– Я похож на самоубийцу? – иронизирует он и, переводя задумчивый взгляд на панораму ночного города, добавляет. – Хотя я бы в любом случае не стал ничего никому рассказывать. Моралистом или поборником правды никогда не был.
– И все же ты осуждаешь меня, – невесело подытожив, опускаю взгляд себе под ноги. Видеть разочарование и едва скрытое презрение не хочется, но последовавший ответ удивляет.
– Нет, Насть. Как раз –таки, не осуждаю. Более того, я бы поступил точно так же: предал бы всех на свете, по головам бы пошел, если бы был хоть какой-то намек на взаимность. Но суть в том, что у тебя его нет.
– Почему ты так решил? – возражаю, задетая за живое, за самое уязвимое.
– А что, он уже подал на развод? – продолжает Илья бить точно в цель, и на меня от отчаяния накатывает злость.
– По-твоему, это так просто? Думаешь, легко перечеркнуть двадцать лет брака? У него двое детей, серьезный бизнес, к тому же сейчас проблемы. Все это требует времени и…
– Знаешь, что я думаю? – обрывает Терехин мою нелепую попытку защититься и убедить не столько его, сколько саму себя в том, что все не зря. – Возможно, я – наивный идиот и романтик, но я считаю, что если любишь, то все легко! И не надо мне говорить про возраст. Любовь всегда одна! И в ней нет места разуму, расчетам и выгоде. Когда любишь, плевать на все и всех, на любые последствия! Есть твой любимый человек и он – твой главный приоритет. Если это не так, то никакая это не любовь. Суррогат. И ты считаешь точно так же, иначе светилась бы сейчас от счастья, а не прятала глаза.
Что сказать? Он прав. Я верю именно в такую любовь, хочу именно такой любви, и от этого мне очень-очень плохо, ибо у Долгова она и близко не такая.
Илья встает с кровати и подходит ко мне. Касается кончиками пальцев моего лица, заставляя поднять взгляд. Я смотрю на него сквозь пелену слез и от сдавившей изнутри боли, не могу сказать ни слова. Впрочем, слова и не нужны. Он все видит сам.
– Не любит он тебя, зай. Совсем не любит, – шепчет, стирая невольно покатившуюся по моей щеке слезу. Сглатываю колючий ком и дрожащими, непослушными губами выдыхаю:
– Я люблю. Очень сильно его люблю.
Илья усмехается, не скрывая горечи, качает головой и, ничего больше не говоря, прижимает меня к себе. Аккуратно обнимаю его и, уткнувшись в худое, но рельефное плечо, даю волю своей боли и грусти, в который раз сожалея, что не встретила такого замечательного парня раньше.
Ведь все могло быть по-другому. Ведь могло быть? Мне почему-то хочется думать, что да. Однако теперь это уже не имеет никакого значения.
– Я, наверное, пойду. Тебе нужно отдыхать. Еще раз прости, пожалуйста, что создала тебе проблемы, – отстранившись, бормочу неловко.
– Останься еще немного. Фильм вместе посмотрим, – просит вдруг Илья. Вскидываю удивленно бровь, не понимая его порыв, но он тут же поясняет. – Мы ведь можем быть друзьями. Вроде бы у нас неплохо получалось.
– Да, но…
– Что? Сергей Эльдарович будет против? – бросает он насмешливо, что естественно, задевает.
– Не в этом дело. Просто… – я не знаю, как объяснить все свои сомнения, и опасения, поэтому просто спрашиваю. – Ты уверен?
Он согласно кивает, а я все еще не могу поверить.
Мне очень хотелось вернуться к тому непринужденному общению, которое было у нас в начале осени, но я не смела и надеяться, что Илья сам предложит остаться друзьями, и хотя понимаю сейчас, что вряд ли это хорошая идея, отказаться не хватает сил.
Мне нужен хотя бы один человек, с которым я могла бы быть честной. Поэтому, улыбнувшись, тоже согласно киваю.
– Тогда я выбираю фильм? – заключает Илья.
– Выбирай, а я пока немного уберу этот кошмар, – поморщившись, обвожу взглядом валяющийся возле кровати мусор.
– Брось, завтра придет домработница.
– Нет, я не могу на это смотреть.
– Ну, как знаешь. Только я тебе не помощник, наклоняться не могу, – смущенно признается он, отчего у меня вновь все сжимается внутри.
