9 сентября
В последние дни я запсиховал – мечусь между кабинетом и крышей. Сажусь перед календарем и картой мира и в очередной раз все досконально просчитываю, а получив все тот же результат, несусь, прихватив бинокль, на крышу. После получасового разглядывания безжизненных дорог, спускаюсь в свой кабинет, чтобы опять взяться за уже набившую оскомину логистику – это внебрачное дитя математики и географии. По короткой траектории она должна бы уже приехать пару дней назад. Успокаиваю себя мыслью, что кореянка выбрала другой путь. Возможность собственными глазами увидеть Иран, Ирак, Турцию… Кто знает, выпадет ли еще такой шанс, доведется ли когда– нибудь побывать в тех краях.
На всякий случай смастерил несколько англоязычных указателей и приладил их вдоль ведущих в город крупных шоссе – чтобы сориентировать далекую гостью и воодушевить близкой финишной чертой. Тщательно взвешивал не только дизайн указателей, но и подтекст, и эмоциональную составляющую. Сидел с фломастером за ухом посреди мебельного салона, где устроил себе что-то вроде маленькой мастерской, и размышлял.
«Last 10 km to the last man»
или
«Kim & Lui forever after 10 km»?
Добавить на указатель смайлик или сердечко? По другую сторону большого письменного стола, не спуская с меня глаз, сидела Ким, одетая в полукомбинезон. Я уловил ее безмолвное давление и отказался от излишних нежностей. Может, оно и разумнее. Откуда мне знать, кого я на самом деле жду. Все эти неприятные сны и тревожные предзнаменования…
Позавчера болтался без дела, вчера делал дорожные указатели. Сегодня уже не смог выдержать напруги. Повесил на входную дверь табличку с часами, вроде той, что продавцы вешают на закрытом окошке R-киоска, когда выходят пописать или покурить, и по Тартускому шоссе выехал из города. Перед этим еще на всякий случай спрятал в шкафу Ким. Правда-правда, это на всякий случай, поди знай… Полчаса двигался в сторону Тарту, потом струсил. Потные ладони. Сигарета за сигаретой. Уже несколько месяцев я не видел ни единой живой души. Развернулся. Попробовал еще проехать по Вильяндискому и Пярнускому шоссе, и по Петербургскому, но тут закончились сигареты, и я повернул домой. Табличка оставалась нетронутой. Вытащил Ким из шкафа, чтобы ослабить фрустрацию по-быстрому обработал ее и снова убрал в шкаф. Перед отходом ко сну приладил к двери очередную табличку, для подсветки которой воспользовался кладбищенской свечей – она горит 24 часа.
«Free Louis Vuitton here!»
12 сентября
Невыносимо вот так сидеть дома, когда знаешь, что кто-то должен прийти, а его все нет и нет. Я понимаю: пять минут, десять, ну, академические пятнадцать минут тоже еще куда ни шло, но опаздывать на долгие дни, не давая о себе ничего знать – черт, такое просто невозможно выдержать.
Шло ли это от разума или от моторики, требующей хоть каких-то действий, но позавчера я обнаружил, что начал собирать вещи. Продукты, одежда, спальный мешок, канистры, фонарики, батарейки. Ну и, разумеется, топор. Куда я теперь без него! Попрощался с Ким и выпустил из нее воздух. Сам не знаю, почему. Свернул и убрал в шкаф. На всякий случай.
Вернее всего казалось ехать по Пярнускому шоссе. Если она настолько задерживается, значит, выбрала дальний путь – мимо Каспия, через Кавказ, Украину и Балтийские страны. Возможно, в Риге решила заскочить в какой-нибудь бутик, да и застряла там в полном восторге от скидок на любимые бренды.
В таком случае я легко найду ее. Закурил, на лице заиграла усмешка. Незаметно я превратился в заядлого курильщика. Покажите мне какого-нибудь врача, который расскажет о раке легких, и в ту же минуту я брошу курить. Честное эстонское слово.
На дороге было не разогнаться – всюду оставленный как попало транспорт. Не только на проезжей части, но и в кюветах. По сравнению с июлем, когда мы с Ким ехали по этому шоссе на пярнуский пляж, теперь автомобили покрыты ровным слоем пыли и стали похожи на реквизит для фильма о конце света.
Стоп! Опустив окошко, я уставился на нечто голубое. В салон проник еловый дух, смолистый и приятный, без всякой там отдушки из ванили или карамели. То были натуральные пахучие ели, не висюльки с логотипом производителя, а растущие из глубины черной эстонской земли деревья. Приятно вдохнуть для разнообразия после запаха сигарет из пачки с верблюдом. Но причиной остановки были не ели. Передо мной стоял голубой Бентли. Вернее, некое его орнитологическое производное. Не знаю, что привлекает птиц в кабриолетах, но если бы я был орнитологом на зарплате у международной организации производителей моторного транспорта, я мог бы добавить в свои научные исследования материал, достоверно свидетельствующий о том, что открытые машины с кожаными сидениями стимулируют процессы птичьего пищеварения. И не только. В открытом бардачке я увидел очередное свидетельство факта симбиоза природы и техники – птичье гнездо. По остаткам голубой трухи можно предположить, что обладающей эстетическим вкусом паре птиц из старого города удалось с успехом воспитать своих птенцов, поднять их на крыло и отправить покорять широкий мир. Представил себе гордых родителей, стучащих клювами в дверь птичьего университета: «Взгляните, наши дети воспитаны в лучших традициях английского общества. Мы родом из Бентли».
