— Здравствуйте, Володя, здравствуйте! — радушно приветствовал гостя Евгений Михайлович. — Благодарю, что нашли время, посетили наши стены. Присаживайтесь, будьте любезны!
— Благодарю, — сказал Седой, присаживаясь за столик, где кроме Лисинского сидели братья-штангисты, борец Жора и мой компаньон Серега. Я с остальными спортсменами сидел чуть поодаль, у барной стойки, и напряженно следил за развитием событий.
— А это чего за комсомольцы с тобой? — спросил Седой, с улыбкой, кивая на спортсменов. Кажется, наша делегация не произвела на него вообще никакого впечатления, или же, свои впечатления он очень удачно скрывал от окружающих.
— А это молодые люди, которые хотели пообщаться, — объяснил Евгений Михайлович. — Да они и сами скажут, чего я за них говорить буду…
— Ну, послушаем, — сказал Седой с любопытством. — Чего хотели-то, молодежь?
— Короче, такое дело, — довольно грубо сходу взял быка за рога борец Жора. — Мы коммерсанты. От тебя приходят к нам за налогом. Так вот, нам это не нравится. Скажи своим, что если еще раз…
— Лично к тебе приходили? — с удивлением спросил Седой, перебив Жору. — И так и сказали, что от меня?
— Ко мне приходили, так я их нахер послал! — мрачно сказал Жора.
— И чего они? — спросил Седой с хорошо разыгранным любопытством. — Пошли?
— Пошли, — подтвердил Жора угрюмо. — Я им сказал, что в следующий раз в землю воткну.
— Правильно сделал! — похвалил Жору Седой. — А че, парни, еще к кому-то приходили, с понтом от меня?
— К нам приходили, — сказал Матвей. — Бабок просили, а когда мы не дали, угрожать начали — зарежем, убьем! Венок подкинули к квартире, к дверям, так матери плохо стало. Мы за такое…
— Мать — святое! — посерьезнел Седой. — Значит, вы мне предъявляете, что какие-то штымпы приходят от меня к вам за налогом, пугают вас, подбрасывают венки. Так?
— Получается, что так, — подтвердил Матвей.
Седой посмотрел на него внимательно.
— А если бы они сказали, что от Горбачева пришли? Вы бы сейчас Горбачеву предъявили? Или как?
— То есть, ты хочешь сказать, что это не твои люди? — подал голос Андрей.
— Я хочу сказать, парни, — повысил голос Седой, — что вы, не разобравшись, выкатываете претензию незнакомому человеку. Кто-то прикрылся чьим-то именем. Вы повелись. Что это, разве нормально? Приемлемо между порядочными людьми? Вот лично я считаю, что это неправильно. А правильно было бы сделать так — если бы к вам кто-то пришел за каким-то налогом, якобы от меня, то вам нужно было брать этих людей и идти ко мне для выяснения. Вот так нормальные люди поступили бы.
— Сдается мне, что ты, дружище, включаешь заднюю, — сказал Серега.
Седой внимательно, с некоторым даже любопытством, посмотрел на него, но ничего не ответил.
— Ну тогда ОК, — пожал плечами Матвей, — если это не твои люди, то тогда и вопросов нет. В следующий раз, если придут, будем их просто гасить на месте.
— Дело ваше, — пожал плечами Седой. — Сможете загасить — гасите. Ко мне еще есть вопросы?
— Еще от какого-то Быка приходили, — сказал Жора. — Тоже не твой?
— Бык это Бык. Я это я, — развел руками Седой. — С Быком сами разбирайтесь. Я ему приказать ничего не могу, у нас не армия. У нас все люди равны. Я интересуюсь — ко мне вопросы есть?
— Получается, что инцидент исчерпан? — спросил Матвей.
Седой рассмеялся.
— А у меня никакого инцидента и не было, это у вас какие-то инциденты. Это от того, пацаны, что вы сами по себе живете. Если бы мы общались нормально, то никогда бы у вас никаких вопросов не появилось. Че вы? В одном же городе живем, а город маленький!
— Значит, налог от тебя никто не собирает? — спросил Жора.
Седой тут же преобразился, как по волшебству. От улыбчивости и напускного дружелюбия его не осталось и следа.
— А ты кто такой, пацанчик, что в наши дела нос суешь? Я же в твою коммерцию не лезу? Знай свое место и в людские дела не лезь.
