Мы с Авой позволяем себе быть уязвимыми только в обществе друг друга.
Потому что для этого и существуют лучшие друзья.
Она остается рядом со мной, пока не решает, что я уснула.
Как только она уходит, я открываю глаза и смотрю на манги, которые висят на потолке.
Через несколько минут достаю свой телефон.
Утром я буду жалеть об этом, но если я буду ждать, пока протрезвею, то никогда не перестану быть трусихой и не смогу делать то, что хочу.
Рисковать.
Выходить из своей зоны комфорта.
Я хочу снова ощутить это чувство свободы. Мне нужно, чтобы меня переполняло чувство, что я и не права, и права одновременно.
Нажав на профиль Лэна, я делаю паузу, а затем пишу.
Сесилия: Я хочу, чтобы меня преследовали и устраивали засады. В темноте. Где ты можешь использовать меня, и никто не узнает.
Он читает его. Но никаких точек не появляется.
Я смотрю на экран, кажется, часами, но ответа нет.
Тогда я переворачиваю телефон и стону, когда он падает мне на лицо.
Вот почему на глазах появляются слезы — потому что удар причиняет боль.
Это не из-за чего-то другого.
Я прячу глаза руками и на этот раз заставляю себя заснуть.
Мне снится, как темные глаза следят за каждым моим движением, следят за каждым шагом и считают каждый вздох.
Они напряженные и безжалостные, и у меня нет ни единого шанса перед ними.
Это наполовину сон, наполовину реальность, потому что я знаю, что лежу в постели и пьяна до беспамятства, со слезами на глазах.
Но я все еще чувствую его.
Он наполняет комнату своим потусторонним присутствием, наблюдая за мной из угла с напряжением, достаточным, чтобы поднять жар в моих венах.
Я отбрасываю одеяло и стону, когда оно трется о мою мягкую плоть. Я просовываю руку под шорты, под трусики, затем дразню свои набухшие складочки.
Из меня вырываются тихие стоны, и я прячу лицо в подушку, чтобы заглушить их. Чем больше я чувствую на себе его взгляд, тем сильнее я дразню свой клитор и тем сильнее чувствую, как удовольствие нарастает в моем сердце.
Когда я уже близка к этому, извиваюсь в постели, мое сердце бьется так громко, что я удивлена, что никто снаружи не слышит.
Низкий рычащий звук заполняет комнату, и я замираю, медленно открывая глаза.
Они сталкиваются с серыми. Глаза дьявола.
Который следит за каждым моим движением из угла.
— Неудивительно, что тебе нравится, когда тебя преследуют, когда ты так нежно трогаешь себя. Может, я покажу тебе, как это правильно делается, lisichka?
Глава 11
Сесилия
У меня звенит в ушах, пока я не слышу собственного дыхания.
На мгновение я зависаю в пространстве, не в силах сосредоточиться ни на чем, кроме этих интенсивных серых глаз, которые появлялись в большем количестве кошмаров, чем я могу сосчитать.
И снов.
Множество грязных снов, которые сделали бы Реми ханжой, если бы он когда-нибудь их увидел.
Джереми приближается ко мне уверенными, длинными шагами. Он выглядит так же, как и раньше, когда преследовал меня.
Кожаная куртка, черные джинсы и хмурый взгляд, такой глубокий, что может заставить человека признаться в преступлениях, которых он не совершал.
Его резкие черты лица затенены недостатком света, что делает его похожим на жнеца, дьявола в его естественной среде обитания.
Дьявол, все карающее внимание которого сосредоточено на мне.
Ощущение молнии пронзает мои дрожащие конечности, как тогда, когда я бежала через тот лес, а он поймал меня.
Сбил меня с ног.
Разорвал меня.
Заставил меня кричать.
Моя рука останавливается на моих складках, и, клянусь, он видит это сквозь тонкий материал моих трусиков и шорт, потому что его внимание переключается на них.
Наверное, он видит, как дрожат мои пальцы, выдавая то, что я делаю.
