— Но сейчас же вы не смеетесь.
— Ну, ты не настолько мне нравишься. Садись, садись, — он никогда не садился, пока я не просил его об этом. Думаю, что он рассматривал это как своего рода странную игру. — Итак… как прошел твой сегодняшний день, Г'Кар?
— Так же, как и прошлый день и, подозреваю, Лондо, что завтра все будет точно так же. Если, конечно, сегодня вам не вздумается меня казнить.
— Почему именно сегодня? — спросил я. Я махнул слуге, приказывая ему принести новую бутылку вина, и тот отправился за ней.
— А почему бы и не сегодня? — возразил он. — Рано или поздно я перестану вас забавлять, и тогда… — он пожал плечами и провел рукой по горлу.
— Вот как ты думаешь, Г'Кар? Что я вижу тебя только таким? Только как «забаву»? — и я разочаровано покачал головой. — Какая трагедия.
— Перед прочими трагедиями вашей жизни, Лондо, трагедия моего мнения меркнет.
— Верно. Верно. — Потом последовало молчание, приятное молчание двух старых приятелей. Даже теперь не знаю, осмелюсь ли использовать здесь слово «друг». Принесли новую бутылку, перед нами расставили бокалы, наполнили их вином. Г'Кар поднял свой бокал и понюхал его содержимое с деликатностью, которая забавно контрастировала с его грубым внешним обликом.
— Вот это, — произнес он, — действительно хороший урожай.
— А разве не все мои вина из хороших урожаев?
— Не этого сорта, — сказал он. — Итак, чем обязан такой честью?
— Прошел год, — ответил я. — Год с тех пор, как ты спас мне жизнь и попал под мое покровительство. Год с тех пор, как мы начали наши еженедельные совместные обеды. Я удивлен. Мне казалось, что эта дата должна была крепко засесть в твоей памяти.
— Моя память забита очень многими вещами, Лондо, — сказал он. — Прошу прощения. Должно быть, эта знаменательная дата перестала быть для меня столь важной. Итак, раз мы празднуем годовщину, не означает ли это, что вы решили «меня отпустить»?
— А зачем мне это? — спросил я. — Позволить моему самому лучшему другу Г'Кару вот так просто уехать? Нет, нет… боюсь, что не могу, особенно, если учесть, как заблестят глаза тех, кто очень внимательно следит за мной.
— Потому что я потенциальное орудие, которое можно использовать в случае, если ситуация ухудшится.
Ненавижу это признавать, но, конечно же, он был прав.
— Можно сказать и так, — медленно проговорил я. — Мой премьер-министр и его приспешники дали мне понять, что тебя оставят в живых только в том случае, если ты будешь находиться здесь, под моей защитой. Если я позволю тебе уехать, если им покажется, что я дал тебе это разрешение, то это будет нарушением законов Примы Центавра. Законов, по которым на Приму Центавра запрещено ввозить устройства, подобные сети-хамелеону. Я не могу выказывать снисхождения к таким преступлениям.
Г'Кар допил свое вино. Слуга направился к нему, чтобы снова наполнить бокал, но Г'Кар, как обычно, махнул рукой, отказываясь от добавки.
— Почему же вы не можете? — спросил он. — Я имею в виду, не можете быть снисходительным. Обычно милосердие очень высоко ценится. Особенно, если учитывать жестокие деяния некоторых ваших предшественников. Народ на Приме Центавра наверняка воспримет это как приятное изменение в политике.
Я лишь вежливо рассмеялся в ответ.
— Это прекрасная теория, Г'Кар. Но народ не хочет изменений, неважно, приятные они, или нет. Им нужно то, к чему они привыкли, не больше и не меньше. Веришь ты или нет, но здесь до сих пор есть те, кто верит, что Картажье был лучшим императором за всю нашу историю. Что в дни его правления центавриан боялись миллионы, потому что мы были непредсказуемы. Многие надеются, что я позволю тебе уехать, и они с радостью воспользуются этим для того, чтобы усомниться в моей власти… подорвать мое правление. Хоть ты и нравишься мне, Г'Кар, но, чтобы освободить тебя, мне придется заплатить слишком высокую цену: потерять доверие народа, возможно, лишиться трона… и, скорее всего, жизни.
— Но знаешь что, Г'Кар… все это совершенно неважно. Нам надо обсудить совсем другие дела. Сменим тему! — заявил я, постучав вилкой по тарелке.
