— У-гу, спокойной ночи.
И не успела Рыба это ему ответить, как урод уже отвернулся от нее и как насосавшийся клоп засопел «в обе дырки».
В окно продолжала светить своим безразличным ровным светом серебристая луна. Вокруг стало тихо и спокойно. Ночную тишину нарушал только храп Холмогорцева.
Рыба лежала и молча таращилась в темноту, думала: «Неужели это то счастьице, о котором мне все так усиленно затирали с самого детства?! Неужели во всем этом есть что-то ценное?! Х-м! Как обидно, что он отвернулся! Он ведь должен был проявлять ко мне знаки внимания, ласкать меня, говорить какие-то нежные слова! А вместо этого? Полюбуйтесь на него: отвернулся и задрых! Хам!
Рыба почувствовала холод, подбирающийся к ней и стала сильнее натягивать на себя одеяло. Холмогорцев сквозь сон что-то недовольно промычал и рванул его так, что Рыба чуть не осталась совсем без него. Агрессивное мычание продолжалось еще с минуту, а потом опять все стихло.
«Ох, уже лучше буду тихонько лежать. Так мне будет спокойней. — Решила про себя Рыба. — Ой, а в чем это у меня живот, весь испачкан? Фу! Что-то липкое и вонючее! А запах такой, прямо до боли знакомый. А, дак это же ведь молофья. А за эти три копейки все пузо в молофейке… Чем бы все это стереть? А, вот, наволочку сниму и ею вытру. Вот так, уже лучше. А что теперь делать-то? Ух и болит же пизда! Все мне разорвал, дефлоратор хуев! Э-ге, это еще что, а вот когда рожать, говорят, будешь, вся пизда до жопы разорвется. И срать потом больно будет. А вообще-то, так ведь у всех, а я что, хуже что-ли? Нет. Значит и мне все это вытерпеть — не грех!
Ну вот, я уже стала женщиной. Могу себя поздравить со своей первой, так сказать, ночью».
Рыба лежала со скомканной грязной наволочкой в руке и молча таращилась на Луну. Долго думая о том, что же случилось и счастлива она теперь в связи с этим, или нет, она так и уснула.
* * *— Просыпается с рассветом вся советская страна, — доносилось непонятно откуда задорная песенка.
Рыба долго не могла понять, откуда доносятся эти звуки и где вообще она находится, как и когда сюда попала. Комната какая-то пустая с белыми стенами, она лежит на кровати. А кто-то песенки поет.
«Я, что в больнице что-ли? — недоуменно подумала Рыба. — Как я сюда попала?»
Неожиданно резкая боль между ног вернула ее к воспоминаниям прошедшей ночи. Она отчетливо вспомнила все события, случившиеся с ней. Невольная судорога отвращения прошла по всему ее телу.
«Постой, — тут же одернула она себя, — но ведь с тобой произошло такое важное событие! Как ты можешь так думать обо всем?! Сегодняшний день будет особенным для тебя. Ты уже женщина, а значит в этом что-то особенное. Это все вранье, что только дырка между ног появляется. Главное — должно измениться восприятие! Вот увидишь, сегодняшний день будет каким-то особенным! Вот увидишь! Стоит только чуть-чуть напрячься, как чудо обязательно случится!»
Так раба своих иллюзий ебла себе мозгени.
— Эй, а ты че до сих пор валяешься? — Раздался бодрый задиристый голос ее «принца». — А ну-ка, давай, вставай! Умываться пора.
Рыба лениво потянулась, стала тереть глаза руками. И только она открыла рот, чтобы что-то возразить, как тут же Холмогорцев очень властно произнес:
— И не забывай, что я в этом доме хуйзяин и я буду решать, что тебе здесь делать!
И в тот же миг, он достал из своих штанов свой висящий хуй, подошел к кровати и щелкнул Рыбу хуем по лбу.
От неожиданности она сначала даже не знала, как нужно среагировать. Ей мама не говорила как себя надо вести, если хуем по лбу щелкают. Но в конце-концов тупая машина решила, что надо обидеться. Закусив губу, она села на постели и уткнула голову в колени.
«Так, начинается, этого мне еще не хватало. — Отчаянно думал Холмогорцев. — Я забыл ведь, что она замужем еще не была, рога-то ей еще не обломали. Это тебе не жена «объезженная». Так, если она обидится и убежит, то я потеряю раб-силу: некому будет делать ремонт. И некого будет ебать, придется кого-то искать. А еще в Сокуре кто-то сболтнет про меня. Поползут слухи, дойдут до жены и тогда… пиши «пропало». А зачем мне все это нужно? Ладно, уж так и быть, пойду ей навстречу. Но, уж, будь она моею женою, я бы ей такое устроил! Берегись, сука!
— Послушай, Рыбуля, ты давай, вставай, иди умойся, приведи себя в порядок и все такое, — ласково запел он, — потом поедим и за работу. День длинный, а работы много!
Совсем не поняв, о чем идет речь, Рыба обрадовалась, что с ней ласково обошлись.
— Что? Мыться? Работать? Да, да, конечно, я с радостью! — И машина побежала в ванную в чем мать родила.
