class="p1">От столярных мастерских Максим перешел к сапожным. Потом — к стеклодувным. Завороженно смотрел, как сплавляют воедино разноцветные стеклянные бруски, и на свет являются вазы «тысячи цветов». Еще более его поражали сосуды, созданные из сочетания разноцветных стеклянных нитей. Такие нити складывали в определенном порядке, так что после обжига возникали дивные рисунки. Название «мурринское стекло» показалось Максиму знакомым. Он вспомнил, что (если верить Сенкевичу) именно такую вазу разбил перед смертью Петроний, не желал оставить ее Нерону.
Но и в стеклодувных мастерских для Максима не нашлось работы. Ухмыляющаяся физиономия домовладельца начала преследовать его в кошмарах. Он уже подумывал, не наняться ли гладиатором, как-никак, некоторый опыт был, да и у бестиария подучился.
Решив следующим же утром вызнать у бестиария имя ланисты (того самого, что имел счастье видеть победу Максима над львом), актер впервые заснул спокойно.
Утро началось неожиданно. Правда, бестиарий явился, как обычно. Но следом за ним в комнату вошла Сервия.
Тит Вибий многозначительно усмехнулся и мгновенно исчез, Гефест, напротив, долго собирал, ронял и вновь собирал палочки для письма и таблички. Такое невинное любопытство возмутило бестиария, и Гефест был вытолкнут за дверь огромной рукой. Бестиарий и сам ушел.
Максим и Сервия остались наедине. Актер сделал неуверенный жест, не зная, предложить ли гордой римлянке сесть прямо на пол или на единственное покрывало, служившее одновременно одеялом, скатертью и ковром. От удивления позабыл все знакомые слова. Не мог понять, что однажды она уже стояла в изнеможении, не в силах поверить в чудесное спасение Марцелла. Неужели Домициан нарушил древний закон и вторично осудил ее брата?
— Амата Корнелия… — выговорила сестра сенатора.
Максим прирос к полу. Лицо Сервии оставалось неподвижным, только губы шевелились.
— Брат не может мне простить. Считает, все из-за меня.
— Что? — не понял Максим.
— Я заставила тебя вмешаться, просить Корнелию о заступничестве. Брат говорит, лучше ему погибнуть, чем ее погубить.
Максим нагнул голову. «Домициан понял, что весталка принесла ложную клятву. Но как доказал? Или еще только пытается доказать? Сервия и пришла — предупредить». Максим хотел уточнить, так ли это. Слово «клятва» вертелось где-то в памяти, а на язык не давалось. Он спросил:
— Домициан уверен, что она солгала? Доказал это?
Губы Сервии беззвучно шевельнулись. Максим невольно подался вперед. Казалось, римлянка с величайшим трудом выталкивает из себя слова.
— Он и не доказывал. В другом обвинил. Обвинил…
Максим с гримасой жалости смотрел на ее дергающиеся губы.
— Обвинил…
Сервия произнесла незнакомое слово.
— Не понимаю, — нетерпеливо перебил Максим.
— Ее похоронят заживо.
Максим не знал, что у него сделалось с лицом, только Сервия крепче оперлась о стену. Актер же видел пред собой змеящиеся косы и быстрый, точно касание раздвоенного язычка, взгляд рабыни. «Донесла на весталку и Марцелла».
Он медленно, делая ударение на каждом слове, спросил:
— Брат? Обвиняет? Тебя?
Сервия мгновенно вспыхнула гневом. «Вот характер!» — мельком удивился Максим.
— Думаешь, брат склонил ее нарушить…
И снова прозвучало незнакомое слово, которое Максим истолковал как «обеты».
— Долг — превыше всего. Так воспитана Корнелия, — запальчиво продолжала Сервия. — Так воспитаны все мы. Она могла спасти моего брата от смерти. Но не осквернила бы огня Весты. Нет.
Максим кивнул, сразу поверив. Силу характера весталки успел почувствовать вполне.
— Казнят обоих? Корнелию и твоего брата?
Сервия опустилась на голый пол. Максим сел напротив.
— Марцелл не переживет ее, — тихо сказала сестра сенатора.
«Как будто у него есть выбор», — с неожиданным раздражением подумал Максим. Повторил утвердительно:
— Казнят обоих.
— Нет.
— Нет?! Подожди. Их оговорила рабыня?
— Не их. Весталку.
Максим заподозрил, что чего-то не понимает. «Как можно нарушить обет безбрачия в одиночку?»
— Домициан не стал обвинять Марцелла. Зачем? Брат никогда бы не сознался.
Максим вновь согласно кивнул. Такого как Марцелл на куски разорви, слова не скажет.
— Домициан обвинил Валерия Лициниана и Целера.
Максим пожал плечами. Имена были ему совершенно неизвестны. И вдруг ему вспомнились два щеголя, выходившие вместе с Корнелией из цирка. Один следовал за паланкином весталки чуть не до Эсквилинских ворот. Максим воззрился на Сервию. Та подтвердила:
— Ты видел Лициниана.
«Лициниан и Целер». В их стойкости Максим вовсе не был уверен.
— Скоро осудят? — спросил Максим.
Он слышал, что император три дня назад отбыл в Альба-Лонгу, на загородную виллу. «Теперь поторопится вернуться».
— Уже осудил, — ответила Сервия.
— Домициан? — переспросил Максим.
— Великий понтифик, — подтвердила Сервия.
— Один? — Максим упорно сопротивлялся чудовищной вести.
— По праву Великого понтифика, — повторила Сервия.
Максим молча смотрел на нее. «Весталка спасла осужденного Марцелла. За это Домициан и наказывает ее. Именно за это. Казнит по тому обвинению, какое труднее опровергнуть».
— Лициниан и Целер?
— Целера казнили сегодня. По обычаю предков. Засекли розгами, потом обезглавили. Он до последнего кричал, что невиновен.
Максим на мгновение закрыл глаза. Теперь он знал, что такое «казнь по обычаям предков». Разом простил Целеру заигрывания с весталкой. «Погиб без вины».
— Лициниан?
— Подтвердил обвинение. Домициан пощадил его.
«Еще бы! Лициниан оправдал жестокость Домициана. Император казнит весталку, заодно и от неугодного сенатора избавится: Марцелл не переживет Корнелию».
Сервия встала, взялась за ручку двери. Повернулась к Максиму.
— Не знаю, зачем я пришла. Никто не может помочь. Сами боги отступились. Просто… — Сервия смотрела на Максима, подбородок ее мелко дрожал. — Один раз ты уже совершил чудо.
Она отворила дверь и шагнула за порог.
— Стой, — велел Максим.
Сервия повернулась.
— Не смотри так, — сказал Максим. — Не обещаю ничего.
Она все смотрела. Максим нагнулся, затянул ремешки башмаков.
— Пойдем к Марцеллу.
В узком коридоре дожидались Тит Вибий, бестиарий и Гефест. Судя по лицам троицы, они уже все знали, бестиарий рассказал. Все трое уставились на Максима с такой надеждой и ожиданием, что он растерялся. «Смотрят, как на командира. Мол, готовы исполнить приказ. А что я могу приказать?»
— Вперед.
* * *
По дороге Максим вспоминал, как в книгах и кинофильмах авторы освобождали любимых героев. «Подпилить решетки, как в „Оводе“? Беда, решеток нет. Весталка, наверное, заперта в храме или в доме. Кругом — охрана. Напоить стражников? Подсыпать в вино сонное зелье? Глупо. Где взять зелье? А если бы и взяли… В Риме порядки строгие. Не досмотришь за осужденной — головы лишишься. Представить только центуриона Квинта Септимия. Попробуй, заставь такого напиться! Испугать и разогнать? Привидением, что ли, одеться?» Максим вспомнил «Неуловимых мстителей», незабвенное: «А вдоль дороги мертвые с косами стоят. И тишина!»
«Увы, трезвые римляне вряд ли испугаются». Максим ощутил некоторое раздражение. Как это лучшие умы человечества не потрудились предусмотреть выход из подобной ситуации?!