Дотянулся до замка зажигания – чтобы сесть внутрь, понадобился бы костюм химзащиты – и повернул ключ. Экран на центральной консоли засветился, бортовой компьютер собрался с силами, и я услышал уже знакомый бархатный женский голосок:
– Hello, what’s your name?
Ну, пошло-поехало.
– I’m fucking Alfred Hitchcock!
– Hello, fucking Alfred Hitchcock! Where do you want to drive today?
– Drive? You must be joking. You’re fucking out of gas, my dear, and look at yourself, you are not a car anymore. You are fucking chicken farm. Full of shit.
Один среди лесов, разговаривающий с машиной. Докатился.
Три часа спустя я въехал в Ригу. Лавируя между машинами и трамваями по прямой, как линейка улице Бривибаса, удивился летающему кругом мусору. Призрачный город встретил меня нервическими порывами ветра. Скорее всего, я был тут первым двуногим существом за последние месяцы. На нервной почве запросто и пропоносить. Разного рода газет и прочего хлама было столько, что мне пришлось включить дворники. Казалось, что вместе с верным Фордом я шагнул в страну чудес, совсем как Алиса в сказочное Зазеркалье. С той лишь разницей, что попал я сюда во время ветреной и навязчивой рекламной паузы.
Крупнейший из городов Прибалтики бомбардировал меня всевозможными торговыми марками. Напоминая дергающихся в агонии камикадзе, пикировали обертки от жвачки и конфетные фантики, разорванные сигаретные пачки, отодравшиеся пивные наклейки, проездные талоны на общественный транспорт, сорванные объявления, жирные пачки из-под чипсов, даже один использованный презерватив шлепнулся о ветровое стекло. Это была самая агрессивная рекламная кампания в моей жизни. Безжалостная, перепуганная до смерти, хватающаяся за последнюю соломинку. И атаковали меня обреченные на гибель торговые марки не по одному, как в телевизоре – по тридцать секунд на каждый потребительский субъект – нет, я попал под массированный обстрел, в тылу которого, в штабе засели снайперские корпуса лучших мировых рекламных агентств. Дворникам Форда пришлось повозиться, прежде чем им удалось очистить мне обзор от всех этих вдумчиво оформленных бумажек с логотипами.
В надежде хоть на какое-то затишье, я свернул в старый город. Вопреки ожиданиям, сеть узких средневековых улочек стала для ветра чем-то вроде катализатора. Взметнувшийся ввысь чудовищным осьминогом к атаке приготовился невероятных размеров зеленый зонт Carlsberg, явно собирающийся проглотить меня вместе с машиной. Дворники замерли, я остановился, схватил топор и вступил в открытую рукопашную схватку. Выложившись по полной, разодрал зеленую тварь на куски и раскидал извивающиеся лохмотья по обеим сторонам улицы. Едва успел раскурить в салоне сигарету, как объявился очередной громко хлопающий бренд. Прямо как изувеченное чудище из «Властелина колец» откуда-то сверху упал красный плакат, присосался к ветровому стеклу и не терпящим возражений тоном потребовал от меня еще и «наслаждаться» своим положением или жизнью, или Ригой, или этим чертовым, втянутым в круговерть, миром, или Бог знает, чем еще. От всего своего воинственного сердца. Enjoy! Я заставил себя успокоиться. Для этого выкурил «верблюда» до конца. Затем крепко обхватил топорище и вышел из машины. Луи Вутон контра Coca-Cola. Так получи же наслаждение от топора, кроваво– красный монстр!
На малом ходу двинулся дальше. Похоже, ярость ветра ослабевать не собиралась. Наоборот, уже летали в воздухе пустые банки из-под пива, вырванные с корнем кусты и невиданные, давно засохшие цветы, когда-то росшие в горшках. Каков прием! Мне рады, в этом можно не сомневаться. И тут внезапно, как по заказу, машина притормозила перед бутиком. За невероятной по своим размерам витриной висела одна-единственная миниатюрная сумочка. Хе-хее… Именно та, что надо. С моими знаменитыми инициалами из золота на скучновато-коричневой коже. Так-так… Ишь ты, и дверь не заперта. Вошел и насчитал более тридцати предметов. Неплохо. Особенно, если принять во внимание, что этот бутик отнюдь не являлся фирменным магазином известной во всем мире дизайнерской марки. Здесь были представлены и другие предметы вожделенной роскоши, которые меня, увы, не интересовали. В брошенном мире менопауза в тяге к модным брендам может наступить у человека неожиданно рано. К сожалению, и мужских врачей, готовых прийти на помощь, мне взять негде. Их замещают равнодушно реющие над головой серебристые чайки, считающие тебя не пациентом, а мишенью на соревнованиях по точности попадания в цель зарядов гуано.