— Стоп! — Поймал ее за руку «принц». — Если ты так будешь при мне постоянно щеголять, то ты мне быстро надоешь и у меня на тебя вставать не будет.
— Да? А что нужно делать?
— Ха-ха-ха! Тебя что, ничему мать не учила что-ли?
— Нет. Она после восемнадцати обещала.
— Эх и гавно же она! А ты вот видишь, и сама всему теперь научишься. Поздравляю! Ха-ха!
Рыба сконфузилась и стыдливо прикрывая срам руками, продефилировала в ванную.
«Так, — отчаянно думал Холмогорцев, — план действий такой. Сейчас ее кормлю каким-нибудь пакетным супом, пою чаем, сам тоже делаю вид, что ем, а затем сваливаю нахрен к Любке. Поем там заодно. Эх, поебать ее хотел, да вот боюсь, не встанет у меня после сегодняшнего. Ну да ладно. Глазки ей построю, после шумок, заодно на будущее ее настрою. Пригодится. Так, а с ней мне что делать? А-га, пускай пока старую краску и штукатурку везде сдирает. А — я прийду и разберусь, а — то еще напорет что-нибудь без меня. Я думаю, ее мать ничему не научила и она вообще ничего не умеет. Уродица». Так думал ловкий пакостник, пытаясь заправить постель после блядской ночи.
«Так! А это еще что?» — неожиданно на белоснежных «больничных» простынях он увидел пятно крови. «О, боже, этого еще мне не хватало! — Яростно думал он, срывая злосчастную простыню. Что будет думать моя жена, когда увидит все это?! О, Господи. Нет, только не это! Я должен спасти свое положение. Но как?!! А, вот, придумал. Я слышал, что если кровь застирывать холодной водой, то она хорошо отходит и не остается никаких пятен. Вот именно этим я сейчас и займусь. Эврика! Я спасен!». Холмогорцев стал долбиться в ванну.
— Кто там? — Раздался мечтательный голос Рыбы.
— Да кто же еще здесь кроме меня может быть, еб твою мать! Открывай быстрее!
— Ой, но ведь я не одета, а ты сам говорил, чтоб тебе часто на глаза не попадаться голой!
— Да это сейчас не важно.
— Как не важно? Минуту назад ты говорил совершенно другое!
— Да открывай ты быстрее, ебаная дочь! Сейчас кровь свернется и ее потом не отстираешь!
— Какая кровь! Ты что ранен, милый?
Рыба тут же распахнула дверь и ринулась навстречу своему «милому».
— Да отойди ты! — Оттолкнул ее Холмогорцев. — Мне тут стирать надо, а ты еще и лезишь ко мне! За тобой ведь стираю!
— За мной?! А я тут причем?
— Причем-причем?! — Орал красный от злобы Холмогорцев, включая холодную воду. — Кого сегодня дефлорировали, меня что-ли?
— Нет, вроде бы меня. — Проблеяла Рыба обиженным голосом.
— Ну вот я и стираю за тобой.
— Ничего не понимаю. У нас белье дома раз в неделю стирали, а здесь что, каждый день что-ли?
— Да, когда кого-то проебывали! — Почти срываясь на педерастический фальцет провизжал Холмогорцев и, уткнувшись в раковину, стал яростно стирать.
— Послушай, но если эта кровь моя, хотя я не понимаю, как она здесь взялась. У меня месячные должны быть через две недели. Но допустим, что она моя, так давай я сама все это постираю!
— Нет!!! Ни в коем случае. Такой растяпе как ты вообще ничего нельзя доверять! Ты все сделаешь как попало и останутся следы. А я потом жене, что объяснять буду?! Что у меня месячные вдруг пошли? Иди-ка ты знаешь куда! В гробу я видам твои услуги! Вали!
— Что? Не поняла.
— Вали отсюда! — Заорал «принц» прямо в лицо тормозной дуре.
Не выдержав такого хамского обращения, Рыба психанула и вся в слезах кинулась на кухню.
«Ишь, уа-уа какая! Обиделась она! — Яростно думал Холмогорцев, стирая простынь со скоростью пулемета. — А мне что прикажете делать?! У меня жена через неделю приезжает. А мне тогда на кого обижаться? Ничего, переживет, не сахарная!»
Рыба забежала на кухню с грудой скомканных грязных вещей, бросила их на пол, села в угол и разрыдалась.
«Вот как! Выебал — теперь можно со мной как угодно обращаться?! А я-то, дура, набитая, думала, что после первой ночи со мною будут ласково обращаться, говорить мне нежные слова, приносить мне кофе в постель и вообще меня на руках носить. А вместо этого что?! О, Господи, за что?! За что?!» Рыба сидела голая, с растрепанными длинными волосами на груде своего тряпья и рыдала в голос.
«А откуда мне что-то знать про кровь? Меня что, каждый день дефлорируют что-ли? — Думала она. — А мать мне про это вообще ничего не объяснила. У, сука проклятая! Погань злая. Все меня «завтраками» кормила, мол, будет восемнадцать — все расскажу. А мне уже с тринадцати мужика со здоровым хуем хотелось! У, сволочь ты проклятая, ничему не научила. Я тут мучайся из-за тебя. Скотина вонючая!»
