В переводе Марка Юсима данный отрывок читается следующим образом: «Опыт показал, что Франция способствовала росту влияния в Италии Церкви и Испании, и это привело к ее собственному краху. Отсюда можно извлечь общее правило, почти непреложное: кто делает другого могущественным, тот погибает, ведь наделять могуществом можно с помощью либо силы, либо умения плести интриги, а оба этих качества вызывают подозрение у ставших могущественными людей». По Михаилу Фельдштейну: «Отсюда вытекает общее правило, которое никогда или редко оказывается ошибочным: кто помогает могуществу другого, тот погибает, ибо могущество это создано им искусством или силой, а то и другое вызывает подозрительность того, кто могущество приобрел». Судя по заметкам на полях сохранившихся рукописных копий, этот тезис вызвал интерес у первых читателей «Государя»[235].
Интересно сравнить это замечание с описанием Макиавелли в «Истории Флоренции» отношения клана Медичи к семейству Пацци, которое поддерживалось папой Сикстом IV в ущерб правителям Флоренции[236]. Смысл идеи Макиавелли совершенно ясен: в политике не следует укреплять силы кого бы то ни было, кто может представлять потенциальную опасность. Позитивного ответного отношения не будет, реакция в конечном счете обязательно окажется негативной. Кажется, что эта максима больше распространяется на межличностные отношения, но флорентийец счел возможным применить ее и к международной политике.
В заключение – одна ремарка. Есть целый ряд авторов, которые выводят значительную часть максим флорентийца из работ его предшественников. На мой взгляд, это своеобразная интеллектуальная игра, редко когда имеющая отношение к взглядам Макиавелли. Например, в случае с «общим правилом», которое дал в конце данной главы автор «Государя», имеется точка зрения, что оно имеет прямое отношение к аристотелевскому совету тиранам, данному в «Политике»[237]. Проблема здесь не только в том, что Аристотель имел в виду несколько другое[238]. Основное возражение сводится к тому, что вполне возможно прийти к сходным мыслям из анализа схожей ситуации без прямого заимствования идей другого.
Глава IV
Почему царство Дария[239], завоеванное Александром, не восстало против преемников Александра после его смерти
Здесь уже в заглавии видно, что обращение Макиавелли к термину принципат является откровенно осознанным и имеющим сравнительно большую смысловую нагрузку, чем принято считать. Автор мог бы воспользоваться понятием «принципат Дария», но вместо того использовал в заглавии слово regnum, то есть царство или королевство. Что никоим образом не согласуется с существующим мнением, что принципат является монархией.
Как бы то ни было, одно из двух: либо принципат, то есть единовластное правление, для флорентийца не было синонимом этого самого единовластного правления по тому образцу, который он называл «восточным», либо значение понятий не имело для него решающего значения. Возможно, что справедливы оба предположения.
В целом в этой главе Макиавелли концентрируется на проблемах нового государя и пытается показать трудность осуществления его функций в тогдашних условиях, когда успешному властителю потребуется даже больше virtù, чем македонскому покорителю Персии. Автор также пытается подвести читателя к часто проводимой в этой книге мысли, что если новый государь будет придерживаться его советов, то он сможет сохранить власть и осуществить свою миссию, несмотря на все трудности.
Рассмотрев, какого труда стоит удержать власть над завоеванным государством, можно лишь подивиться, почему вся держава Александра Великого – после того, как он в несколько лет покорил Азию и вскоре умер, – против ожидания не только не распалась, но мирно перешла к его преемникам, которые в управлении ею не знали других забот, кроме тех, что навлекали на себя собственным честолюбием.
Обратим внимание, что государство в данном отрывке – stato. Акцент вроде бы перемещается на территориальную общность. Марк Юсим дает такую интерпретацию перевода: «Узнав о трудностях, связанных с удержанием новых владений, кто-то может задать вопрос, почему не вспыхнуло восстание в Азии, которой Александр Великий овладел за несколько лет и вскоре после этого умер. Следовало ожидать крушения его государства, однако преемники Александра удержались у власти, и единственным препятствием, которое встретилось им при этом, были раздоры между ними, вызванные их собственным властолюбием». А вот перевод Михаила Фельдштейна: «Если обдумать, как трудно удержать вновь приобретенное государство, можно было бы удивляться тому, что случилось после смерти Александра Великого, ставшего в несколько лет властелином Азии и скончавшегося почти сейчас же после ее завоевания; казалось естественным, что все это государство восстанет; тем не менее преемники Александра удержались там, не встретив при этом иных трудностей, кроме тех, которые из-за собственного их властолюбия создались в их же среде». Различия в переводах понятны и, надеюсь, не требуют разъяснений.
Как бы ни относиться к разночтениям, Макиавелли начинает главу не столько риторическим, сколько драматургическим приемом. Он сам формулирует интеллектуальную загадку для читателя, чем делает дальнейшее чтение интереснее и напряженнее. Возможно, он уже с самого начала знает, каким образом ее решить.
В объяснение этого нужно сказать, что все единовластно управляемые государства, сколько их было на памяти людей, разделяются на те, где государь правит в окружении слуг, которые милостью и соизволением его поставлены на высшие должности и помогают ему управлять государством, и те, где государь правит в окружении баронов, властвующих не милостью государя, но в силу древности рода.
А вот здесь государства это уже principati, а государь – principe. У Марка Юсима этот отрывок звучит следующим образом: «На это я отвечу, что все известные доныне принципаты были управляемы одним из двух способов: либо в них был один государь, а все прочие подневольные слуги, содействующие ему в управлении по его милости и соизволению, либо государь правил вместе с баронами, которые обладали своим саном не по прихоти властителя, но благодаря древности происхождения». Тут, на мой взгляд, нет вроде бы неожиданной смены терминологии. В данном отрывке речь идет исключительно о способе правления. Кроме того, Макиавелли при всем его пристрастии к универсальности политических максим и исторических примеров, все же ориентируется главным образом на итальянские реалии его времени. Отсюда подсознательные (а может быть, и нет) principati, в то время как дальше в главе предполагается рассмотреть опыт не только Франции, но и Турции, ведущего мусульманского государства той эпохи, весьма далекого в плане правления от европейского принципата.
Бароны эти имеют наследные государства и подданных, каковые признают над собой их власть и питают к ним естественную привязанность. Там, где государь правит посредством слуг, он обладает большей властью, так как по всей стране подданные знают лишь одного властелина; если же повинуются его слугам, то лишь
