– На повышение пошел? – осведомился Дегтярев осторожно.
– Вроде того.
– И где ж ты теперь будешь пользу Родине приносить?
– В охране.
– Охранять-то что будешь?
Паша засмеялся. После паузы сказал:
– Человека одного.
– Героя-папанинца? – уточнил Дегтярев. – Или космонавта какого секретного?
Паша на него взглянул тяжело, но промолчал. Закончил вещи складывать, сумку незастегнутую в сторону отодвинул.
– Паш! – прогундосил Дегтярев. – Ну не темни! А? Скажи, куда идешь. Может, и я туда.
– Тебе нельзя туда, – сказал Барсуков серьезно. – Туда маленьких не берут.
– Во мне метр семьдесят восемь роста, – оскорбился Дегтярев.
– Вот я и говорю – маленьких не берут.
Паша вдруг вспомнил о чем-то, руку в сумку запустил и извлек оттуда флакон с туалетной водой.
– Держи, – сказал. – На память.
– Ух ты! "Месье N". Как у тебя, да, Паш?
– Это я тебе свой дарю.
Тогда, в кабинете, Паша уловил исходящий от Подбельского запах. Это был запах силы. Запах уверенности. Таким запахом зверь дает понять, что готовится к нападению. "Месье N" – вода для слабых и неудачливых. Это Паша понял.
Дегтярев в руки флакон взял, рассматривал его почти восхищенно.
– Ты, видно, на хорошее место идешь, – сказал наконец. – Кого охранять будешь все-таки?
– Сказал же – человека одного.
– Буржуя? – вдруг осенило Дегтярева.
Паша мускулом лица дернул, и это от Дегтярева не укрылось.
– Ба! – сказал он потрясенно – Наш Робин Гуд в услужение подался! И к кому? К краснопиджачным!
– Я никуда не подался! – зло ответил на это Паша.
– Они плохие, Паш! – продолжал Дегтярев, словно его не слыша. – Они бяки! Они из трудового народа кровь пьют!
– Отделал бы я тебя! Но не хочется в последний день…
– А что случилось, Паш? Почему этот день для тебя последний? У тебя-то как раз новая жизнь начинается. Новые интересные люди. А?
Паша сумку наконец застегнул, закинул ее на плечо.
– Дурак ты, Дегтярь. И был им всю жизнь.
– Маленького любой обидеть может, – сказал Дегтярев понимающе.
– А ты не лезь под колеса, тебя и не раздавят.
Паша это почти по-дружески сказал. Не хотелось ссориться на прощание. И чтобы свое расположение выказать, спросил, в глаза Дегтяреву заглядывая участливо:
– Ты почему выглядишь неважно?
– Нет, нормально все, – встрепенулся Дегтярев и даже улыбнуться попытался, но в глазах его Паша теперь уже точно видел тоску.
– Я же вижу! Что-то серьезное, да?
– Розу убили.
От этих слов Паша вздрогнул, не смог удержаться. Долго смотрел на Дегтярева молча, а со стороны это выглядело, будто не понимает он, растерялся просто и не знал, как ему на слова Дегтярева реагировать следует. Дегтярев заметил его растерянность и пояснил:
– Это та самая Роза, которая на моем дне рождения была.
– Неужели? – смог изобразить накатившее внезапно изумление Паша.
– Да. Девять ножевых ранений.
– Кто?
Спросил и опустил глаза, а руки в карманах в кулаки сами собой сжались.
– Не знаю. Ее в квартире нашли. Лежала в луже крови.
Паша глаза смог поднять наконец и увидел – у Дегтярева губы дрожат, вот-вот заплачет. "Он на нее виды имел, – осенило вдруг Пашу. – Точно-точно, неспроста у него глаза такие были, когда я Розу с вечеринки уводил. Дегтярь тогда за напускным весельем боль свою скрывал. Так и держал бы подле себя потаскушку эту, – озлился Паша внезапно. – Не бегала бы, не выслеживала – и жива была бы сейчас".
– Вот черт! – сказал Паша, хмурясь.
– А ты не знал?
– Нет, – это он уже после паузы произнес.
– Ее похоронили уже.
Точно, глаз на нее Дегтярь положил.
– Ты был на похоронах?
– Да.
И лицо Дегтярева противно скривилось. "Наверное, плакал на похоронах", – подумал Барсуков.
– Жаль, – сказал Паша.
Руку протянул Дегтяреву. Попрощались.
– Ты заходи, – сказал Дегтярев.
Он сейчас одиноким и покинутым выглядел. От него будто пахло несчастьем.
– Ладно, – ответил Паша без энтузиазма.
У него совсем другая жизнь начиналась. И все прошлое уходило прочь. Их с Дегтяревым пути-дорожки вряд ли пересекутся когда. Так он думал.
42
Дел в мэрии у Подбельского вроде и не было, но не удержался, заехал. Мэр принял его сразу, хотя и не стал скрывать, что занят чрезвычайно – какие-то бумаги лежали перед ним на столе, и он их убирать даже не стал и в сторону не сдвинул. Поднял на Подбельского глаза, кивнул, приветствуя.
