он мог знать, что Боря сейчас не при деньгах?
– Хороший человек. – Расчувствовался Боря. – Нормально. Зато сохранил клиента. За ним не пропадет.
Тем более, спать расхотелось. Утро занялось светлое, обычное утро в Монтерее.
Но больше старик Борю не вызывал.
И Боря надломился. От телефона (тогда еще не было мобильных) старался далеко не отходить. Долго у него болело, не сильно, но чувствительно. Потом постепенно успокоилось.
Социализм никогда не пустит свои корни в Америке по причине того, что бедные видят себя тут не эксплуатируемым пролетариатом, а временно бедствующими миллионерами.
Такой вывод сделал Джон Стейнбек – сам калифорниец. Его Дом-музей за пять миль от нашего жилья…
Для того, чтобы оценить эту истину (насчет бедствующих миллионеров), в Америке нужно родиться. В зрелом возрасте за ней трудно успеть. Как тогда расстаться с собственным прошлым? Ведь не рубаха, ее в новые штаны так просто ее не заправишь…
Подтяжки и белый стоячий воротничок – частые приметы облика золотоискателя тех далеких времен. Видно, готовятся к подаркам судьбы. Привычка фотографироваться в галстуке-бабочке производит впечатление. Кажется, американцы отделены от прочего мира не только двумя океанами, но пристрастием к этим принадлежностям гардероба.
– Важен подход. – Это я дополняю. – Живешь, не находя повода для отвлеченных размышлений. А потом встречаешь на картинке светило Альдебаран величиной в арбуз. При том наше родное солнце, в сравнении с этим арбузом, не более спичечной головки. Неприлично как-то. Поэтому человеку нужна уверенность насчет нашего – лучшего из миров. Это не для всех очевидно, но у миллионеров такая уверенность есть. Человек в подтяжках и бабочке эту уверенность разделяет, а остальные должны подтягиваться. На перспективу. За это нужно выпить…
– … и выбрать правильное направление. – Расширяет тему Марик. – Вот, пример из этнографии. У белого человека развился комплекс вины, может быть, малым народам без него – белого энтузиаста и благодетеля жилось бы лучше. Сложилась такая философия, и ее было решено развивать и поощрять.
Выделили под эту науку финансы. Приехали в тундру. Шатры стоят, яранга называются. Из трубы дымок идет. Олени жмутся друг к дружке. Собаки, понятное дело. Детишки бегают. Мир и покой.
– Как, – спрашивают, – живете, малый народ?
– Мала, мала, живем немного. – Отвечает народ.
– А будете жить еще лучше. – Бодро говорят гости. – Глядите, что мы привезли. Снегоходы… Сейчас мы покажем современное средство передвижения. Не налюбуетесь…
Запустили моторы, снег встал стеной, и рванули снегоходы прямо с места в белую даль. Сделали круг по целине, вздыбили искристую пыль, вернулись к яранге, заглушили моторы. И спрашивают. – Ну, как?
А народ безмолствует. Потом один с бородкой, не иначе, вождь, отвечает своим вопросом. – А олень где, мала, мала?
Действительно, снег осел, видно далеко, а оленей нет. Рванули врассыпную от шума-треска моторов, где искать – непонятно. И всех ли найдешь, волки кругом зубы точат, ямы всякие, иди, достань оттуда. У мамаш молоко пропало, детенышей кормить нечем. Потом это прояснилось, когда собрали, кого нашли.
В общем, неудачный эксперимент, мала, мала. Но белый человек – упрямый, как гвоздь, не такой, чтобы отступить. Деньги есть. Намерения благородные. Пришли в ярангу: – Скажи, отец. Что нужно, чтобы народ твой развить до нашего передового уровня? Проси, что хочешь…
– Знаешь, – говорит вождь. – Я вот в Белый дом ехал, с большой человек огненный вода пил, на двор курить ходил. Он говорил, я сказал. Мы – свободный люди. А что свободный человек хочет? Я тебе скажу. Телевизор хочет, такой, чтобы можно мала-мала. Захотел, не захотел, потом опять захотел. Быстро начнем развитие…
– Моисей сорок лет народ по пустыне водил, а как по тундре? – Это я размышляю. – С телевизором…
– Финансы на сорок лет не рассчитаны. Но будут продлевать. Пока не догонят.
За оптимизмом нужно ехать в Дом Генри Миллера Хижина на платформе похожа на плот Кон-Тики, исторгнутый бурей на твердую землю. А зимой, когда Биг Сур – горный район Калифорнийского побережья вдоль Тихого Океана заливают дожди, место это вместе с хижиной превращается в необитаемый остров. Кажется, еще немного и хижину смоет со склона в бушующий океан.
Вот хижина Генри Миллера. Не Париж, любимый писателем, но есть на что поглядеть. Сейчас обитель разрослась, добавились мусорные баки и объявления.
Со времен Миллера цивилизация изрялно потрудилась, опоясала горный склон автотрассой, оставив по другую сторону от хижины лес и ручей, вдоль которого гулял писатель Миллер, а теперь прошлись мы с Ирой. Буквально, по той же тропке и мостику. Исключительно светлый, пронизанный солнечными лучами лес. До прогулки мы зашли в кафе, на веранде я едва не наступил на собачий хвост. Ира уберегла. В кафе хозяйничали студенты. Американская молодежь, по крайней мере, белая, умеет соблюдать приличия при минимуме одежды. Теперь в лесу, я ощутил влажное прикосновение. Тот самый сеттер одарил меня мимолетным вниманием и вместе с молодой хозяйкой удалился по тропе, в смешении света и тени.
Быть здоровым и богатым везде хорошо, но тут и бедность не большой порок, а лишь терпимый вид существования. Потребности небольшие, жить можно. По крайней мере, в гостях. Пришел и живешь. Теперь и вовсе просто, достаточно доехать до места, перейти через шоссе, а тогда Генри приходилось преодолевать пару миль – за едой и прочим керосином. Вверх-вниз. Женщины не выдерживали, спешили назад, в цивилизацию. А он жил, куда дальше, когда космос совсем рядом?
Сейчас здесь много музыкантов, художников, студенческого и просто бродячего люда. Традиции предполагают обеспечить странника ночлегом и калориями (по возможности). Люди являются буквально ниоткуда. Миллер предложил свое понимание жизни. Сексуальная энергия – свет, который и во тьме светит. Банальностью здесь и не пахнет. И не обязательно брать плетку, идя на свидание с женщиной (Ф. Ницше). Конечно, каждому свое. И каждой тоже свое, это понятно. Но к философам разумно отнестись критически (диалектически, если хотите), когда они берутся изменять мир или укрощать женскую природу. Хорошо, если получится, и, как авторитетное мнение, его можно держать при себе. Но что дальше с такими советами, ведь в рай плеткой не загонишь. Или загонишь? А хочется именно в рай, при жизни для начала…
Зато каков вид. Шляпа набекрень. Мягкая шляпа с примятым верхом, чуть слвинута набок. Самый шик. Достаточно глянуть на фото Миллера. Сомбреро в сравнении со шляпой – чистая профанация. Человек под сомбреро – конченый тип, лузер, бессильно терпящий от наглых гринго, палит из револьвера, куда попало, или дожидается приговора за поножовщину. Вот удел обладателя сомбреро…
Другое дело
