– Зайди, – сказал он, и я пошел искать его президентский номер.
Сергей Александрович был, по обыкновению, в тренировочных штанах и майке, как всегда на сборе.
– Сядь, – пригласил он.
Дошел до огромного стола под телевизором, вернулся с листом бумаги.
– Смотри! – сказал Фурсенко.
Я посмотрел. На тетрадном листе были таблицы с названиями команд, вереница цифр и дат.
– Ну как? – спросил Сергей Александрович.
– Что это? – в свою очередь, спросил я.
Он подвинул листок к себе. Ткнул в него пальцем.
– Это модель следующего чемпионата, – пояснил он. – Сначала два круга, потом две восьмерки. Тоже в два круга. Сорок четыре матча, плюс переходные. А?!
– Сильно, – сказал я.
– То-то! – произнес он и впервые посмотрел на меня. – Ну чего смотришь, иди.
Я встал, вышел из его номера. Обернулся, прежде чем закрыть дверь. Сергей Александрович сидел за столом и, склонившись, что-то писал с фантастической скоростью – уже на другом листочке.
На дворе было 11 октября. Маслаченко еще был жив. А месяц назад исполком принял решение о переходе на новую систему чемпионата.
Я зашел к себе, взял планшет и вдруг неожиданно для себя вбил в поисковике слово «сканворды».
Открыл первый же из сайтов, нажал на сканворд – и подумал, что это какая-то подстава. Первым же словом по вертикали было название игры с мячом, появившейся в Англии.
Я нажал на клавиатуре букву Ф, затем остальные.
Потом откинулся на спинку кресла и задумался.
Кубок УЕФА
Автобус подъехал по пустому летному полю к самолету и остановился. Я ждал, что откроются двери, и веселая команда сойдет по трапу в салон, где экипаж будет салютовать ей улыбками и, может быть, даже шампанским. Даже не «может быть», а наверняка шампанским. Но двери оставались закрытыми.
И тут автобус чуть качнулся. Потом в другую сторону. Потом подпрыгнул – еле заметно, но все равно ощутимо.
– ЦСКА! – сказал автобус на десятки голосов и повторил еще раз, и еще. – ЦСКА! ЦСКА!
Пол дрожал и качался. Все улыбались и кричали хором:
– Мы чемпионы! Мы чемпионы!! Мы чемпионы!!!
Двери открылись, и народ повалил в них веселой гурьбой, рассыпая брызги веселья на бетон тяжелых плит лиссабонского аэропорта.
От пиджака Газзаева пахло шампанским. В Москве уже было девятнадцатое мая, а здесь все еще восемнадцатое.
Восемнадцатого мая 2005 года ЦСКА взял первый в истории России Кубок УЕФА. Я комментировал почти весь второй тайм и летел назад вместе с командой. Кубок внесли в самолет в дорогом красивом ящике, а зря. Можно было прямо так – его все равно сразу распаковали, и каждый пошел с ним фотографироваться, несмотря на то что самолет еще не набрал высоту.
Я смотрел на происходящее из конца салона и не мог наглядеться. Леша Березуцкий поймал мой взгляд и поманил жестом. Я вылез из кресла и подошел к нему.
– Брат! – сказал я. – Какие же вы… Вы такие молодцы!
Он поднял вверх большой палец, сжав остальные в кулак.
– Три португальских клуба, – продолжал я. – Страна – вице-чемпион Европы, между прочим.
Он кивнул и смотрел на меня с улыбкой.
– Помнишь, как после 0:0 с «Порту» в аэропорту к Газзаеву болельщики подошли? – спросил я. – Спросили: «Валерий Георгиевич, почему в чемпионате мы агрессивно играем, а здесь закрылись – на выездную ничью?»
Березуцкий снова кивнул. А меня все несло. Словно те пятьдесят минут, которые я молчал из-за срыва комментаторского канала с Москвой, требовали сейчас выхода наружу.
– Он ответил: «Лига чемпионов – это даже не другой турнир. Это другой вид спорта».
ЦСКА финишировал в той группе третьим. Следом за «Челси» и «Порту». До второго места не хватило всего одного очка. А Кубок УЕФА начался с домашнего матча с «Бенфикой» в Краснодаре.
Помню, как мимо нас по направлению к первому салону прошел Вагнер с кубком в руках. Точнее, я думал, что помню это. Но оказалось, что бразильцам Газзаев разрешил остаться в Лиссабоне и прилететь позже. Особенно Вагнеру, схлопотавшему дисквалификацию на следующий матч.
Наверное, это был Одиа. Или Олич. Да хотя бы Денисов – какая разница? Всем было в самолете так хорошо, что… Помните анекдот про трех братьев? Ах был оптимист, Эх – пессимист, а Ого-го просто нравился девушкам. На борту ни одного Эха в ту ночь не было.
Из-за шторки выглянул Стельмах, начальник команды.
