– Что стало с мантикорой?
– Сожгли, – ответил Тим. Отвел взгляд. – И все остальное тоже.
Я кивнула, стараясь не думать о груде покореженных тел. Но все-таки спросила:
– Они не поднялись?
Поднимались, превращаясь в умертвия, люди, убитые тварями Леса, или те, кого не отпели.
– Не успели. Сибилл сжег.
– И хорошо, – потерла я горящую пятую точку. – Ворона цела?
– Что с ней будет… Цела, ее же почти за лигу от мантикоры нашли. Я еле Сибилла из-за метели дозвался. Как ты убила зверя?
– С помощью флера заставила остановиться… А потом… Потом…
Пережитый ужас снова взял за горло. Почти два месяца я не вспоминала о том дне, гнала его от себя, а сейчас… Сейчас затрясло. И Тим снова успокаивал меня, и кошка обеспокоенно урчала в ухо.
– Все… Все, маленькая…
В дверь постучали.
– Да? – раздраженно поднял голову Тимар.
Я спрятала зареванное лицо у него на груди.
– Господин граф проснулся, вас зовет…
– Я быстро, – разжал кольцо моих рук Тимар. – По крайней мере, постараюсь.
– Господин, – присела в книксене служанка, – граф требует госпожу Лауру…
– Меня? Зачем?
– Не знаю, госпожа…
– Ты со мной сходишь? – взяла я брата за руку.
– Конечно. Только умойся.
Спальня графа была практически спартанской – только узкая, даже без балдахина, кровать, медвежья шкура на полу перед ней и волчья у камина, стол, стул, шкаф. Все. Тщательно оштукатуренные стены не украшали ни картины, ни гобелены. Единственная дорогая вещь – тускло горящий днем магический светильник. Единственное яркое пятно – Галия в лиловом платье. Тимар, перехватив ее ненавидящий взгляд, задвинул меня за спину.
– Лира… – Донесся тихий голос Йарры. – Она здесь?
Тим кивнул мне.
– Я здесь, господин.
– Подойди.
Я пересекла солнечный коридор, льющийся из окна.
Граф тяжело вздохнул, завозился.
– Помоги сесть, – буркнул он Галии.
Девушка поправила подушки, сползшее одеяло, но Йарра в раздражении отбросил его, открыв костлявую грудь, перевязанную бинтами. Я поклонилась, стоя в двух шагах от кровати. Подняла голову, перехватила тяжелый взгляд и опустила глаза.
– Стань прямо. Что-нибудь болит?
– Да, – ляпнула я, едва не потерев горящие после ремня ягодицы. – То есть уже нет.
– Да или нет?
– Нет, господин…
Граф разглядывал меня холодными голубыми глазами, будто видел впервые. И я особенно остро почувствовала, что сегодня не расчесывалась, что блуза мятая, а сапоги и штаны покрыты жесткой шерстью пантеры, с удовольствием валявшейся на моих вещах.
Пауза затягивалась. Я спрятала руки, сцепив их за спиной, и, как учил Тим, уставилась на переносицу Йарры. Глаза у графа светлые, радужка бледно-голубая, как тонкий лед. Только, оказывается, и лед умеет жечь.
– Сколько тебе лет, напомни?
– Летом будет одиннадцать.
– Хорошо.
Йарра не то скривился, не то улыбнулся – я еще не умела различать его эмоции.
– Ладно, иди, – махнул он рукой.
Я попятилась к двери. И это все, зачем меня звали?
– И да, Тимар, я не припомню, чтобы приглашал тебя. – Голос графа приобрел металлический оттенок.
– Простите, господин, – ровно ответил Тим. – Лира совсем недавно сняла бинты, и, хоть и бегает как жеребенок, я за нее волнуюсь.
– Покажи ее Сибиллу, скажешь, я велел осмотреть. Зайдешь вечером.
– Да, господин, – поклонился брат.
– Не хочу к магу, – уперлась я, едва мы вышли из спальни. – Он противный!
– А я не хочу, чтобы ты к графу одна ходила, только здесь от наших хотелок ничего не зависит.
Угу, его воля – Тим бы меня под колпаком держал. Толстые такие, прочные – ими накрывали южные цветы в оранжерее.
– Да ну, не съест же он меня. Он хороший, – уверенно заявила я, уже забыв, как собиралась скормить хорошего графа мантикоре.
Сибилл ожидаемо подтвердил, что я здорова, и Тимар, на радостях, наверное, обрадовал меня утренней тренировкой. А то, мол, совсем мышцы атрофировались. Что такое «атрофировались», я уже знала. И недовольно надулась – враки!
Спать сегодня я решила лечь пораньше – снова получить холодный душ из кувшина совсем не хотелось. Но едва задремала, как меня растолкал Тим.
– Мелкая, представляешь – ты угадала!
