевелился и двинулся в мою сторону. Наверно, в моей голове произошло какое-то короткое замыкание, потому что я не бросилась бежать вслед за Светкой, а бросилась в лес, ломая кусты, как лось.
Бежать через лес и днем-то крайне неблагодарное занятие, а уж ночью, когда под собственным носом ничего не видишь… Остается только удивляться, как я не напоролась на какой-нибудь сук или хотя бы не выколола глаза. Всего-навсего порвала рукав кофты и поцарапала щеку. Впрочем, это я обнаружила уже потом, когда вернулась к Таисии. А в тот самый момент поняла, что заблудилась, только и всего.
Хотя слово «заблудилась» сюда не очень годилось. Заблудиться – это значит, не знать, куда идти. А я не только не знала, но и не видела. Где-то чернота была чуть гуще, я вытягивала в ту сторону руку и дотрагивалась до влажных листьев или шершавой коры. В этой темноте лес жил, дышал. Я слышала какие-то шорохи, потрескивания и даже не могла понять, с какой стороны.
Вряд ли я могла далеко убежать от опушки. Но в какую сторону идти, чтобы вернуться?
У меня было всего два варианта на выбор: сесть и сидеть до рассвета или же идти на ощупь, куда глаза глядят. То есть не глядят. А лес этот, по словам дедушки, огромный, с болотами. В нем когда-то прятались целые антоновские, как их называли, банды. Я могла забрести в такие дебри, что разыскивать потом пришлось бы с помощью МЧС. А могла просто утонуть в болоте. Интересно, здесь есть дикие звери? Наверно, есть. Волки, например. Или даже медведи. А еще страшнее – люди. Нет, пожалуй, лучше сесть и затаиться.