– Вас Газзаев зовет, – сказал он мне с Костей Сарсания.
Мы держали в руках по бокалу. Кажется, с вином. Или виски? В ту ночь в бокалах мог плескаться любой напиток. Он сказал нам спасибо за то, что так болели за команду во всем сезоне. А я его спросил:
– А вы верили? После первого тайма?
Он улыбнулся и ничего не ответил. Просто поднял бокал повыше, салютуя нам.
На двух креслах в конце салона лежал кубок.
– Можно? – спросил я.
– Конечно, можно.
Я подошел и наклонился над серебряным трофеем. Очень осторожно поднял и удивился, насколько же он тяжелый. И попросил фото на память с Газзаевым.
Нас щелкнули, я передал кубок Косте, чтобы он тоже сфотографировался.
Я верил в случившееся, но и не верил тоже. Потом взял вымпел, который каким-то чудом купил перед матчем. Везде продавались программки и шарфы, но я искал именно вымпел, чтобы на нем были вышиты эмблемы клубов и дата финала.
– Валерий Георгиевич, подпишите мне, пожалуйста. На добрую память. «Спасибо за поддержку» или что-нибудь такое, – попросил я.
Он мотнул головой, беря вымпел и маркер. И медленно вывел: «Лучшему коментатору».
Понял, что пропустил одну букву, и чертыхнулся. Исправил.
– Валерий Георгиевич! – сказал я, протестуя. – Это же не так, я теперь никому показать его не смогу…
Он поднял на меня глаза, и я замолчал.
– Для меня вы с Костей – лучшие. Потому что я знаю, как вы переживали в каждом матче.
– Он еще и фартовый, – сказал из-за моего плеча Стельмах. – Мы ни одного матча с ним не проиграли.
– Не надо такие вещи вслух говорить, – парировал я. – Везение, как и деньги, любит тишину.
И был прав. Через три месяца ЦСКА проиграл «Ливерпулю» в Суперкубке. Но, как писали Стругацкие, это уже была совсем другая история.
Но в том матче примета сработала. Что-то случилось с пультом, и минут за пятнадцать до начала матча я пропал из комментаторского канала. Репортаж начал Гриша Твалтвадзе, сидевший на подстраховке в Москве. Связь вернулась аккурат перед первым голом ЦСКА, и я кричал, ликуя, почти всю победную для нас концовку матча.
Самолет приземлился, и всех его пассажиров повели в специальный зал ожидания.
– Люди приехали, – сказали нам. – Счастливые, веселые.
Команда вышла навстречу болельщикам. Пространство взорвалось криками восторга.
Мы стояли с Костей у двери и наблюдали за общим ликованием.
– Фантастика! – сказал я ему. – Просто фантастика.
Следующей весной юношеская сборная Колыванова стала чемпионом Европы. Еще через два года «Зенит» взял Кубок с Суперкубком УЕФА, а сборная выиграла бронзу на Евро.
Такие три года! Даже не верится.
Свадебный генерал
Парк «Адидас» в Париже был обычным веселым интерактивом. Стояли макеты и манекены, на мини-площадке возилась с детьми какая-то звезда. Камер было мало, но девушки-корреспондентки с микрофонами улыбались так, словно это было брачное агентство категории luxury.
Я подошел поближе и увидел, что это Руй Кошта. Его Португалия проехала мимо чемпионата мира, как и Россия. Кошта дал себя обвести, вскинул руки, празднуя вместе с мальчишками гол. Девушки напали на него, он улыбался, но выглядел очень смущенным. И одет был совершенно провинциально, как уличный музыкант – в темную рубашку и жилетку.
Я дождался, когда дамы перестанут ослеплять португальца улыбками. Подошел спросить, особо не веря в успех – говорит ли он на английском?
Кошта отрицательно покрутил головой. Перечислил: португальский, испанский, итальянский. Я стоял и думал, взять ли у него автограф. Но так и не взял, потому что не понимал, что тогда с ним делать.
Он уехал, а я пошел рассматривать коллекцию мячей чемпионатов мира. Ту часть парка, ради которой я и приехал.
– Обалдеть! – сказал я сам себе и повторил. – Обалдеть!
Там были все мячи начиная с первого Кубка – 1930 года. Может быть, тот мяч был всего лишь репликой, но все равно коллекция смотрелась внушительно. Ровно шестнадцать штук.
Во мне проснулся коллекционер, но тут же снова заснул. Я спешил – нужно было ехать монтировать сюжет. Сорок минут на машине до медиацентра, за которые было необходимо успеть написать текст.
Я ушел, оставив у витрины с мячами двух смуглых парнишек в синих майках сборной Франции, которые были им заметно велики. Подумал: если я пережил такое искушение, то что же сейчас чувствуют они? Представил, как мальчуганы озираются в поисках подходящего камня – пока еще не для того, чтобы разбить стекло, а чтобы просто примерить такую возможность.
