Вся эта какофония оглушала, пустые улицы разносили звук на многие километры. Виктор инстинктивно вжал голову в плечи, когда в магазине что-то взорвалось, и витрина блестящим фонтаном разлетелась в стороны. Третий этаж заволокло черным дымом, вниз посыпалась каменная крошка.
– Какой же идиот приперся в Медузу с гранатой? – зло спросил у пустоты Торпеда. – Уходим, быстро!
Инсайдеры вскочили, со всех ног бросились обратно, к площади Ленина. Виктор, для которого такие пробежки давно стали редкостью, начал потихоньку сдавать, мысленно зарекшись бросить курить.
Выбежали на площадь. Торпеда, не останавливаясь, свернул налево, на пешеходную дорожку. Когда-то тут был местный Арбат, место встреч художников, поэтов. Тут любила отдыхать неформальная молодежь, с ногами залезая на витые скамейки. Теперь мощеная дорога проросла одинокими травинками, густо покрылась пылью.
Торпеда пробежал еще несколько метров и остановился около одного из кафе, коих в этой части города было как грязи. Борхес громко выдохнул, держась за бок. Виктор уперся руками в колени, старался отдышаться. Повернул голову, осматриваясь.
Сквозь пыльное стекло кафе, из глубины зала, обставленного покрытыми белыми скатертями столиками, на него смотрела девочка. Девочке на вид лет десять, в розовом сарафанчике, волосы убраны в два хвостика, смешно торчащие в разные стороны. И Виктор умилился бы, если бы не улыбка девочки – растянутый практически до ушей черный, беззубый провал рта. И круглые, словно птичьи, глаза.
– Здрасте, – выдохнул Виктор, чувствуя, что по спине пробежал холодок. Рядом прочистил горло Торпеда, опуская винтовку. Лишь Борхес, щурясь, вглядывался в витрину, непонимающе поглядывая на товарищей.
– Она неопасна, – проговорил Торпеда. – Обманка.
Стрельба вдалеке прекратилась, лишь доносились крики, смысла которых Виктор разобрать не смог. Вскоре стихли и они. Виктор повернулся боком к кафе, краем глаза держа в поле зрения розовый сарафан, спросил у Торпеды:
– Что мы так неслись-то?
– Инсайдеры с гранатами в Медузу не ходят. Медузу уважать надо, а не взрывчаткой калечить.
– Ага, а то она нас сильно уважает. И автоматы ее не калечат?
– Странно слышать это от тебя, Кот. Это же твой город, а не наш с Борхесом, – Торпеда серьезно посмотрел Виктору в глаза. – А Медуза не обязана уважать нас. Она либо принимает человека, либо нет. Но инсайдеры все равно гранаты не носят. Это слишком грубо, слишком шумно, слишком непредсказуемо.
– Черт! – ругнулся сзади Борхес.
Виктор и Торпеда оглянулись на него. Борхес отпрянул от витрины, рукавом вытер мокрый лоб. Он изумленно посмотрел на товарищей, восхищенно воскликнул:
– Черт! Там девочка!
Виктор и Торпеда переглянулись. Торпеда ответил:
– Мы видели.
– Блин, выскочила из темноты как чертик из коробочки. Почему все самое страшное всегда связано с маленькими девочками?
– К ним все изначально толерантны, – туманно ответил Торпеда. – Ладно, предлагаю варианты. Мы можем либо вернуться к универмагу, возможно, там все улеглось, либо двигаемся к мосту. Борхес?
– Я за мост.
Торпеда кивнул:
– Кот?
– Идем к мосту. Не нравится мне что-то сегодня родной город.
Торпеда еще раз кивнул, сверился с цифрами на руке, сказал:
– Тогда перерыв еще пять минут, потом двигаемся легкой трусцой… Вниз!
Ноги Виктора сами собой подогнулись, он ударился коленом об обломок кирпича, распластался на асфальте, отщелкивая предохранитель автомата. Торпеда уже лежал в двух шагах от него. Борхесу понадобилось немного больше времени для исполнения приказа.
Со стороны универмага, пошатываясь, брел человек, сгибаясь под тяжелой ношей. Виктору сначала показалось, что незнакомец тащит большой рваный мешок, но, приглядевшись, понял, что он тащит беспомощное тело.
– Солдат-срочник, – прокомментировал Торпеда, наблюдавший за идущим поверх прицела, передал винтовку Виктору.
В прицеле СВД фигура превратилась в грязного измотанного парня, бритого наголо. Плохенький солдатский камуфляж порван на коленях, армейский бронежилет буквально залит кровью. Худое лицо перемазано грязью, на шее серый от пыли, неумело накрученный бинт. Солдата мотало из стороны в сторону, словно пьяного, ноги заплетались, сзади волочился автомат с примкнутым штыком. Парень нес на плече другого солдата, который уже не подавал признаков жизни.
Торпеда посмотрел на часы, зло процедил что-то сквозь зубы, внезапно вскочил и заорал:
– Стой, дурак! Стой! Ловушка! Стой!