– Отдыхай. Я сама разберусь, – мягко заверяю его и, спохватившись, уточняю. – А когда приедут твои родители?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
– Они не приедут. Это моя квартира. Мне как стукнуло восемнадцать, сразу стал жить отдельно.
– Везет, – вздыхаю тяжело, принимаясь за уборку. Пока собираю мусор в мешок, мы обсуждаем, какой посмотреть фильм. Остановившись на триллере «Семь» с Брэдом Питтом, идем на кухню и, обнаружив в холодильнике несколько сортов сыра, купленного заботливой мамой Ильи, делаем сырную тарелку к пиву. Не то, чтобы я его любила, но сейчас ужасно захотелось.
Когда Илья с подносом уходит на второй этаж, у меня начинает звонить телефон. На дисплее высвечивается имя Долгова.
Как и всегда, у меня учащается пульс. Но, помедлив, сбрасываю звонок и ставлю телефон на беззвучный режим.
Наверное, нужно отправить какую-то смс, чтобы не волновался, но не хочу. Я все еще под впечатлением от разговора и мне снова обидно. К черту его волнение! Пусть о жене своей волнуется и играет добропорядочного муженька.
Да. Ревность снова взяла надо мной верх и, как я ни старалась напомнить себе, к чему это привело в прошлый раз, пересилить себя не смогла. Бросаю телефон в сумку в прихожей с намерением перезвонить позже и иду смотреть фильм.
Переключиться, конечно, удается не сразу. Мысли то и дело возвращаются к Долгову. Я боюсь его гнева, а то, что он разозлится, даже не сомневаюсь.
Нервно кусая губы и едва сдерживаясь, чтобы не броситься писать смс, сижу, как на иголках первые пятнадцать минут фильма, пока Илья не начинает строить предположения касательно убийцы. В какой-то момент меня тоже захватывает, и беспокойство отступает. Даже кажется глупым и смешным.
В конце концов, что такого в том, что не ответила на звонок? Может, я уже спать легла или кто-то из родных рядом. Да куча всяких причин может быть!
Успокоенная собственной логикой, полностью сосредотачиваюсь на фильме. Смотрим мы его с Ильёй почти молча. Терехин лежит на кровати и жуёт сыр, я сижу в кресле напротив и пью уже вторую бутылку пива. С одной стороны, все это выглядит странно и немного неловко, но на душе легко оттого, что между нами больше нет нерешенных вопросов. И пусть, как осенью, уже никогда не будет, все же мы вполне можем без надрыва находиться в одной компании.
Постепенно от выпитого пива и предыдущей бессонной ночи меня начинает клонить в сон. Сама не замечаю, как проваливаюсь в него. Но выспаться, как следует, не удается.
– Зай, просыпайся, – шепчет вскоре Илья, нежно гладя меня по лицу, убирая с него волосы.
– Сейчас, еще пару минут и поеду, – решив, что он по этой причине меня будит, бормочу невнятно.
– За тобой приехали, заюш, ждут.
– Кто приехал? – моментально проснувшись, испуганно оглядываюсь, ничего не понимая.
Я ведь сказала маме, что поехала к Илье. Неужели Долгов? О, Господи! Он что, совсем с ума сошёл?!
Разволновавшись, торопливо собираюсь и выхожу вместе с Ильёй на лестничную клетку, где меня ожидает какой-то двухметровый амбал.
– Наденьте, – вытаскивает он из спортивной сумки огромную, темно-синюю, мужскую куртку с капюшоном и белым значком "Nike" во всю спину.
– Вы кто? – нахмурившись, смотрю на его квадратное лицо. И почему все эти «торпеды», как на подбор похожи на троллей?
– Я от Сергея Эльдаровича, – подтверждает он мои опасения, отчего под ложечкой начинает неприятно ныть. Тем не менее, виду, что струхнула, не подаю и, вскинув голову, ровным голосом уточняю:
– И что он просил передать?
– Что ждет вас внизу.
– Он здесь? Но там же охрана! – мгновенно слетает с меня маска невозмутимости.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
– Надевайте, я вас выведу, – цедит мужчина сквозь зубы и вручает мне куртку. Спорить, естественно, нет смысла, но я все же в целях безопасности достаю телефон и с ужасом смотрю на кучу гневных сообщений, последнее из которых гласит:
«Если ты сейчас же не возьмешь трубку, я приеду за тобой и тогда пеняй на себя!»
