дверь, взбежала по лестнице, вздрагивая от удерживаемых рыданий, кое-как открыла замок, ввалилась в квартиру.
Как она очутилась в своей комнате, Рита уже плохо помнила, а когда немного пришла в себя осознала, что лежит на кровати, уткнувшись лицом в промокшую от слёз подушку. Горло саднило ещё сильнее, даже дышать больно. И в груди болело, жгло, но уже не слишком нестерпимо. Потому что на «слишком» просто не осталось сил. И вообще ничего не осталось. И Рита просто зажмурила глаза, ощущая, как проваливается в тёмную без единого проблеска темноту.
Зато там вроде бы было спокойно, по крайней мере, она больше ничего не чувствовала. Совсем-совсем ничего не чувствовала.
Проснулась Рита часа через полтора, по-прежнему ничего не чувствуя, разве кроме желания… хотя, скорее, нежелания. Просто нежелания. Не хотелось абсолютно ничего – ни спать, ни вставать, ни лежать. Мышцы были ватные, и в голове вата. Словно она тряпичная игрушка, набитая, чем-то мягким, пухлым и почти невесомым.
А, нет, кое-чего всё-таки хотелось. Пить. В горле и во рту сухо до жжения, даже губы толком не облизнуть, и Рита нехотя поднялась, добрела до кухни, налила в кружку воды, и, пока пила, зачем-то развернулась к окну, посмотрела в него. Наверное, хотела увидеть конец света.
Но мир по-прежнему существовал – ничего ему не сделалось. Зря она понадеялась. Реальность не исчезла, не рассыпалась в прах. И ещё – напротив подъезда по-прежнему стояла машина. Всё та же. А рядом с ней торчал Шелест. И стоило Рите выглянуть в окно, он почти в тот же момент, вскинул голову, скользнул взглядом по этажам.
Она отпрянула, спряталась за штору, но он точно успел заметить, и какое-то время ещё смотрел, будто ждал, что она опять покажется, а потом запустил руку в карман, достал телефон.
Неужели решил позвонить?
Нет. Просто мазнул пальцем по экрану и поднёс мобильник к уху.
Это ему позвонили, и он ответил. Тем более её номер Шелест не знал. Да и зачем ему ей звонить? И почему он до сих пор здесь? Почему не уехал? Неужели простоял под окном все полтора часа? Надеялся, она одумается и выйдет, чтобы извиниться за истерику и за пинок его дорогой тачке? Или караулил? Чтобы она не наделала каких-нибудь глупостей. Но она же дома, а он на улице. Так как помешает?
Но она и не собиралась делать глупости. Ещё чего?
Шелест, даже не договорив, прямо с телефоном возле уха, уселся в машину, и та тронулась с места. А Рита сделала шаг и опустилась на стул, потому что устала стоять. Сложила руки на столе, упёрлась в них лбом.
И как ей быть дальше? «Как быть дальше?» – мысленно проговорила вопрос, растягивая слова, повторила ещё раз и ещё. Он перекатывался по сознанию, один-единственный, и больше никаких мыслей.
Рита зевнула.
Может, опять завалиться спать? Сегодня пятница, значит потом выходные, в университет идти не надо. Но понедельник всё-таки наступит, но почти через три дня, а Сева с другого факультета, который располагается в другом корпусе, и шансы столкнуться с ним – по минимуму. Это хорошо. А вот когда учишься с человеком на одном курсе в параллельных группах, по минимуму шанс его не встретить. И это… а никак. Рита не планировала мстить и ненавидеть. Даже разговаривать с ней не планировала. Больше никогда.
Мы сами придаём вещам значимость, фокусируя на них излишние внимание. Не хочешь видеть – не смотри, не хочешь думать – займи сознание чем-то другим. На словах – достаточно разумно и просто. На деле – выходило так себе.
Не удавалось, встретившись, совсем уж не зацепиться взглядом, и при этом не стиснуть зубы или не посмотреть неприязненно. Да даже игнор получался слишком показательным: будто не просто не обращаешь внимание, а ходишь, размахивая плакатом: «Я тебя не вижу! Я тебя не слышу! Тебя для меня вообще не существует!»
А иногда, сидя на общих занятиях или на скамейке на университетском стадионе во время физкультуры, Рита ловила себя на том, что уже какое-то время, не отрываясь, смотрела на Лину, и будто бы мысленно с ней разговаривала, точнее, спрашивала: «Ну и как себя чувствуешь? Всё хорошо? Ничего не смущает? И как у вас там? Нормально? Удовлетворены и счастливы? Или ничего и не получается? И нужна ему вовсе не ты?»
Во всяком случае, дни шли, а Рита ещё не видела, чтобы Сева забирал Лину после занятий. Если они и встречались, то, видимо, когда-то потом и где-то в других местах. А в университете за прошедшие с того дня недели Рита заметила их вместе вроде всего три раза: два предыдущих – в коридорах, а сейчас – из окна.
Они шли рядом – не слишком похоже на парочку – Лина цеплялась за Севин локоть, а он будто просто позволял ей держаться за себя, не брал её за руку, не обнимал. Но и не отталкивал.
А вдруг она всё-таки наврала? Понимала ведь, что Рита не станет спрашивать. А Сева по-прежнему уверен, это она изменила ему. И никто его не переубеждает. Скорее всего, наоборот, только укрепляют в заблуждении. Ведь это легко, когда доказательства достаточно красноречивы: вместо неё на звонок ответил Шелест, уехала из клуба она тоже с Шелестом.
Но ведь между ними и правда ничего не произошло, ничего такого, что можно назвать предательством или изменой. Так, может, ещё не поздно Севе обо всём рассказать?
А что касается его самого – даже если… если они всё-таки переспали, Сева поступил так от обиды и злости. И Рита уверена, больше никогда-никогда подобного не сделает. Он ведь наверняка до сих пор её любит. Так разве не заслуживает второго шанса? А она, кажется, готова простить. Потому что он ей по-прежнему нужен, потому что она тоже по-прежнему его любит.
Ничего не прошло в одно мгновение, когда она обо всём узнала. Не случилось такого – раз и как отрубило. И даже сейчас до конца не верится, не исчезает надежда. Возможно, только благодаря ей Рите и удалось продержаться все эти дни: подниматься по утрам, идти в университет, высиживать пары, беспокоиться из-за несданных зачётов, думать о предстоящей сессии, терпеть присутствие Лины, не показывая одолевающих эмоций, ложиться спать без желания не проснуться. И больше не срывать злость на Шелесте.
В последнее время он слишком часто попадался на глаза, иногда подходил, заговаривал. Девчонки с курса с нескрываемым любопытством пялились на них, когда такое случалось, но пока ни
