Увы! — должно быть, террариум был слишком тесен. Сигая по нему из угла в угол, она в конце концов каким-то образом вывернула себе лапу. И это сгубило бедную Эмму, потому что насекомых не лечат.
Филогенез
В нашей семье было так.
Когда дедушка умер, бабушка нашла в его столе неизвестную ей сберегательную книжку с довольно крупной по тем временам суммой — сто девяносто рублей.
В книжке лежал листок бумаги, на котором каллиграфическим дедовским почерком было написано: “Таня! Не волнуйся, это честные деньги — тебе и детям”.
Приходные записи показывали, что счет пополнялся много лет, но очень мелкими суммами — не больше двух рублей в месяц.
Дед вообще любил всякие заначки. И говаривал очень хмуро, когда, например, мама просила у него тридцатку в долг на покупку туфель: “У ваших денег глаз нет!..”
Бабушка долго рыдала над этой книжкой, изводя детей нелепыми просьбами отнести ее, бабушку, на кладбище и зарыть в ту же могилу, где лежит ее золотой муж.
А в семье моей будущей жены дела обстояли несколько иначе.
У ее отца, человека довольно обеспеченного, было несколько сберкнижек. Но все деньги с них он завещал своей сестре, а вовсе не жене и не детям, и когда умер, вдова с ней, с сестрой, судилась.
Я-то ничего этого не знал. Откуда мне это было знать? Я об этом потом узнал, много позже.
Что же касается сберкнижки, то у нас была своя собственная история.
Отец как-то раз вручил мне пятьдесят рублей и наказал положить их на книжку.
Я удивился — зачем? Денег вечно не хватало на самые насущные вещи, и никакие “хельги” (см.) не могли этого положения исправить. Поэтому я не понимал смысла хранения денег в сберкассе. Но его логика тоже была простой и понятной: так разлетится по мелочам, а на книжке будут лежать до последнего. Вот когда уж совсем край, тогда и снимешь.
Я так и сделал.
И постарался забыть об этой сберкнижке. Иногда только вспоминал, и становилось приятно — пятьдесят рублей на счету! Не шутка!..
Потом у нее кончилось пальто.
Кто хоть единожды был женат, тот знает, как бывает с женскими пальто: было — и кончилось. Я и тогда хорошо понимал, что в этом нет ничего противоестественного. Денег на новое не хватало. Я спросил, нельзя ли купить пальто подешевле. Впрочем, вопрос был риторический — оно и так не было чрезмерно дорогим, это проклятое пальто. Просто мы были бедны. В ответ она так горько усмехнулась, что мне стало стыдно.
— Да ладно, плюнь, — небрежно сказал я, невольно копируя отцовские интонации. Я думал, она обрадуется, как радовалась в таких ситуациях мать. — У меня есть еще пятьдесят рублей.
— Пятьдесят рублей?! — насторожилась она. Горькая улыбка медленно сползла с ее лица, и оно сделалось оскорбленно-озабоченным. — Откуда?!
— С книжки сниму, — беззаботно махнул рукой я.
Но что-то уже подсказывало мне, что дело заехало куда-то не туда и сейчас грянет гром.
Скандалов я не любил, потому что обычно не понимал причин, из-за которых они возникали. Я их боялся. Описываемые в литературе ссоры между молодыми супругами были совсем иными. Трах-тарарах, десять жарких слов, бурные слезы, и вот уже — не менее жаркие объятия, естественно переходящие в тот же самый трах-тарарах. Это вовсе не было похоже на наши столкновения. После наших столкновений трах-тарарах прекращался недели на три.
— С книжки? — оторопело спросила она. — У тебя есть своя сберкнижка?!
Не знаю, что ей в тот момент почудилось, но глаза были такими, словно она чудом не наступила на гадюку.
— Ну и что! — сказал я, все еще пытаясь наигранной своей бодростью удержать корабль любви на плаву. — Подумаешь — сберкнижка! Что ж такого! Ну, дал мне отец полгода назад пятьдесят рублей, я их на книжку положил... Должны же быть у нас деньги на крайний случай! Вот видишь — пригодились!
Нет толку рассказывать, что случилось далее, по причине, указанной в первой фразе бессмертного романа Льва Толстого “Анна Каренина”.
