это может означать!
— Вполне возможно, что Асманов через земляка узнал что-либо о капитане-изменнике, — пояснил для чего-то лысый сыщик, — и, как верный долгу солдат, решил доложить о том в контрразведку, за что и был застрелен — либо самим же земляком, либо Волчановым. А значит, стреляли не в вашего сотника, а именно в ополченца! Какая-никакая, а версия…
Наступила тишина.
— Что скажете, господа офицеры? — спросил Пестрюков, испытующе поглядев на контрразведчиков.
— В общем-то, совпадает с тем, что поведал сотник Оржанский, — неуверенно произнес Листок. — Он также уверен, что стреляли не в него, а в санитара. Поскольку тот перед смертью успел сказать: "Ваше Благородие, капитан…" Похоже, Асманов действительно что-то имел сказать о каком-то капитане… Только о каком? Если, как вами установлено, он был близок с ординарцем капитана Волчанова, то, возможно, Волчанова он и имел в виду…
Листок помолчал.
— Однако вот какое дело, господа… Сотник уверен, что стрелял кто угодно, только не Волчанов. Кто-то хотел, чтобы все выглядело, как если бы именно капитан стрелял в него из-за ревности к одной даме — Наталье Берт, сестре милосердия из того же госпиталя, — а в ополченца пуля угодила как бы по случайности.
Лысый жандарм хмыкнул.
— Не знаем, что за ревность и что за дама, только это не противоречит вышесказанному нами. Даже если стрелял не Волчанов, то явно по его распоряжению. И тому есть косвенные факты, свидетельствующие, что это именно так. Во-первых, судя по предположительной траектории пули, установлено, что стреляли с чердака лабаза на противоположной стороне улицы. Как известно, произведено два выстрела, но временной промежуток меж ними был столь короток, что некоторые из свидетелей утверждают, будто слышали только один выстрел. Причем первая пуля вошла в лобную часть головы убитого, ближе к правому виску. Одно это говорит о том, что стрелял профессионал. О том же свидетельствует и тот факт, что никто из опрошенных убийцу не видел — ни как он входил, ни как выходил из лабаза. Хозяин лабаза на данный момент в Сарыкамыше отсутствует, но замок, однако, был открыт искусно, без всякого взлома.
Жандарм сделал многозначительную паузу.
— Теперь о том, кто этот профессионал. Чердак был тщательно осмотрен. Следов убийцы обнаружено не было, кроме одного — в щели пола найдена отстрелянная гильза. Одну, по всей видимости, убийца унес, а вторую второпях не нашел. Так вот, это гильза от девятимиллиметрового патрона немецкого "люггера"…
— Простите, штабс-ротмистр, — вмешался Авилов. — Если это намек, что немецкий пистолет неопровержимо указует на германского шпиона, то смею напомнить, что с седьмого года и офицерам русской армии пистолеты "парабеллум" девяти миллиметров калибра высочайше разрешены для ношения в строю, а также исполнения соответствующих служебных обязанностей…
— Конечно, господин штабс-капитан, — невозмутимо согласился жандарм. — Только вот ведь какая штука: мозги нижнего чина снесли с расстояния почти ста пятидесяти метров. Обычным "Р.08", простите, этого сделать невозможно. Это, скорее, был штурмовой "парабеллум Р.17", только что принятый на вооружение кайзеровской армии и способный вести прицельную стрельбу до трехсот метров. А его-то, пожалуй, в других армиях еще нет, тем более в российской! Только в германской и, может быть — в единичных количествах — в турецкой. Учитывая же, что точно попасть в цель с подобного расстояния мог только профессионал, то вывод напрашивается сам собой — стрелял немецкий агент, вооруженный новейшим оружием и вполне способный совершить нечто подобное по отношению к Августейшему лицу!
Все притихли.
— Отсюда, по-вашему, следует, что стрелял Волчанов? — нарушил молчание Листок.
— Однако вы сами объявили его германским агентом… И разве не капитана Волчанова разыскивает военная контрразведка? Кстати, его легко распознать по штурмовому "парабеллуму Р.17". Эта штука громоздка, из разряда "пистолет-карабинов" — ствол двести миллиметров, внушительная деревянная кобура, становящаяся в пристегнутом состоянии прикладом… Так что не мешало бы провести обыск в квартире капитана. Уверен, что найдете…
— Уже провели! — не дал договорить Листок. — Вашего "люггера" не нашли, однако обнаружили кучу свеженьких купюр и ампулы с цианидом. Утром того же дня был отравлен ценный информатор-перебежчик, оттого и пало на капитана подозрение, вкупе с его внезапным исчезновением.
Пестрюков некоторое время внимательно смотрел на ротмистра, точно усваивая сказанное им, и затем протянул:
— Понятно…
Авилов хлопнул обеими руками по коленам:
— Так, господа! Коль уж дело капитана Волчанова является заботой военной контрразведки, так позвольте, как начальнику контрразведывательного отделения штаба армии, принять решение. Во-первых, будем исходить из того, что многое в отравлении перебежчика и убийстве санитара-ополченца указывает на капитана Волчанова как агента иностранной разведки. И не исключено, что столь дерзкая активизация шпиона напрямую связана с приездом в Сарыкамыш Государя Императора. Это раз. Во-вторых, как я понимаю, поиски убийцы рядового ополчения представляют, по сути, поиски шпиона-изменника. Так?
— Пожалуй… — осторожно, пока не зная, куда клонит контрразведчик, ответил за всех Пестрюков.
— А раз так, то, как я полагаю, у нас имеются только три ниточки, способные вывести на шпиона и убийцу: его ординарец, Елисаветпольский госпиталь — в особенности мертвецкая, в которой служил убитый Асманов, и сестра милосердия того же госпиталя, некая Наталья Берт — это три. А, следовательно, именно по этим направлениям нам и необходимо оперативно провести работу.
Авилов обвел глазами сидящих перед ним жандармов, и Листок вдруг с удивлением отметил про себя, что штабс-капитан как-то в одночасье изменился даже внешне — из мягкого и улыбчивого штабиста превратился в волевого и быстро соображающего начальника контрразведывательного отделения. Он даже вздрогнул, когда следом раздался его голос:
— Предлагаю следующее: ротмистру Листку немедленно заняться убийством санитара госпиталя, и прежде всего выявлением причин, повергших его искать встречи с сотником Оржанским, и о каком капитане он хотел сообщить. Мы же, господа, займемся непосредственно Волчановым. Вас, Константин Иванович, — Авилов обратился к лысому штабс-ротмистру, — я попрошу разобраться с дамой из госпиталя, которая подозрительно умудрилась встречаться и с изменником Волчановым, и сотрудником контрразведки Оржанским. Подробности об этом треугольнике вам прояснит Алексей Николаевич. Он уже послал по ней запрос в жандармское управление, вы же пока аккуратно вытрясите из нее все, что касается отношений с обеими офицерами, особенно, что она знает о капитане и не скрывает ли его? Надеюсь, вы не против? Других людей, более подходящих этой миссии, у меня, к сожалению, нет.
Штабс-ротмистр молча кивнул.
— Теперь мы с вами, Вениамин Федорович… — Контрразведчик повернулся к Пестрюкову. — Думаю, мы займемся ординарцем. Через него можно прояснить и мотивы встречи Асманова с сотником, и, возможно, местонахождение капитана Волчанова. Дело важное и общее, так что, Вениамин Федорович, вы уж помогите!
И, не дожидаясь согласия, быстро бросил Листку:
