управителю, не отстававшему ни на шаг.
Тот послушно исчез. Максим недоумевал: за ним безоговорочно признали право распоряжаться. «Я же еще ничего не сделал!»
Сервия не пришла — прибежала. Смотрела широко распахнутыми глазами, ждала повелений.
— Можно подойти к весталке? На мгновение? Сумеешь?
Глаза Сервии наполнились слезами, она покачала головой:
— Понтифики ни на шаг не отойдут.
— Понтифики? Сколько их?
— Пятнадцать.
— Домициан с ними?
— Нет. Цезарь остался в Альба-Лонге, призвал понтификов к себе, отдал приказ. Даже тут нарушил закон. Обвиняемую не допросил, не дал оправдаться…
— А по дороге? — перебил Максим, думая о своем. — Удастся подойти?
Сервия встрепенулась:
— Не знаю.
— Хорошо, попробуем. Сколько у нас времени?
— Рабы прибегут сказать, когда процессия двинется.
Максим остался доволен: Марцелл и его сестра быстро усваивали уроки. «Надо торопиться, могут выступить в любую минуту».
— Прошу, позови Гефеста, Тита Вибия и бестиария.
Сервия ушла, а Максим отправился на розыски Марцелла. Тот был занят делом небывалой важности: готовил для весталки паланкин. Выбрал самый изысканный, приказал постелить лучшие шелка. Максим рассвирепел. Забота влюбленного, конечно, была объяснима, но если что и могло привлечь внимание прохожих, так именно роскошный паланкин. «Только почетной свиты не хватает! Поутру весь город заговорит»…
Максим со злостью пнул перекладину из черного дерева. Сказал по-русски:
— На руках донесешь.
Как ни странно, Марцелл прекрасно понял — и даже смутился. Подозвал какого-то человека, смирно дожидавшегося в углу. Максим долго не мог уяснить, кто это, объяснения сенатора казались совершенно невнятными. Незнакомец был худощав, сутуловат, смотрел пристально и сосредоточенно. Выждав несколько минут и видя, что объяснения ни к чему не приводят, сжал твердыми пальцами запястье Максима. Актер посмотрел недоуменно, но почти сразу догадался: незнакомец прощупывает пульс.
— Лекарь!
— Пойдет с нами? — произнес Марцелл, как бы спрашивая позволения.
— Молчать будет?
— Да.
Максим махнул рукой: пусть идет, если это успокоит сенатора. Сам полагал — Амате Корнелии лекарь не понадобится. Либо ее вынут из могилы живой, либо медицина не поможет.
Повернулся к Марцеллу:
— Пусть твои люди найдут, где нам спрятаться.
Сенатор понял его неправильно.
— Весталка укроется здесь, в этом доме.
— Нет, — сказал Максим.
Их взгляды пересеклись. Помедлив, сенатор спросил:
— Где же?
— Пока — у нас, на Авентине, — и, желая устранить возможные сомнения, Максим прибавил: — Останешься с ней Потом — снимешь дом.
Сенатор не стал спорить.
— Нужно спрятаться и ждать, — вновь начал Максим. — Возле пустыря.
Марцелл догадался.
— Место найдем.
— В слугах уверен?
— Отправлю тех, в ком уверен.
В это время к ним подошла Сервия, бестиарий, Вибий и Гефест. Максим поманил их в сад, велел сесть на скамьи, сам остался стоять. Сказал будничным тоном:
— Отбить силой не сможем. Остается одно. Дождаться темноты. Вскрыть могилу.
Оглядел всех, убедился, что поняли сразу. Сервия затрепетала, возгораясь надеждой; бестиарий шумно выдохнул: «Вот это схватка!» По лицу Гефеста скользнула тень суеверного ужаса: «Кощунство!» Тит Вибий помотал головой: «Трезв ли я?» В глазах сенатора читалось нетерпеливое ожидание: «Когда же начнем?!»
— Никому не приказываю, — продолжил Максим. — Не хотите, ступайте домой.
Сопроводил слова выразительным движением подбородка.
Сенатор Марцелл поднял брови. Ему не случалось прежде обращаться с просьбами к тем, кому можно было просто приказывать.
