лебедя,
Да пребудет с тобой голос любимой,
Голос Небесного Сына.
Да пребудет с тобой сила фей,
Да пребудет с тобой сила эльфийского клинка,
Сила горного волка.
Да пребудут с тобой дары морские,
Да пребудут с тобой дары земные,
Дары Отца Небесного.
Да наполнится каждый день радостью,
Да обойдут тебя болезни,
Да будет жизнь счастливой и благодатной.
Только спускаясь с вершины горы по скользкой, каменистой тропе под сенью молодых кленов, трепещущих на ветру, Джейми вдруг подумал, до чего это благословение соотносится с ним. Возможно, кто-то из родителей читал его, когда он был маленьким?
— Жизнь счастливая и благодатная, — пробормотал он себе под нос и преисполнился покоем.
Только достигнув подножия горы, Джейми задумался, не встретят ли его на пороге загробного мира отец или мать.
— Или, может быть, Мурта, — сказал он и улыбнулся при этой мысли.
Часть пятая
Летите домой
107
В хлеву, на соломе[271]
Фрэзер-Ридж
Летом мы купили двух годовалых телок: белую с черными пятнами и рыжую — с белыми. Мэнди назвала их Му-Му и Зорька. А Джемми, пролистав «Справочник Мерка», выбрал другие имена: Лепра и Розацея. Джейми примиряюще заметил, что мы можем звать их как угодно — коровы все равно никогда не откликаются на имя. Сам же окрестил их по-гэльски Руа и Бан — Рыжая и Белая.
Сейчас Джейми как раз ворчал на рыжую, обзывая ее «незаконнорожденной дочерью ядовитой гусеницы» — если я правильно перевела с гэльского. Хотя, возможно, мне не удалось передать все оттенки смысла.
— Она ведь не виновата, — укоризненно сказала я.
Он издал странный шотландский звук, напоминающий рев бетономешалки, и стиснул зубы. Рука Джейми была по локоть засунута в заднюю часть Розацеи, а лицо в свете фонаря казалось одного цвета с ее рыжей шкурой.
Несчастная корова и впрямь была не виновата: ее осеменили слишком рано, поэтому первые роды проходили так тяжело. Винить Джейми я тоже не могла — он уже с четверть часа пытался ухватить теленка за две ноги, чтобы вытащить, но своенравная Рози постоянно вертела задом. Нос теленка то и дело высовывался наружу, ноздри раздувались от паники. Я чувствовала себя примерно так же, только старалась держаться.
Мне хотелось помочь — сунуть внутрь руки (которые были куда меньшего размера, чем у Джейми) и нащупать копыта. Однако сегодня я сильно порезалась и не могла подвергать открытую рану риску заражения.
— Nic na galladh![272] — прорычал Джейми, выдергивая и встряхивая руку. Из-за суеты и плохого освещения он случайно сунул ее не в то отверстие и сейчас пытался очистить от слоя свежего и очень влажного навоза. Заметив выражение моего лица, он угрожающе наставил на меня склизкий палец.
— Не вздумай смеяться, саксоночка! Иначе измажу тебе лицо.
Я прикрыла рот перебинтованной рукой, беззвучно трясясь от смеха. Джейми фыркнул, вытер грязную ладонь о рубашку и вернулся к своему занятию, бормоча проклятия. Однако через пару минут проклятия сменились взволнованными мольбами. Он ухватил-таки ногу.
Я и сама молилась. Бедная корова не могла разродиться с прошлой ночи и пошатывалась от усталости, обессиленно свесив голову. Что ж, это может сработать. Если она устала настолько, чтобы расслабиться… Джейми схватил «браслеты» — две небольших петли, закрепленных на веревке, — и торопливо набросил их на крохотные копытца, пока те не выскользнули из руки. Затем присел на корточки позади Рози и что есть силы потянул. Когда схватка прошла, он отпустил веревку и прислонился лбом к коровьему бедру, чтобы отдышаться.
Нас окружала кромешная тьма — хлев представлял собой маленькую, отгороженную воротами пещеру; единственным источником света был небольшой масляный фонарь, висевший на вбитом в скалу гвозде. Несмотря на полумрак, я заметила, что коровий живот заходил ходуном с началом новой схватки, и наклонилась к Джейми, словно передавая ему частичку своей силы.
Он прочно уперся ногами в солому и потянул за веревку, рыча от натуги; с хлюпающим звуком теленок выскочил наружу в потоке крови и слизи.
Джейми медленно поднялся, тяжело дыша. Его лицо и одежда были в крови и навозе, но устремленные на теленка глаза сияли от радости, как и мои. Новоиспеченная мать — удивительно спокойная, с учетом обстоятельств, — обнюхала детеныша, а затем принялась ритмично вылизывать его длинным шершавым языком.
— Из нее выйдет хорошая мать.
На секунду мне показалось, что эти слова произнес Джейми, однако он лишь удивленно смотрел в мою сторону. Уловив краем глаза едва заметное движение за спиной, я вскрикнула и резко обернулась. Позади стоял мужчина, бесшумно пробравшийся в хлев вслед за нами.
— Кто, черт возьми… — заговорила я, нашаривая какое-нибудь оружие, но тут Джейми поднял руку, приветствуя незнакомца.
— Мистер Клаудтри, — сказал он, утирая рукавом перепачканное кровавой слизью лицо. — Надеюсь, вы и ваша семья в добром здравии?
— Спасибо, более или менее, — ответил молодой мужчина, опасливо поглядывая на лопату у меня в руке. — И раз уж представился случай, мэм, — давно хотел вас поблагодарить. За малышей.
— Вот как, — промямлила я. Клаудтри. Обрывки воспоминаний сложились наконец в целую картинку. Стоящий в хлеву запах родов, залитая кровью и околоплодными водами солома напомнили о давней ночи в маленькой хижине, о бесконечных усилиях и нереально долгом мгновении, когда я смотрела на исходящее от ладоней голубое свечение и молилась всем сердцем и душой, чтобы оно не погасло.
Я сглотнула подступивший к горлу комок.
— Рада была помочь, мистер Клаудтри. — Аарон. Так звали сволочного отчима Агнес: Аарон Клаудтри. Я окинула его недобрым взглядом, но он не обратил внимания, уставившись на Джейми и на сцену у наших ног.
— Отличная работа! — похвалил он Джейми, одобрительно кивнув в сторону Рози и всклокоченного теленка, который изумленно таращил глаза. — Справились не хуже жены.
— Taing, — ответил Джейми. Затем подобрал с пола грязное льняное полотенце и вытер лицо. — Что привело вас в столь поздний час, мистер Клаудтри?
— Я пришел раньше — вы как раз ужинали. — Клаудтри пожал плечами. — И старая ведьма была у вас в гостях; при ней я бы не смог говорить.
Джейми глянул на меня, продолжая неспешно вытирать руки.
— Говорите
