Спать я лег на кровати Корригана. И так же, как когда-то он, лежал на свежих ветках строзии — успел наломать их еще засветло. Старые, слежавшиеся и пожелтевшие, я выбросил во время уборки. Я лежал и думал о том, что даже лапник этот мы ломали с одних и тех же деревьев.
Свечу я не гасил, благо она и в самом деле была вечной. Просто со светом я чувствовал себя как-то
спокойнее. На табурете рядом со мной лежал меч, я долго смотрел на его лезвие, размышляя о том, что Ив после себя оставил хотя бы этот меч. А что оставлю я? Мне двадцать девять лет, но сделал ли я хоть что-нибудь, способное напомнить потомкам о жившем когда-то на этом свете Кирилле Воронцове? И речь даже не об имени, я не прошу, чтобы меня помнили. Просто останется ли после меня хоть что-то, помимо могильною холмика с крестом? А ведь может не быть и этого...
Там, в моем мире, мне очень нравилось ходить в музеи, я искренне восхищался картинами, скульптурами, разными изящными вещицами. Мне нравилось все, в чем чувствовался вкус, что волновало душу и притягивало взгляд. Может, именно поэтому я всегда без особого интереса проходил мимо витрин с разного рода черепками — не интересно мне было смотреть на грубые кувшины и плошки, даже изящные линии амфор не могли надолго притянуть мой взгляд. Но ведь и эти грубые керамические плошки тоже когда-то кто-то делал, на них даже остались следы пальцев канувшего в небытие мастера. Его давно нет, а вышедшие из-под его рук вещи живут до сих пор. И пусть они серые и неказистые — они есть, и это главное. Я не могу мечтать о многом, но буду искренне рад, если после меня в этом мире останется хотя бы серая глиняная плошка.
* * ♦
Шел третий час дня. Корриган сидел в своем кабинете, склонившись над стопкой бумаг. Вчитываясь в строки отчетов и донесений, он иногда улыбался, встретив что-то смешное. А иногда его лицо становилось суровым, — казалось, в такие секунды даже часы на стене испуганно затихали, боясь потревожить Повелителя. Часть отчетов Корриган
сразу бросал в корзину, часть сортировал и откладывал в сторону. Этой рутинной работе он теперь ежедневно посвящал несколько часов, потому что время выдалось очень напряженное: скоропостижная смерть короля Любомира многое изменила. Через восемь дней состоится Совет Родов, на котором решится вопрос о новом главе королевства. Агенты Корригана докладывали, что далеко не все видят его на этом месте, герцог Нартов даже сумел объединить недовольных, желая протолкнуть в монархи своего старшего сына. И хотя родство герцога с Любомиром было весьма отдаленным, Совет Родов мог пойти Нартову навстречу. Да, кто-то побоится выступить против Корригана сам, кого-то удастся запугать, кого-то купить, пообещав места при дворе. Но в любом случае его перевес в этой борьбе будет невелик — если он будет вообще. Слишком все ненадежно, а Корриган не любил неопределенности. Именно поэтому следовало кое-что предусмотреть.
— Луис! — позвал Корриган.
Дверь открылась, в комнату вошел слуга.
— Да, Повелитель?
— Позови Власа.
— Слушаюсь, Повелитель-
Слуга ушел, Корриган встал из-за стола и подошел к окну. Взглянул на дворцовую площадь, внизу было тихо и пустынно. Корриган улыбнулся: правильно, нечего зря шляться. При Любомире что ни день был, то праздник — балы, пирушки... Казна по швам трещит, а этот идиот начал чеканить новые монеты с профилем принца Иржи. Хорошо, что теперь все это в прошлом, — Корриган удовлетворенно вздохнул.
Раздался вкрадчивый стук в дверь.
— Вы звали меня, Повелитель?
— Да... — тихо ответил Корриган. Постояв еще несколько секунд у окна, повернулся к почтительно вытянувшемуся Власу. — Вот этот документ,— Корриган взял со стола и протянул Власу лист бумаги, — надо передать Нартову за полчаса до заседания Совета. Желательно без свидетелей. Все ясно?
— Да, Повелитель... — произнес Влас, принимая документ. — А что это?
— В более цивилизованных мирах это называют компроматом, — усмехнулся Корриган. — Я буду не я, если старый болван не отзовет своего сыночка.
— Я понял, Повелитель, — сказал Влас, вчитавшись в строки. — А это все правда?
— Как ни странно, да... — Корриган внезапно замер, словно прислушиваясь к чему-то, его лицо напряглось.
— Что-то случилось? — встревоженно спросил Влас.
— Тише... — не сказал — прорычал Корриган. Его дыхание становилось все тяжелее, по лицу поползли капли пота. — Проклятье...
Он быстро повернулся к окну, вцепился в подоконник, его глаза впились в полосу леса на горизонте.
