188. КЛЮКВА
Величьем лунная столица бредит —Под музыку побед не спится ей.Приходят в город белые медведи,Пугают на окраинах детей.Среди Преображенских офицеровИ кутаясь в голубоватый мех,Принцессы русские любви не верят,И горек северный девичий смех.А вот и тройки жаркие на святках,В избушках теплых мужики кричат:«Да здравствует Россия!» — и вприсядкуПолы под сапожищами трещат.Меж тем под розовыми куполамиПопы заводят колокольный звон —Глядишь, душа славянская мечтамиВся изошла над копотью икон.Развесистые клюквы! — На ночлегеПод ними казаки храпят в снегуИ вдруг уходят с песнями в набеги,В разбойника стреляют на скаку.Татары их в степи подстерегают.И, не дождавшись милых до зари,Тургеневские девушки рыдаютИ удаляются в монастыри.По городам купчихи с кренделямиКитайский чай из самовара пьют,Купцы с огромнейшими бородамиВ ларьках икру и водку продают.Вдали сибирские дымятся срубыИ золотые россыпи лежат,Голубоглазые гиганты, шубы,Гром царских пушек и мильон солдат.
189. СВОБОДА
Ты к нам пришла снегурочкой, весталкойИ в декабре — румянцем на щеках,Летела ночь в мужской беседе жаркой,Глаза дымились в золотых очках.Хотелось улиц, воздуху и вьюги,Шумела кровь и билась через край,С улыбкой белокурые подругиПо чашкам разливали крепкий чай.Заря всходила ясною погодой,Бессонницей измученная мать,Пора! — запахло северной свободой,Как сладко снег из пригоршни глотать!— Друзья! — настало время: пылкой розойВ сугробах русских расцветает сад!..А за дворцом туманились морозомШеренги тусклых кирасирских лат.Когда ж картечь запела на Сенатской —Не колыбельная, а волчий вой —Мы заплатили верностью солдатской,Горячей непокорной головой.Уж кандалы сибирские звенели,Ты таяла — пунцовый ручеек,Но полюбить мы бережно успелиДекабрьский день, румянец нежных щек…
Париж. 1925
190. БРАТ
Ты поднял, брат, на мачте корабельнойПрекрасный лоскут бедствий и страстей,На всех парах спешил к душе смертельнойВ пучине бурных и туманных дней.
Ты полюбил высокое волненье, —Торжественный высокомерный мир,И вот он бьется в щепы на каменьях,И небо хлещет из пробойных дыр.
А я люблю земные проволоки,Мужскую ясность, простоту, загар,Дубы, и воздух голубой, глубокийИ разума спокойный ровный жар:
Когда взлетает ласточкой ПсихеяИ кружится у бедной голова,Не он ли, подхватив ее, лелеетОтогревает нежные слова;
И, бережно на землю опуская,Средь умных и внимательных заботСуровою рукою мимо раяВ блаженные поля ее ведет…
Но даже и в глухом соревнованьиМы все же братья нежные с тобой,Сливаем в радостном чередованьиЗемной песок с небесной высотой.
Париж. 1926
191. СЕНТИМЕНТАЛЬНЫЙ КОРАБЛЬ
Мы белокурые матросыС большого корабля «Пегас», —Все ветер стихотворный носитВ житейских океанах нас —В Архангельске мы удивлялись:Какие рыбины, меха!И в русских девушек влюблялись,Как в Музу русского стиха.В Александрии выгружалиПрекрасный беломорский лес,По улочкам кривым блуждали,Шли кофе выпить под навес.В ночной таверне с Доном-ХозеМы схватывались на ножах —Кармен во рту держала розу,Как роза в черных кружевах.У камельков смотреть любилиНа фреккен голубых с чулком,Морские трубочки курили,Раскуривая угольком.А в навигациях прилежныхС высоких корабельных стенМы слышим чаек неутешныхИ пенье лирное сирен.И, поворачиваясь к ветруЛироподобною кормой,Течению — морскому метру —Мы отдаемся с головой.В соленой и морской стихииНам вверен благородный груз:Надежды россиян, стихи иРыдания беглянок муз.
192. ПЕТУХ
Петух зарю приветствует на рынке —В глухую ночь из сонных деревень,Из милого курятника в корзинкеЕго доставили в базарный день.
А он еще и не подозреваетО неприятной участи своей,Торжественно о солнце распеваетСреди торговых деловых людей.
Ты скоро кончишь песню роковую:Вот покупатель на базар спешит,Домой несет покупку дорогую.Вода в кастрюле булькает, кипит.
Еще душа прославить мир хотела,Но хлещет кровь горячая ручьем —Петушье горло режут неумелоНе очень острым кухонным ножом.
Три листика судьба бросает скупоИз лавров бакалейного венка,И ты — мочальным мясом в миске супаНепривередливого бедняка.
Романтик! Сельских зорь глашатай древнийНе ты ли поднимал к работе дом,Был песенником на деревнеИ на заборе гордо бил крылом!
Париж. 1926
193. «Европой бредили медвежьи станы…»
Европой бредили медвежьи станыМосковских герцогов из деревень:Гремели неуклюжие рыдваны,Боярскую покачивая лень.
Потом дымили предки бивуакомНа сенских лиловатых берегах,А возвратись к наливкам и к собакам,Ворчали вольтерьянцами в снегах.
В накуренных мансардах нигилистыШумели о свободе до зари,Бывало, целый день у букинистовПерерывали книжные лари.
И вот мы стали гордыми! — Еще бы —В таком расцвете северная высь,И ласточки из голубой трущобыБалетным газом юбочек взвились.
Ах, нежное косматое дыханье,Как музыка, по всей земле летит,Европа принимает подаяньеИ связанною пленницей лежит.
К своей сестре склоняемся поближе, —Золотокудрой к римской голове —Как Ярославна, плачем мы в Париже,Как Жанна д’Арк, мы молимся в Москве.
194. ВИНОГРАДНИК
Звенит мелькание лопаты,Пересыпающей песок, —На этой почве небогатойСтруится виноградный сок,
И на холмистом солнцепеке,Маня пушистых лисенят,Висит на жердочке высокойЗеленый смутный виноград.
А виноградарь все лелеет,Иные лозы на земле,Но горнее вино темнеетНа глиноземе, на золе —
Мы вянем, падшею лозоюНа грядке солнечной лежим,Мы истлеваем под землею,Рассеиваемся, как дым.
И снова — солнце, прозябаньеВ песке скрипучем голубом,Лопаты вечное мельканьеНа винограднике твоем.
195. РОЖДЕНИЕ
На нежной флейте и на барабанеВ блаженном африканском полуснеИграют негры в людном ресторане,Чуть слышен голосок швеи в окне.
Все в мире призрачно и нереально:Как нарисованы ряды древес,Колеблет стены воздух театральныйИ голубое полотно небес.
Ты правишь этим миром, голосамиИ перед черной залой мировойЗа пультом плачешь поздними слезамиТы недоволен музыкой земной,
Но и на ангельские восклицаньяНе променяешь первый теплый вздох,С каким душа из темного молчанья,Сквозь путаницу и переполох,
Взлетает в гул божественного хораИ в полотняном призрачном краюЛетит за палочкою дирижера,Трепещет, радуется бытию.
196. «Взлетают корабли, как птичья стая…»