— Да мне похрен ваши дела, — сказал Жора грубо. Похоже, что он явно провоцировал конфликт. — Я тебе конкретно говорю, что если придет кто за каким-то налогом — урою нахрен. Вот и все.
Глава 14
Седой с некоторым скепсисом посмотрел на Жору.
— Дело твое, парень. Тебе решать. Только вот что я вам, молодежь, скажу. Если, по сути, у вас ко мне претензий нет, то значит и разговаривать не о чем. А ведете вы себя неправильно. Ты бы, Михалыч, поучил молодежь, что ли.
— Получается, что не договорились мы, — сказал Серега.
— Получается, что так, — подтвердил Седой.
— Мы тебя послушали, теперь ты нас послушай, — сказал Жора. — Если те, которые за налогом приходят, реально без твоего ведома твоим именем прикрываются, то ты им скажи, чтобы так не делали. Еще один такой случай — всех на больничку отправим. Где вы там третесь, в «Софии»?
— Седой долго рассматривал Жору, а потом окинул взглядом сидящих.
— Все с ним согласны? — спросил он.
— Послушай, дружище, — сказал Серега медленно, — нам чужого не нужно. Но своего мы не отдадим. Если еще один такой случай произойдет, то мы тогда по-другому будем разговаривать. Вы тоже там у себя подумайте — нужно оно вам или нет.
— Не отдадим, — отозвались близнецы-штангисты.
— Всех порвем, — добавил Жора.
В зале кафе «Уют» запахло грозой, но тут со своего места поднялся Евгений Михайлович. Вид у него был взволнованный.
— Друзья! — сказал он драматично. — Ну что вы, в самом деле⁈ Мы же все взрослые, воспитанные люди. Давайте не будем горячиться и спокойно во всем разберемся! Володя! Вы же интеллигентный человек! (Седой усмехнулся) Вы разве не видите, ребята молодые, горячие, спортсмены! К ним пристает какая-то шпана, они нервничают, что тут странного?
— Ну-ну, Михалыч, — сказал Седой весело. — Если пристает к ним шпана, то пусть отбиваются — вон они какие здоровые!
— А ребята не стали их бить, потому что те назвали ваше имя, — развел руками Лисинский, — ребята позвали вас на разговор, чтобы прояснить ситуацию. Но ситуация не проясняется.
Седой иронически глядел на Евгения Михайловича.
— Михалыч, я не понял, ты что, теперь с ними? — он мотнул головой в сторону спортсменов.
— Я сам по себе, Володя. — В голосе Евгения Михайловича слышалась тысячелетняя грусть.
— Один на льдине, — кивнул Седой. — Ты же бывший каторжанин, Михалыч, ты же должен понимать — так не получится…
— Увы… — тысячелетняя грусть в голосе Евгения Михайловича умножилась как минимум в десять раз. — Но, Володя, я полагаю, что необходимо прийти к какому-то решению. Ребята свою позицию высказали, ты слышал. На насилие они ответят насилием. Это довольно грубо, но справедливо, ты не находишь?
— Завязывай за справедливость, Михалыч, — усмехнулся Седой. — Ты вот в своем кабаке кушаешь-пьешь в костюмчике красивом, «Волга» у тебя, бабки у тебя, а масса по очередям давится, барыгам вдвое-втрое переплачивает.
— Ты тоже, Володя, не в телогрейке щеголяешь и не пешком пришел, — сказал Евгений Михайлович обиженно.
— Это верно, — согласился Седой. — А решение… Какое бы тебя, Михалыч, устроило решение, расскажи.
— Пусть ребята работают спокойно. Вот список точек, которые вашим трогать не нужно, — Евгений Михайлович протянул Седому тетрадный лист. — В противном случае начнется серьезный конфликт, а кому он нужен?
Седой повертел список в руках и, не глядя, положил его на стол.
— Ладно, народ, — сказал он, — рад был со всеми вами пообщаться. Пора мне, дел много. Будьте здоровы!
Он неторопливо вышел, подмигнув на прощание Евгению Михайловичу.
— Не договорились, — вздохнул Лисинский.
— По разговору, конечно, он нас сделал… — задумчиво сказал Серега.
— Ничего удивительного, — пожал плечами Евгений Михайлович, — это они умеют очень хорошо. Меня беспокоит то, что не договорились. Значит будет насилие. Это плохо, молодые люди.
— Да похрен. — Жора грузно поднялся из-за стола. — Теперь трижды подумают, прежде чем лезть. А если полезут — сразу едем их гасить, все собираемся и едем.