Пока мы разговаривали, перед нами поставили восхитительно пахнущие блюда, и я с аппетитом приступил к еде. Г'Кар, как всегда, почти ни к чему не притронулся. Абсолютно не понимаю, как ему удается оставаться в такой форме при столь скудном рационе.
— И что же это за тема, Лондо? — поинтересовался он.
Я медлил, пережевывая пищу. Трудно говорить, когда твой рот забит овощами.
— Думаю, что тебе стоит воспользоваться этим моментом, Г'Кар. Я тоже несколько раз поступал так в прошлом. Будь уверен, это вызовет много пересудов, но я думаю, что сейчас тебе стоит взять быка за рога.
— Что?
Я махнул рукой.
— Так говорят земляне. Это неважно.
— Нет, возможно, это будет интересная тема, — сказал Г'Кар. — Вас всегда привлекало все, что относится к Земле. Я никогда не понимал этого до конца. Вы изучали их, цитировали их поговорки. Их достижения бледнеют по сравнению с тем, чего достигли на Приме Центавра. Они же относительно молодая раса. По крайней мере, они только начинают свой путь.
Но центавриане что-то в них увидели. Какую-то искорку, какой-то потенциал. Если бы не центавриане, люди никогда бы не получили технологию гиперпространственных переходов. Или, по крайней мере, они бы сильно отставали в этом. Возможно, им понадобились бы годы или даже столетия, чтобы стать истинной силой в галактике.
В его единственном глазе промелькнул интерес.
— Что же в них такого, Лондо? Должен заметить, что ни я, ни мой народ ничего особого в них не видим. Почему они так нравятся вам?
Я усмехнулся.
— Понимаешь, все это случилось еще до моего рождения… лет сто назад.
Так что я не могу сказать тебе точно. Но… я читал об этом. Письма, комментарии, переписку между императором и министрами, и прочее в том же духе.
— И что же вам удалось обнаружить?
Я наклонился вперед и поманил к себе Г'Кара, как будто опасался, что нас могут подслушать. Он наклонился поближе.
— Они думали, — сказал я, — что люди способны уничтожить самих себя.
— Да?
Я кивнул.
— Они думали, что люди — это шанс на быструю наживу. И еще они думали, что люди, получив высокие технологии, лишь ускорят этот процесс. Мои предшественники предполагали, что в примитивном Земном Содружестве возникнут трения и войны. А Прима Центавра тайно поддерживала бы все стороны до тех пор, пока люди не уничтожат самих себя. И тогда Великая Республика Центавр могла бы ступить на их землю и присоединить ее к своим владениям. Это был легкий способ без особого риска достичь желаемой выгоды. Казалось, это было неплохое решение.
— Но это не сработало.
— Не совсем так. Они не стали заниматься самоуничтожением. Вместо этого они осмелились бросить вызов минбарцам, которые чуть не стерли их с лица земли. Мы предвидели эту войну, да… но это была совсем иная война. Они проиграли ее, как мы и предполагали, но в этой войне у них был противник, и какой! — я мягко засмеялся, задумавшись. — Они просили у нас помощи, как тебе известно. Хотели, чтобы мы помогли им в войне с Минбаром. Если бы мы это сделали, минбарцы немедленно обернулись бы против нас. Какой нам от этого прок?
— Вам не кажется, что вы в какой-то мере были в ответе за эту расу? Если бы вы не продали им те технологии, то они бы никогда не встретились с минбарцами и не ввязались в войну.
— Чушь, — твердо сказал я. — Это уже не наше дело.
— Да неужели?
Он посмотрел на меня. Ненавижу, когда он так на меня смотрит.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Если вы сделали нечто, что повлекло за собой последствия, то у вас есть обязательства перед теми, кого вы подставили. Вы дали им огонь. А они взяли и обожглись. Вам стоило хотя бы помочь им залечить их рану…
Но я покачал головой.
— Нет. Мы дали им спички. У них был выбор: использовать их в качестве источника света, или как огонь. Ответственность целиком лежала на них, так?
— Не так.
— Ба! — презрительно сказал я. — Мы всегда так говорим: «Да, это так, нет, это не так». Без обсуждений или споров. Просто отвечаем вопросом на вопрос. Так мы никуда не придем.
