Видимо, пожалели двуногого. И еды ему, убогому, притащили.
В итоге, подарочек я закинул в рефицератор медицинской капсулы. Буду, если что, состоять на несколько процентов из ящерицы: не пропадать же добру!..
А в хранилище я обнаружил упаковку галет.
Вот хотите верьте, хотите нет — я не знал, что такое галеты… Ну, то есть, понимал, что это какой-то снек, но никак не думал, что это просто квадратное печенье.
Из интереса раскрыл упаковку. И даже надкусил одну галету — никакого вкуса. Ну почти. Будто пресный хлеб жуешь, ещё и чёрствый. Однако, как уверяло описание, в составе этого псевдохлебушка было много полезного.
Поэтому я всё-таки сжевал безвкусную галету и кусок копчёного мяса. А потом запил водой и отправился спать, очень надеясь, что мне не приснится ничего из того, что сегодня довелось увидеть.
Ни Мелкий и его ароматное трико. Ни гигантский веган, не брезгующий витаминками. Ни меховая ящерица, которая однажды (надеюсь, нескоро!) станет частью нового Вано...
Правило №1 успешного и живого колониста незнакомых планет
Для выживания в незнакомом мире нужно быть сильным, смелым и сообразительным. Но настоящий колонист в первую очередь должен уметь хорошо, сразу, быстро и долго бегать. Не задыхаясь, не чувствуя стыда от содеянного, боли от сбитых ног и усталости, полностью отдаваясь процессу перемещения из точки А (место встречи с опасностью) в точку Б (безопасное место).
Настоящий и живой колонист может (и даже должен для психологической разрядки) стыдиться, жаловаться на боль, плакать, истерически смеяться, а также рефлексировать любым другим способом по поводу своего перемещения из точки А (место встречи с опасностью) в точку Б (безопасное место). Но исключительно тогда, когда уже находится в точке Б.
Любая попытка совершить рефлексивные действия в точке А, а также в любой части отрезка на прямой (а также кривой и просто в пространстве) между точками А и Б, с высокой вероятностью приведёт к тому, что колонист станет мёртвым. А, следовательно, неуспешным, потому что труп колониста не может ничего колонизировать, а только лишь удобрить.
Уточнение №1 для Правила №1 успешного и живого колониста неизученных планет.
Колонист должен бежать, но не обязан спасаться бегством. Любое бегство — это бег. Не всякий бег — это бегство.
Иногда бегство — это наступление, а наступление — на самом деле, бегство. Да, эта концепция поначалу сложновата для понимания. Но... Просто… Шевели ходулями, колонист! А что именно ты делаешь — осознаешь уже в процессе. Потому что для колониста бег — это жизнь, здоровье и общая целостность организма...
Уточнение №2 для Правила №1 успешного и живого колониста неизученных планет.
Бегство как образ жизни и насущная необходимость должно превалировать над чувствами, моральными ограничениями –и даже естественными потребностями.
Согласно Уточнению №1 для Правила №1 успешного и живого колониста, бег — это жизнь. А в жизни можно делать всё! Страдать и радоваться, сгорать от стыда и делать свои делишки –даже на бегу!
А если вы с этим не согласны, то, вполне возможно, вы делаете это в последний раз!
Следствие из Уточнения №2 для Правила №1 успешного и живого колониста неизученных планет: вовсе не обязательно постоянно бегать или учиться ходить по нужде на бегу. Но если опасность реальна и неотвратима, то стоит научиться сразу переключаться из режима «размеренная жизнь» в режим «жизни на бегу».
Иначе жизнь-то можно и потерять.
Глава 9. Ваще чот не по плану
Дневник Листова И.А.
День шестнадцатый. Когда не надо выходить из дому
Вставать пришлось затемно. Я не люблю вставать затемно. И даже по будильнику просыпаться не люблю. А ещё я считаю, что общемировая победа «жаворонков» над «совами» в плане режима — это крайне несправедливая веха истории. И, чего уж там, настоящий диктаторский режим в человеческом мире.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
А, проще говоря, какое-то форменное издевательство: встаёшь, зеваешь, на улице — темнота, а тебе куда-то в эту темноту идти... Б-р-р-р! С детского сада никак не оправлюсь от этой моральной травмы — до сих пор…
Но, кроме того, я понимаю кое-что другое. Через пять лет вечернее освещение с этой планеты отъедет — вместе с капсулами. И после заката заняться людям будет нечем.
