А ещё, но как бы между прочим, Мдивани в который раз призвал согласиться с ликвидацией Закавказской Федерации, якобы утратившей свой смысл с созданием СССР, высказался за избрание союзного ЦИКа на съездах Советов республик, и составивших новое государство на «равных пропорциональных началах», за отказ от второй палаты, совершенно излишней по его мнению{127}.
Султан-Галиев, выражая интересы узких политических кругов тех национально-территориальных образований, которые пока никак не могли претендовать на уравнение в правах с Украиной, Белоруссией, Закавказской Федерацией, высказал, как был уверен, более достижимое. Как и Мдивани, счел своевременным отделение от РСФСР всех её автономий и их прямое вхождение в Союз. Но, не очень рассчитывая на поддержку такого пожелания, сразу же предложил и альтернативу ему. Создание, но в рамках Российской Федерации, значительных по территории и населению автономных республик. Северо-Кавказской, основанной на религиозной (ислам) общности населявших регион народов. И еще одной, Башкиро-Киргизско (Казахско)-Туркестано-Бухарской{128}. Последняя должна была стать воплощением давних замыслов пантюркистов, лидера башкирских националистов в 1917–1920 годах Валидова и генерала Оттоманской империи Энвер-паши, возглавлявшего басмачей Средней Азии до своей гибели осенью 1922 года.
Делегаты съезда от Украины, но далеко не все, постарались перевести национальную проблему в административно-экономическую.
«Мы видим, — объяснял Раковский общую позицию, — что центральные синдикаты, тресты стараются уничтожить развитие местных предприятий, кооперативов, что идёт борьба за сосредоточение богатств всех республик в руках центральных органов… Против этого нужно противостоять. Каким образом? Только одним, если мы сократим права центральных органов и усилим права местных органов»{129}. Под словом «местные» подразумевал республиканские, а «центральные» — общесоюзные.
Ту же позицию занял и Фрунзе. Поначалу вроде бы согласился со Сталиным в главном. В признании «разнообразия экономических и других условий, в которых живут различные национальности». И ещё в том, что, разумеется, наиболее «реальным средством укрепления пролетарской линии в этих отсталых хозяйственно районах» является «создание очагов местной промышленности».
Правда, почему-то к таким отсталым, то есть сельскохозяйственным, районам отнёс не западные и центральные губернии Украины, а всю республику. Потому и высказался за установление полного контроля украинского СНК над промышленностью восточных губерний с их шахтами и рудниками, металлургическими заводами. Признал Фрунзе правоту Сталина, предложившего создание второй палаты, но с существенной оговоркой. Формировать её должны были не все национальные образования страны, а лишь четыре республики, и образующие СССР. Завершая же выступление, как и Раковский, счёл единственно правильным «путь увеличения прав хозяйственных и административных отдельных членов Союза», для чего съезду следует решительно «заявить, что все отдельные республики — члены Союза совершенно равноправны»{130}.
Предложения Раковского и Фрунзе поспешил поддержать Троцкий. Напомнил, что из России уже переводятся в Грузию и Туркестан несколько текстильных фабрик. И уверенно высказался за дальнейший перенос «предприятий поближе к источникам сырья, энергии и так далее». Пояснил — «здесь затрагиваются, с одной стороны, вопросы районирования, а с другой — национальный вопрос»{131}. Но не пожелал даже упомянуть, что, таким образом, в России число безработных, и так чрезвычайно высокое, возрастёт многократно, а сами предприятия на новом месте будут простаивать не один месяц, а может быть, и годы из-за отсутствия на национальных окраинах квалифицированных рабочих.
Эти выступления — Мдивани (второе) и Султан-Галиева, Раковского и Фрунзе, Троцкого — прозвучали на заседании секции по национальному вопросу. Как бы закрытому, ибо всё, что говорилось на нём, в общую стенограмму съезда не включалось. Потому только на нём Сталин перестал сдерживать себя. Ответил оппонентам зло, выплеснув всё негодование и раздражение, копавшиеся на душе с начала работы над тезисами.
Для начала напомнил сказанное им ещё три года назад, на Втором конгрессе Коминтерна. Напомнил о своей позиции, отделившей его от всех остальных лидеров партии. О неверии в близком будущем победы пролетарской революции на Западе и объединении проблематичных советских республик Европы с СССР. Объединении в той форме, которую планировали Ленин и Зиновьев, Каменев и Троцкий, Радек и Бухарин. Даже Раковский с Фрунзе. Объединении, под которое и создавалась конфедеративная конструкция Советского союза.