— Он там... Этот чертов гасклит там...
Корриган медленно повернулся к Власу, тот в
страхе попятился — до того мрачным было лицо Корригана.
— Он рубит мои лианы...
Корриган застонал, прижав ладони к вискам, его лицо исказилось от боли. Снова взглянул на Власа.
— Вон отсюда...
Власа не надо было упрашивать. Даже не поклонившись, он быстро выскочил из кабинета.
Корриган тяжело упал в кресло, откинулся на спинку, трясущейся рукой расстегнул ворот рубахи. Его дыхание было хриплым, лицо стало необычайно бледным, зрачки глаз расширились до предела. Вот он опять застонал, его тело изогнулось от боли. Снова выпрямился, поднял ладони перед грудью. Левую сжал в кулак, правой обхватил ее сверху. Корригана трясло, по его лицу градом катился пот.
— Инглус глатус ирк, — произнес он, глядя прямо перед собой. — Инглус гратос этос... Инглус гратос гламус...
Его голос становился все тише и тише, затем и вовсе сошел на нет, лишь губы Корригана продолжали шевелиться в беззвучном шепоте.
Шли минуты, дыхание Корригана постепенно стало тихим и спокойным. И хотя лицо все еще оставалось бледным, с него уже не стекали струйки пота. Корриган уже ничего не шептал, он Закрыл глаза и просто сидел в кресле, сцепив руки перед грудью. Прошло почти полчаса, прежде чем он медленно открыл глаза, разжал ладони. Устало вздохнул, его тело расслабилось.
— Ты сделал ошибку, Виго, — очень тихо сказал он. — Ты не должен был посылать его туда. Это мой дом, мои лианы... — Корриган сжал кулаки, скрипнул зубами. Медленно поднялся с кресла.— Ты слышишь меня, Виго?! — закричал Корриган во весь голос, потрясая кулаками. — Он убил мои лианы!!!
Его снова затрясло, на этот раз от злости. Корриган подошел к окну, впился взглядом в далекую полоску леса.
— Я убью тебя, Виго... — сказал он. — Я знаю, ты меня слышишь. Я убью тебя, я убью твоего щенка, посмевшего это сделать. Вы все умрете...
Корриган стоял и смотрел на далекий лес.
И странное дело — по щекам его ползли слезы...
я занимался обустройством своего нового жилища. К моему удивлению, мне не пришлось думать о еде: на следующий день, выйдя из дома, я увидел сидевшего у порога чупика — небольшого зверька, чем-то похожего на зайца. Прыгнув ко мне, зверек ткнулся головой в землю и замер. Я осторожно поднял его — чупик был мертв.
Не оставалось сомнений, что Виго решил позаботиться о моем пропитании: я уже видел, как прибегали к нему чупики, видел, как он ловил рыбу, просто похлопав ладонью по воде. Звери и птицы не просто давали ему пропитание, они служили ему верой и правдой. Сам Виго относился к окружающему миру очень бережно и брал от него не больше, чем ему требовалось.
Конечно, первый чупик мог оказаться случайностью, но, когда через день у порога появился второй, я понял, что голодать мне не придется. Тем лучше...
Впрочем, я быстро осознал, что ничего особо хорошего в этом нет: у меня появилось много свободного времени, я не знал, куда его девать. И хуже всего было то, что мне приходилось думать о том, что со мной произошло. Я не мог отвлечься от преследующих меня мыслей, не мог не думать о том, как мне жить дальше. Пытался занять себя какой-то работой, но осознание ее бесполезности и ненужности не позволяло мне как следует на ней сосредоточиться. В конце концов я бросил благоустраивать дом и большую часть времени проводил у ручья, сидя на берегу и глядя на медленно текущую воду.
Так было и сегодня. Шел пятый день моего пребывания в доме Корригана, я только что позавтракал, пожарив на костре куски мяса, и теперь сидел у ручья на полюбившемся мне месте. Уверен, что Корриган тоже любил здесь сидеть: я нашел полусгнившую доску, служившую ему некогда сиденьем. Интересно, о чем он думал, сидя здесь и глядя на воду, наблюдая за медленным шевелением прядей водорослей на песчаном дне? Странно все это. Я представлял себе Корригана совсем другим.
Ну ладно, это Корриган, — в конце концов, он убийца, и мне нет особого смысла копаться в его чувствах. Но как быть мне? Виго говорит о Богах, о том, что я должен покориться им. Точнее, быть с ними. Только слишком уж все это нелепо. Боги, Жернова... С другой стороны, я был свидетелем творимых Виго чудес — взять хотя бы мое чудесное спасение, когда он в буквальном смысле слова вырвал меня из рук Мастера. Слышал я потом, что и подручные его тогда погибли, — выходит, Виго может быть и жестоким.