Ещё я помню, что искусственное освещение было штукой хлопотной и дорогой до изобретения лампочки накаливания. Поэтому распорядок дня подгоняли под единственный доступный термоядерный реактор (до изобретения, собственно, термоядерного реактора) — то бишь, Солнце. Я слышал, были времена, когда даже время переводили — чтобы поменьше электричества жечь…
В общем, ближайшие перспективы у «сов» опять выглядят печально. Поэтому, когда меня затемно будят, приходится вставать — проклиная всех и вся, страдая и причитая… А будят меня, потому что сам я не встану — и даже не просите.
Но в этот раз я так себя накрутил, что проснулся сам. За минуту до побудки. Что вдвойне удивительно, потому что уснул довольно-таки поздно.
И вот тут я впервые задумался о том, что, возможно, отношусь к тому, что происходит в нашей группе, серьёзнее, чем кажется. Причём уровня серьёзности по-настоящему не понимал даже я сам. Не знаю уж, что послужило той первопричиной, которая заставила меня пересмотреть мою картину мира… Но факт есть факт.
Почему-то я больше не воспринимал нашу группу как временное явление. И принял то, что с людьми, которые составляют её костяк, я застрял всерьёз и надолго. А искать других людей, надеясь на лучшее — не стоит. От добра добра не ищут.
— Я насчитал тебе за прошлый день вознаграждение в тридцать восемь баллов, — сообщил СИПИН. — Тебе расшифровка нужна?
— Нет, — ответил я, немного подумав.
Расшифровка мне и в самом деле не требовалось. Не то, чтобы я знал, за что их начислили, но предполагать-то мог. И сумма была не сказать, чтобы большая, так что любопытство не мучало. Начислил — и начислил, спасибо за это.
— СИПИН, подскажи мне… А что будет, если вся группа проголосует за переселение, а один человек — нет? — подавив зевок, поинтересовался я.
— Он будет исключён из группы. И не будет переселён, — ответил СИПИН.
— А если этот человек не может проголосовать? Скажем так, по объективным причинам? — не отставал я.
— Позже он может найти группу и переселиться за сто баллов, — сообщил мне СИПИН безапелляционным тоном, но потом всё-таки смилостивился и добавил: — Аня вообще-то очнулась. Хватит нервничать!
Вообще-то он никогда не рассказывает о других колонистах. Во всяком случае, так сам СИПИН утверждает. С другой стороны, мотивы нашего инструктора остаются лично для меня загадкой. Ведь СИПИН не просто робот — он личность. Пусть и кибернетическая.
И что самое удивительное… Да, я уже прямо-таки подозревал его в этом: он, похоже, не имитирует эмоции. СИПИН может скучать, злиться и радоваться — а значит, способен испытывать симпатию. Не знаю уж, как и в чём она выражается у кибернетических организмов... Однако, сдаётся мне, что это очень вероятно. И к нашей группе он какую-то симпатию испытывает.
Поэтому, когда СИПИН в нарушение собственных правил рассказал про Аню, я не особо удивился. Захотел — и рассказал. Значит, настроение у него сегодня такое, чтобы рассказывать. Жаль только, выстроенный план перемещения Трибэ и Ани по воздуху накрылся медным тазом.
Когда я вышел из капсулы, ёжась от утренней прохлады, меня уже ждал завтрак. И большая часть нашего небольшого отряда. Костёр жарко горел, пожирая остатки дров. Перевозить их с собой не было смысла. Вот и жгли напоследок.
Трибэ сидел у костра и следил за мясом. Рядом пристроилась Аня. Выглядели они не то чтобы сильно здоровыми. Кожа бледная, щёки впалые — да и похудели сильно, пока лечились. Бульоном-то особо не наешься, сколько ни вливай.