Никто не двинулся с места. Гефест для верности даже вцепился обеими руками в скамью. Из мелкого ослушника он становился государственным преступником. Похоже, вольноотпущенника увлек масштаб.
— Отлично.
Максим позволил себе улыбнуться, и даже в глазах Сервии и Марцелла проступила тень улыбок; остальные просто засияли.
Затем актер повел Гефеста, бестиария и Тита Вибия в кладовую, велел разобрать инструменты. Оглядел свою команду. Бестиарий сжимал в огромных ручищах по рычагу, Вибий завладел лопатами — в каждой руке по две, и еще одна зажата под мышкой. Гефесту достались крючья и веревки. Максим неожиданно расхохотался: «Шабашники!»
Сенатор Марцелл, возникший на пороге, истолковал смех по-своему.
— Сложим на повозку. Ночью повозки могут двигаться по городу.
«А днем — нет?» — сделал открытие Максим. Вскоре нашел объяснение: на улицах слишком многолюдно, тесно.
— Нужно место, откуда все видно, — сказал Максим. — Народу соберется много.
Тит Вибий и Гефест вызвались первыми отправиться на «Поле нечестивых». Максим, отведя их в сторону, сказал:
— Могила, верно, вырыта. Сумеете — бросьте записку, — это слово он произнес по-русски, одновременно изобразив, что пишет на папирусе. — Пусть ждет.
Гефест понимающе кивнул. Вольноотпущенник с Титом Вибием ушли, и Максим обратился к Марцеллу:
— Какой дорогой поведут весталку?
— Думаю, ближайшей. Через императорские Форумы, улицей Альта Семита прямо к Коллинским воротам.
Это ничего не сказало Максиму. Возле Коллинских ворот он не бывал ни разу. Сенатор продолжал:
— Следом за осужденной потянутся зеваки, — на последнем слове голос Марцелла дрогнул от отвращения. — Хочешь опередить толпу? Тогда лучше по улице Патрициев добраться до Виминальских ворот, выйти из города, достичь Номентанской дороги и повернуть назад, к городу. Попадем как раз к Коллинским воротам.
— Нужно… — Максим замялся, не зная, как по-латыни будет: «столпотворение», «сумятица», «замешательство».
— Толпа нужна.
Марцелл смотрел терпеливо, полагая, что чужеземец оговорился и сейчас поправится. Максим начал злиться — не на сенатора, на собственное бессилие.
— Много людей. Толкаются. Можно подойти к осужденной.
Марцеллу краска бросилась в лицо — досадовал, что сам не додумался.
— У ворот всегда толчея.
— Хорошо. Пойдем, как ты сказал. Будем ждать у ворот.
— Я с вами, — Сервия впервые подала голос.
Марцелл нахмурился и с заметным неудовольствием повернулся к сестре, но Максим уже разрешил:
— Да.
Он не считал, что Сервии безопаснее оставаться дома. Конечно, риск велик. Если их схватят, страшно подумать, какой смертью придется умирать. Ведь они совершают не только преступление, но и чудовищное кощунство: спасая нечестивую жрицу, оскорбляют богиню Весту. И все же лучше Сервии быть вместе с ними на пустыре, чем находиться дома. На «Поле нечестивых» она, может, и уцелеет. А вот дома, дожидаясь в бездействии, наверняка лишится рассудка.
Марцелл смолчал, но видно было, каких усилий это ему стоило.
— Оденься… — Максим хотел сказать, «оденься простолюдинкой», но нужного слова не вспомнил. — Оденься бедно.
Повернулся к Марцеллу:
— Ты тоже.
Сервия поспешила прочь, но Максим окликнул ее и вернул.
— Есть верная рабыня? Пойдет с тобой.
— Зачем? — не выдержал Марцелл. — Болтливый язык понадобился?
Максим и сам не мог бы сказать, что за мысль возникла. «Женщина может отвлечь внимание». Чье внимание — он пока не знал. Чувствовал: нужна бойкая, дерзкая, бесстрашная женщина. Не Сервия — сестру сенатора слишком многие знают в лицо.
— Лавия пойдет, — подал голос бестиарий.
Сенатор, пораженный неожиданным вмешательством, ответил не сразу. Максим наморщил лоб, пытаясь вспомнить, кто такая