– М-м-м? – протянула я, протирая глаза.
– В шахте был не уголь!
– А что?
– Алмазы!
Позже, частью выспросив у Тима, частью у самого графа – мы с ним подружились! – я узнала, что солдаты, с Йаррой во главе, проникнув в шахту, долго спускались вниз по штреку, а на восьмом горизонте обнаружили пещеру, похожую на амфитеатр – такие часто встречаются в подземельях Меота. Вот только там алмазы выбрали еще эльвы, а тут, под Черной Глыбой, всего в тридцати лигах от границы графства, камней было чуть ли не столько же, сколько вмещающих пород – помню, Йарра рассказывал о них, а у самого татуировки Высокого Лорда горели, даже рубашка на груди тлеть начала.
– Ваше сиятельство?
– Просто «господин», Лира, – отхлебнул вина граф.
– Господин, а мантикора? Откуда она взялась?
– Когда сработала охранка в шахте, мы ушли телепортом, но, вместо замка, нас перебросило на болото… Прямо к охотящемуся зверю. – Йарра помолчал, выстукивая кубком дробь. – Второй телепорт не взял моих людей, но засосал мантикору. Лес, – пояснил граф.
– Лес… – эхом протянула я.
Князю об алмазах, само собой, не доложили.
Едва узнав о проникновении посторонних в Долину Трех Гор, Дойер взорвал шахту – вместе с охранниками и прикованными рабами, а для его светлости сочинил историю, мол, людей заели волкодлаки, вышедшие из Леса, и взрыв оказался единственной возможностью уничтожить тварей.
Йарра тоже не стал делиться с князем своей находкой, удовлетворившись тем, что шахту опечатали; следующие несколько лет он всеми правдами и неправдами пытался выкупить Долину у короны. Именно, что пытался, – мешал Дойер, основной конкурент Йарры за влияние на князя. Как и наш граф, он входил в Совет Четырех, где был Первым, что значит отвечал за армию. Йарра руководил военным флотом, Третий Советник, Карильо, управлял торговлей, сбором налогов и контрибуций с Лизарии и Архипелагов, а Четвертый, Ремайн, занимался дипломатией.
Третий с Четвертым примыкали то к Дойеру, то к Йарре – в зависимости от собственной выгоды, иногда воздерживались, наблюдая, как грызутся армейцы, и все вместе, весь Совет, были призваны ограничивать княжескую власть.
Другое дело, что его светлость давно держал Совет на коротком поводке – но говорить об этом было не принято.
– Тим?
– Да? – высунулся из-за ширмы брат.
– А его сиятельство смог набрать камней? Хоть немного?
Тимар напустил на себя невозможно таинственный вид и кивнул, прижав палец к губам. Можно подумать, я бы сама не догадалась, что о таких вещах болтать не стоит.
Алмазы – не просто камешки, которые можно огранить в сияющую драгоценность, но самые лучшие, после Кристаллов, конечно, накопители силы. Сырую магию, разлитую в мире, могут безопасно для себя брать из потоков только редкие Одаренные, заключенная же в накопители, она становится доступна обычным людям.
Накопитель, теоретически, может быть любым – хоть щебень, хоть сковородка, но много силы в них не загнать. Так, на два-три заклинания, не больше. Лучше всего сырую магию держат и сохраняют драгоценные камни, и бриллианты здесь вне конкуренции. Рубины, изумруды, топазы красивы, но сила разрушает их за считаные годы. Сначала в камне появляется трещинка, через которую магия возвращается в поток. Трещина растет, расширяется, углубляется, и одним прекрасным утром вместо рубина в кулоне вы обнаружите в шкатулке горстку разноцветной пыли. Бриллианты же держат силу десятилетиями, некоторые, самые крупные, вроде того, что добыл Йарра, могут сами подзаряжаться от потоков, именно поэтому они так ценны… И так редки. И так дороги.
Кто в здравом уме отдаст такое сокровище нашему князю?
Глава 23
– Плохо. Ты есть очень плохой ученица! Очень глупый! Очень непонятливый!
Прошло много лет, но эти крики все еще стоят у меня в ушах, и порой мне снится поза почтения, мокрое пятно, расплывающееся по груди, холодящие спину капли с волос и осколки фарфоровой чашки в пыли двора.
– Я учить сто семьдесят учеников! Я учить сорок лет! Я никогда не учить такой глупый обезьяна!
Сам ты макака старая.
– Что ты сказать?
Бах!
Я закусила губу, чтобы не зашипеть, когда бамбуковая палка опустилась на спину.
– Я молчала, Учитель!
– Ты лгать!
Шлеп!
Терплю. Молчу. Пытаюсь дышать. Я обязательно научусь всему, что ты сможешь мне дать, а потом засуну эту палку тебе в задницу.