— Да почему же я обманул?!! — голосил я, пораженный в самое сердце. — Почему же я обманул?!! Я же тебе, тебе же и хотел дать!! На пальто-о-о-о!!! Ты что, сумасшедшая?!!
В меня летели рубашки, брюки, трусы. Я не хотел так же, как она, с восторгом заходиться в безумии скандала. Я хотел быть сильнее. Поэтому я подбирал одежду и с угрожающей руганью засовывал обратно. Я хотел, чтобы у нас все было хорошо. По-видимому, мое упорство было ей искренне неприятно.
— Смотри, мама! — распаленно кричала она, показывая на меня пальцем. — Ему плюй в глаза — все божья роса! Его ничто не берет! Его же не выпрешь!! Сволочь какая! Он от меня деньги прячет, сберкнижки заводит — а сам тут вон чего, видишь! Его же ничем не донять, мерзавца!..
Но все-таки она нашла этот способ: по-волчьи завыв, кинулась к столу и, вся в слезах, стала рвать мои бумаги.
Конечно, лучше было ей этого не делать.
Я не понял, что случилось. Я очнулся от крика, с которым она, поднятая на воздух какой-то чудовищной силой, по крутой траектории вылетела в коридор и с доминошным стуком упала на паркет...
Мы переночевали в разных комнатах. Утром я, уходя на работу, захлопнул дверь, а шагая к трамвайной остановке, сунул руку в карман куртки. И удивился ощущению непривычной легкости.
А она, оказывается, тайком сняла с брелока ключи.
Вот такой филогенез.
Фирма
Название фирмы, компании должно быть благозвучным и запоминающимся. Я, бывало, покупал пиво в ООО “Фобос”, чинил туфли в ЗАО “Цимес”, пивал соки компании “Сокос”, а также обменивал доллары на рубли в банке “Стратос” и приобретал паленое спиртное в магазине “Бахус”.
По-видимому, звучное название привлекает клиента и обеспечивает успешность бизнеса.
Мне рассказывали, как однажды в контору, занимавшуюся регистрацией и перерегистрацией частных предприятий, пришли два плохо говорящих по-русски угрюмых грузина и сказали, что им нужно срочно перерегистрировать фирму.
— Сколко стоит?
— Что именно перерегистрировать?
— Название менять.
— Только название?
— Да, толко название.
— Зачем вам менять название?
— Не знаем. Мы когда открывали, нам сказали, так очень красиво. Нам тоже нравилось. Теперь некоторые говорят — нет, не очень красиво. Хотим менять.
— А какое было? Где документы?
— Вот, пожалуйста. ООО “Анус”.
Фокусы
Сам я фокусов никогда не показывал, но однажды по мере сил участвовал в их демонстрации.
Мама повела меня на эстрадный концерт. Кажется, это был дневной концерт, и наряду со взрослыми в зале присутствовало много детей.
Места были хорошие — второй ряд, в центре, около прохода.
Концерт оказался... впрочем, я не помню, каким оказался концерт. Из всего концерта я запомнил только фокусы.
Фокусник вышел на сцену (это был ражий лысый мужчина во фраке) и сказал, похохатывая:
— Ну что ж! Сейчас я покажу вам фокус!
Возможно, правда, он сказал что-то совершенно иное — память утратила детали его выступления. Кстати говоря, не исключено, что он показывал не один фокус, а несколько — но и этого я тоже не помню.
— Мне понадобятся помощники! — сказал фокусник и, плотоядно скалясь, оглядел первые ряды. — Ну-ка, милая девочка с красным бантом из первого ряда... да, да, вот ты!.. попрошу на сцену!
Девочка с красным бантом встала и, багровея от смущения и гордости, поднялась на сцену. При этом она споткнулась на третьей ступеньке и была вынуждена опереться ладошками о четвертую.
— Так! — сказал фокусник затем, неожиданно пронзая меня сверлящим взглядом. — И вот ты, мальчик! Во втором ряду, у прохода!
Я оглянулся.
— Не крути головой! — приказал он. — Я тебя, именно тебя зову! Рыженький! В пиджачке!
Я в ужасе посмотрел на маму. Она взглянула на меня ободряюще.
Я обреченно встал. Но на всякий случай спросил, указательно приложив руки к груди:
— Я?!
— Ты! — ответил он и снова хохотнул. — Давай, давай! Мы ждем.
Я пошел к лестнице. Ноги у меня подкашивались. Зал был огромен. И смотрел на меня.