«Если вы думаете, — бросил в зал Сталин, — что Германия когда-либо войдёт к вам в федерацию на правах Украины, вы ошибаетесь».
Раскритиковал и политику партии в целом как противоречивую, непоследовательную, и последнюю статью Ленина, ставшую на съезде новым святым писанием, использовал для того всего одну фразу из неё — «у нас третируют инородцев… поляка не называют иначе, как «полячишкой», грузина и других кавказских инородцев — как «капказский человек»{132}.
«Да, — в первый и последний раз вступил Сталин в полемику с Лениным, — поляка нельзя назвать «полячком». А ковырнуть Польшу штыком можно?.. Оказывается, сточки зрения самоопределения это делать можно… Нельзя будийского человека (грузина от Буду, прозвище Мдивани. — Ю.Ж.) назвать «капказским человеком», а оставлять там (в Грузии. — Ю.Ж.) свои войска с точки зрения национального самоопределения можно? Нельзя бухарца — даже не знаю, как уж его назвать, — но вводить туда свои войска можно?
С точки зрения определения прав национальностей это делать нельзя. В чём же дело?
В том-то и дело, что в национальном вопросе есть свои пределы. Это важный вопрос, но есть другой вопрос, более важный. Вопрос власти рабочего класса. Вот в чём дело.
Вы должны честно и открыто сказать всем националам — национал, кажется, теперь ругательное слово, что мы иногда вынуждены идти против прав самоопределения национальностей, против их интересов за сохранение своей рабочей власти. В этом не вина, а беда наша».
Сталин не уклонялся от обвинений, предъявленных ему в ленинской статье. «Найдутся, — настаивал он на своём, — в великой коммунистической партии кадры русских работников, которые возьмут на себя задачу пресечь великодержавный шовинизм. А каковы задачи коммунистов в республиках? Разве у них нет задач? Есть. Они должны бороться против своего шовинизма… Только после этой двойственной борьбы, после такой борьбы на два фронта можно сколотить единую интернациональную семью, которую вы называете союзом. Если упустить одно и упирать на первое — это значит однобокость… Вы должны против обоих уклонов бороться».
Так и не излив ещё всей скопившейся желчи, Сталин больно задел Раковского, вскрыв подоплёку его сопротивления интеграции. «Вы скажите прямо, товарищ Раковский, — потребовал он от своего постоянного оппонента, — что вы против объединения. Это я пойму. У вас сорвалась фраза — конфедерация. Не за союз, а за конфедерацию. Это я пойму. Вы скажите прямо, что вы требуете того, чтобы в Донбассе руководила не нейтральная власть, а украинская».
Когда зашла речь о промышленности, не выдержал и Троцкий. Поддержал Сталина. «Нельзя, — твёрдо указал он, — подчинить уголь украинскому национальному моменту, нефть — азербайджанскому»{133}.
Несмотря на заступничество Троцкого, Сталин всё же посчитал нужным указать на серьёзные просчёты и наркомвоенмора: «Как можно проглядеть армию, которая всё-таки сидит в чужой стране (подразумевалась тогда независимая Бухарская народная советская республика. — Ю.Ж.), сама разлагается и разлагает население». И неожиданно предложил сделать то, на чём год назад настаивала группа Мдивани, но получила решительную отповедь со стороны Льва Давидовича. Предложил «начать формирование национальных частей — грузинских, армянских, азербайджанских, украинских и так далее. Начать дело постепенно и подсечь основу недовольства в республиках, которое там имеется, выведя наши войска».
Однако отнёс такую цель на будущее. Отдалённое. «Сейчас, — пояснил Сталин, — мы себе этой роскоши позволить не можем. Вот в чём беда. Если вывести войска из Грузии, туда войдут турки, пострадает революция. Если вывести войска из Украины, туда войдут сначала бандочки — полуукраинские, полупольские. Потом они начнут крупнеть, и сами же украинцы потребуют ввести русские войска, иначе их задушат»{134}.
Следующим предметом острых разногласий стала национальная культура. Точнее, требование делегатов от Украины полной обособленности и тут.