– Как с аукционом? – спросил Подбельский.
Он издалека начал, к главному пока не подступаясь.
– Четыре магазина в этот раз продавать будем.
– Из первого списка или из второго?
– Из второго.
– Там рыбный магазин продается – у меня на него есть желающий.
– Откуда твои желающие деньги такие берут? – сказал мэр с усмешкой. – Все магазины уже скупили в городе.
– Деньги не проблема. Если Гознак их печатает, должны же они у кого-то скапливаться в конце концов?
– Да что-то они скапливаются всегда не у тех, у кого хотелось бы. Вон сын мой…
– А что сын? – заинтересовался Подбельский.
– Влез парнишка в бизнес, а денег нет на раскрутку.
– Пусть кредит возьмет.
– А проценты возвращать?
– Проценты бывают божеские.
– Божеские – это сколько?
– Десять процентов годовых.
– Неужели? – изумился мэр. – И где же это такие кредиты дают?
– А пусть он ко мне подъедет, я подскажу. Завтра устроит?
– Да.
– Вот и хорошо. Да, кстати, – Подбельский к началу разговора вернулся: – Значит, получается с рыбным магазином?
– Думаю, получится.
Подбельский кивнул удовлетворенно.
– Что с гостем нашим московским? – спросил Подбельский как бы вскользь.
– Документы он заявительные подал.
– Уже подписаны?
– Нет еще.
– Месяцок, наверное, будут по кабинетам путешествовать, – высказал предположение Подбельский, затуманивая задумчиво взор.
Мэр на всякий случай пожал плечами.
– Потом еще архитекторы ему бумаги согласовывать будут месяц.
– Архитекторы визу уже дали, – сказал мэр.
Подбельский даже вздрогнул от неожиданности, и задумчивость его исчезла.
– Уже? – изумился он недовольно.
– Да. Не возражают.
Невероятно это было. Просто необъяснимо.
– Панькин подписал? – смог только уточнить Подбельский.
– Да. Я его подпись на бумагах сам видел.
Подбельский охватившую его растерянность сумел затаить наконец, сказал с видом почти равнодушным:
– Ну ладно, что уж теперь.
Хотя все клокотало в нем. Даже когда к машине спускался, еще злился он на Панькина.
Сел в машину, начальник охраны хотел за ним дверцу захлопнуть, но Подбельский за ручку рванул сам, хлопнул дверцей зло. Начальник охраны сел впереди.
– Панькин бумаги подписал! – сказал ему в спину Подбельский.
– Так быстро?
– Ага. Как самолет реактивный, "ТУ-144", сволочь.
– Ачоев ему денег дал, что ли?
– Откуда же я знаю? Ты сгоняй туда, Виталик.
– В архитектуру?
– Да. Поговори с Панькиным. Чтоб не чудил.
– Хорошо. Сегодня ехать?
– Сегодня, да.
Всю дальнейшую дорогу до офиса Подбельский молчал. Уже у самых дверей его прорвало:
– Прямо сейчас к Панькину езжай! И чтоб…
Оборвал себя на полуслове, грохнул дверцей машины, вылезая.
Панькин на месте был, когда Виталий к нему пожаловал. В глазах архитектора мелькнула настороженность, но он овладел собой сразу же и даже улыбнуться сумел, хотя это ему стоило некоторых усилий.
– Какими судьбами? – спросил добродушно.
– Ты ваньку не валяй, – нахмурился Виталий и дверь за собой плотненько прикрыл.
Панькин улыбку мгновенно с лица согнал и даже как будто в размерах уменьшился.
– Что такое? – пробормотал архитектор.
– К тебе бумаги недавно поступали по заправочным станциям?
– Были, да, – без особого энтузиазма подтвердил архитектор.
– И ты их подписал?
– Бумаги в порядке…
– Ты за дурака меня не держи! – сказал Виталий и ладонью по крышке стола ударил, отчего Панькин вздрогнул непроизвольно. – Ты что, хочешь все деньги в мире заработать?
– Какие деньги?
– Которые Ачоев тебе заплатил.
– Какой Ачоев?
Начальник охраны через стол перегнулся и Панькину в глаза заглянул.
– Да ты и вправду чудишь чего-то, – сказал недобро. – Какого черта ты бумаги подписал? Был же уговор с тобой…
– Бывают ситуации…
– Был уговор! – резко напомнил Виталий.
– Так вы и решайте там между собой все вопросы! – не выдержал Панькин. – А меня не надо крайним делать!
– Сколько денег они тебе заплатили?
– Нисколько!
Виталий хотел уже было опять вскипеть, но подумал вдруг, что это запросто могло быть правдой. Панькин уловил, наверное, откуда ветер дует. И бумаги подписал за так, силу Ачоева почувствовав.
– В общем, визу свою тебе отозвать придется, – сказал Виталий и откинулся на спинку стула, давая понять, что он все сказал.