Солдат никак не отреагировал на крик, похоже попросту не слышал его, двигаясь на автомате.
– Черт, – Торпеда скинул рюкзак, побежал к еле идущей фигуре: – Стой!
Виктор от возбуждения тоже поднялся на ноги, повесил на плечо винтовку товарища.
– Подержи. Жди тут, – Борхес вытащил веревку, сунул в руки Куликову свой рюкзак и бросился догонять Торпеду.
– Ну конечно, – Виктор несогласно мотнул головой, бросил баул и быстрым шагом последовал за товарищами.
Солдат начал оседать на землю. Только сейчас, подойдя ближе, Виктор заметил, что вокруг него кружатся маленькие черные точки.
– Не дыши! – закричал солдату Торпеда. – Закрой глаза и не дыши!
Солдат упал на колени, не удержав тело товарища, начал судорожно срывать с себя бронежилет, страшно взвыл:
– Мама!
Торпеда остановился в десяти шагах от него, нервно заходил из стороны в сторону, не спуская глаз с погибающего парня. К нему подбежал Борхес, подошел и Виктор.
– Дальше не ходите, – предупредил их здоровяк: – Ловушка.
Борхес споро соорудил петлю на веревке, попытался накинуть на солдата. Импровизированный аркан не долетел пары метров, упал на асфальт.
– Я не докину, – в голосе бывшего ученого слышалось отчаяние, он с надеждой протянул веревку Торпеде. Здоровяк рывком выдернул назад петлю, секунду прицеливался. Бросок – и петля упала на парня, ломающего ногти о титановые пластины бронежилета. Его лицо заливала кровь, ручьем текущая из глаз, вокруг искривленного болью рта появились желтые наросты, похожие на грибок.
Торпеда одним движением затянул петлю и рванул со всей силы, делая широкий шаг назад. Солдат пулей вылетел из аномалии, проехавшись боком по асфальту, расцарапав локоть и лицо. Он замер, подтянув колени к груди и тихо постанывая. Борхес вытащил из поясной сумки запаянный пакет, разорвав его зубами, вытащил шприц-тюбик. Виктор сбегал за оставленными у кафе вещами, перетащил их поближе к инсайдерам.
Торпеда уже снял веревку и наматывал ее на локоть. Борхес, наложив на лицо солдата что-то вроде компресса, обматывал голову бинтом. Тело второго солдата оплыло, стало угловатым, обнаженные части тела покрылись странным грибком, словно мхом. Этот мох тихо покачивался от ветра, перекатываясь волнами. Черные точки, до этого кружившиеся в воздухе, исчезли, видимо осели на асфальт.
Виктора передернуло от омерзения, он отвернулся.
– Кот, помоги, – позвал Куликова Торпеда. Он вытащил из своего рюкзака свернутый вчетверо брезент с пришитыми по углам лямками-петлями, расстелил на асфальте.
Борхес стянул с солдата бронежилет, Виктор с Торпедой переложили парня на ткань. Куликов, который держал раненого за ноги, ощутил под пальцами странную, словно резиновую, податливость, хотя должен был ощутить жесткую кость голени. Сжав зубы, он удержал себя от желания разжать пальцы, отряхнуть их, словно испачкался в чем-то. Ощущения были не из приятных.
– Что это за гадость? – спросил Виктор у Торпеды.
Инсайдер выпрямился, разглядывая солдата, ответил:
– «Желтый гнус», мерцающая ловушка. Отвратительная вещь.
– Да я уж вижу. Это лечится? – Виктор кивнул на солдата.
– Нет, Медуза вообще не лечится. Если повезет, проживет еще месяца два. Если сильно повезет, то проживет он их в коме, не приходя в сознание.
Торпеда отошел от носилок, надел свою амуницию. Борхес с сожалением качал головой, взирая на тело второго солдата. Виктор отдал ему автомат, спросил:
– Ты как?
– Нормально, – Борхес махнул рукой. – Никак не могу привыкнуть к этим ужасам.
– К ним невозможно привыкнуть, – Торпеда похлопал товарища по плечу. – Собирайся, мы тут как три тополя на Плющихе. Интересно, что солдаты-срочники делали здесь?
– Не знаю, – ответил Борхес, пожав плечами. Посмотрел на раненого парня.
– Что теперь с ним будем делать? – спросил Виктор.
Торпеда присел над телом:
– Отнесем к Периметру, к блокпосту.
Куликов с сомнением посмотрел на него:
– Так это через весь город его тащить! До темноты не успеем, – Виктор постучал по циферблату своих наручных часов. – Уже и так шесть часов.
Торпеда поднял на него глаза, в его голосе сквозил металл:
– Ты предлагаешь его здесь бросить? Кот, так нельзя.
– Вы сами говорили, что ночью шансы влипнуть в историю увеличиваются вдвое. Парня жалко, но он не жилец. Оттащим его поближе к институтской тропе, свои подберут.
