– Вперед! – крикнул лейтенант.
Они подхватили одеяло за углы и бросились вниз по склону.
Его толкнули его в плечо. Андрей почувствовал, как чья-то рука подхватывает угол одеяла, и разжал сведенные судорогой пальцы. Теперь можно было пойти медленнее и дать носильщикам уйти вперед. Андрей оглянулся. Сумрак валился на гору, как густой снегопад. Только что – они не прошли и трехсот метров – вершины заливал ласковый закатный свет солнца. А пять минут спустя ночь набросила на горы прозрачное покрывало. В фиолетово-синеватом небе над вершиной уже можно было различить первые бледные звезды. А ниже звезд, чуть не цепляя близкую еще вершину, неслись над головами малиновые строчки трассеров.
Андрей догнал группу и, толкнув плечом шатающегося бойца, стал перехватывать из его руки край одеяла. Он постарался подстроить свои шаги под общий ритм, и, когда это удалось, раненого перестало мотать. Андрей пробежал сотню шагов, и пальцы снова схватила судорога. Рядом с его кистью мелькнула рука с ножом. Нож был обыкновенным, раскладным, с черной рукояткой в виде вытянувшейся в прыжке белки, из тех, что на гражданке берут на пикники, чтобы нарезать хлеба и колбасы. И этот непонятно откуда взявшийся в этих горах нож полоснул грубую ткань одеяла рядом с его рукой, сделал прореху, и тут же другая рука прошла в нее, приняв тяжесть ноши на себя.
Андрей снова отстал и оглянулся, ожидая увидеть духов на склоне за спиной. Но склон по-прежнему оставался пустым, а небо над ним наливалось темной синевой, все более густой, но по-прежнему прозрачно-стеклянной. Еще один рывок вперед, и группа скрылась в ложбине. Андрей спустился следом, и пригорок закрыл от него вершину. Посмотрев по сторонам, Андрей увидел неподалеку Мурада. Тот медленно пятится вниз, задирая ствол своего пулемета к вершине пригорка, а справа, по соседнему склону, толпой сбегали бойцы второго взвода.
– Пошли, Мурад. Догоняем своих! – на последнем дыхании выдавил из себя Андрей.
Они бегом спустились к подножью очередного холма. Вокруг уже была темнота, только вверху слегка светилось небо, чуть подсвеченное лучами ушедшего за горы солнца, да уходили вверх редкие одиночные трассеры.
* * *
В пустом баре играет ненавязчивая мелодия, и водка, ударив в голову, заставляет окружающий мир слегка покачиваться в такт музыке. Жмурясь от блаженства, я сквозь оконное стекло рассматриваю склон горы с темным провалом пещеры. Скоро оттуда должны появиться наши экскурсанты.
В музыку вклинивается телефонный писк, бармен за стойкой снимает трубку и молча слушает. Любезная полуулыбка на его лице сменяется по очереди сосредоточенностью, озабоченностью, тревогой. Он что-то отвечает, а затем опускает руку с трубкой под стойку. Разговор окончен. Но рука не остается внизу, видимо, набирает номер. Он напряженно ждет несколько секунд, а потом начинает быстро говорить. За музыкой я не только не слышу слов, даже не могу уловить интонации, но по его напряженному лицу видно, что передается серьезная информация. Мне становится тревожно. Нервы шалят или действует водка? Солнечный день начинает меркнуть на глазах, и уже не радует вид спокойных гор в светлой зелени. Бармен снова опускает трубку за прилавок, оглядывает пустой зал и встречается взглядом со мной. Несколько мгновений мы смотрим друг другу в глаза, потом он отводит взгляд. В воздухе уже звенит тревога, она давит мне на уши все сильнее, становится просто невыносимой, так что возникший вдалеке вой сирены кажется облегчением. Звук приближается, обернувшись к широкому окну, я вижу белый фургон с красными крестами, аккуратно катящий по пешеходной дорожке. Звук сирены и мелькание проблескового маячка не вяжутся с черепашьей скоростью, с которой машина приближается к нам. Хочется сказать себе, что это, видимо, за мной, но, вспоминая напряженное лицо бармена, я не могу позволить себе так шутить даже в мыслях. Фургон проезжает мимо кафе и останавливается возле выхода из пещеры. Фигуры в белых халатах скрываются в темноте. Мне не нужно ничего спрашивать, и так все понятно. Остался только один вопрос: «Кто?»
Вскоре они снова появляются на улице, но уже вместе с людьми в черных комбинезонах, которые помогают тащить носилки. Человек укрыт одеялом до подбородка. Врачи лезут в фургон и принимают носилки. Мягко захлопывается дверца, и машина так же плавно и осторожно движется по дорожке назад.
Встаю, залпом допиваю свою водку и подхожу к стойке, чтобы расплатиться. Все… Экскурсия окончена.
Спустя несколько минут из пещеры начинает выходить наша группа, и я с тревогой ищу глазами своих спутниц. Галина и наша чешская пани появляются одними из первых, жмурятся на ярком солнечном свете, потом, разглядев меня, направляются к кафе. Пока идут, внимательно осматриваю выходящих из темноты людей. Внутри меня борются два чувства. Облегчение от того, что с моими все в порядке, омрачено сознанием, что кому-то все же не повезло.
Мне показалось, или на самом деле я видел серый шарф, выглядывающий из-под одеяла? Неужели это та молодая, красивая женщина, на которую я смотрел у входа в пещеру? Не могу забыть ее взгляда там, в ущелье, когда мне стало тошно и я решил повернуть назад.
* * *
Прошло уже немало времени с тех пор, как они скатились с вершины. Вокруг разливалась ночная тьма, и в ней едва угадывались очертания склонов, по которым они спускались. Да еще были смутно видны горы на противоположной стороне долины, под таким ракурсом их силуэты выглядели до того незнакомыми, что Андрей вскоре совсем запутался и потерял направление. Впрочем, теперь это было неважно, ведь их вел ротный, а значит, потеряться они не могли.
Теперь, когда вокруг было много народа, он лишь изредка приходил на помощь носильщикам, сменяя какого-нибудь уставшего бойца, и каждый раз, берясь за край одеяла или продевая руку в очередную прорезь, он чувствовал возрастающий вес тела раненого бойца. Казалось, уходящая жизнь оставляет вместо себя дополнительную тяжесть. А может, это просто была тяжесть земных грехов, которые отлетающая душа оставляет ненужному теперь телу?
– Что у вас случилось, – обратился к нему шедший рядом боец, – ранило кого или убитого тащим?
– Раненый, – коротко отозвался Андрей.
– Слышь, Москва, это ты, что ли? Кого ранило-то? – не отставал боец.
Андрей узнал голос Юрки Суханова, дембеля из второго взвода.
– Отвали, Юрец! Ты все равно его не знаешь. Молодой это, с нашего взвода.
– Ну, тогда ничего. Молодой – это дрова, им все равно еще служить, как медным котелкам. Главное, наш призыв-то цел?
– Хрен ли ты понимаешь! – оборвал Андрей. – Вали дальше.
Впереди встали, и колонна постепенно сбилась в кучу. Остановился и Андрей. Непонятно было, зачем нужно устраивать привал вот так, прямо на середине склона, но у него уже не было сил обдумывать это. В голове болтались, поворачиваясь разными гранями, обрывки только одной мысли: «Ушли – где погоня – скоро ли начнется стрельба – сколько еще жить?» Он даже вздрогнул от неожиданности, когда совсем рядом раздался усталый голос, хриплый, но неожиданно отчетливый в ночной тишине:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