Если бы меня облили бензином, я бы, наверное, загорелась от одного только его взгляда.
В том, как он смотрит на меня, есть что-то мистическое. Оно проникает в мои измученные внутренности и вырывает из них части меня, которые я считала давно умершими.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Он останавливается у моей кровати, скрестив руки, и его большой палец поглаживает куртку в контролируемом ритме. Назад. Вперед.
Назад и вперед.
— Это сон? — спрашиваю я вялым и определенно пьяным голосом.
— Не знаю. Думаешь, да? — его низкий тембр отдается в комнате и режет мне уши.
Я сосредотачиваюсь на нашем окружении, на моей «ботанической» комнате, как называет ее Реми, с книгами и постерами манги, покрывающими стены и потолок.
Снаружи до меня доносятся разговоры, смех и пение караоке, и я понимаю, что полувечеринка все еще продолжается.
Или это на самом деле сон, и я его наколдовала.
— Ты... Почему ты здесь? — я начинаю убирать руку из-под шорт, но он качает головой.
— Спрячься снова, и я уйду.
Я сглатываю, поглаживая ладонью свои складки. Выражение лица Джереми не меняется, будь то одобрение или недовольство, пока он тянется к резинке моих спальных шорт.
Моя свободная рука хватает его, ногти впиваются в вены на тыльной стороне.
— Отпусти, — приказывает он с легкой властностью. Такой, который проникает в мои уши и вливается в кровь.
Мои пальцы дрожат, и наступает моя очередь качать головой. Я заторможена и едва могу соображать, но я все еще помню те ужасные образы.
Те... картины потери контроля.
Но тут в фокус попадает Джереми, с его злобной манерой поведения и не классически красивым лицом.
Это дикая красота, такая же безжалостная, как и ее владелец.
— Я сказал. Отпусти. — Удар за его словами ударяет меня в мою вздымающуюся грудь.
Мои пальцы медленно отдергиваются. Они еще не совсем свободны, когда он стягивает с меня шорты.
Движение настолько неожиданное и сильное, что я задыхаюсь, или мне кажется, что задыхаюсь, но на самом деле нет, потому что моя реакция запаздывает.
Он отбрасывает шорты в сторону и вцепляется пальцами в пояс моих трусиков .
Я снова пытаюсь поймать его руку, но на этот раз одного взгляда достаточно, чтобы заставить меня остановиться.
— Тебе нужно бросить привычку не слушаться меня. — Он снимает нижнее белье, слегка разрывая его, прежде чем бросить к шортам. — Если я хочу, чтобы ты была голой, я тебя раздену.
Мой пульс подскакивает, и я не могу побороть смесь уязвимости и возбуждения, которые проносятся внутри меня.
Страха и предвкушения.
Неуверенности и решимости.
Я никогда не была в таком противоречивом состоянии, как в присутствии Джереми.
Как будто он способен открыть часть меня, о существовании которой я даже не подозревала. Или знала, но все равно пыталась сделать все возможное, чтобы загнать ее в рамки.
Его грубый взгляд открыто наблюдает, изучает и скользит по моей самой интимной части, которую я едва прикрываю рукой.
Затем он переводит взгляд на мое лицо.
— Продолжай. Покажи мне, как ты трогаешь себя. Покажи мне, что ты делаешь, когда твоя маленькая киска возбуждена и ты не в состоянии больше терпеть.
От его грубых слов по моим щекам пополз жар. Никто никогда не говорил со мной подобным образом, и новизна этого заставляет меня дрожать.
— Поиграй с собой, — приказывает он снова. — Если только ты не хочешь, чтобы я сделал это за тебя?
Я качаю головой, больше по привычке, чем по чему-либо еще, и медленно провожу пальцами по своим намокшим складочкам. С тех пор, как он ворвался в мой сон, они стали еще более влажными, с них капает, превращая мои пальцы в кашу.
Медленное удовольствие начинает гудеть под поверхностью, и я поворачиваю голову, пряча лицо в подушку.
— Смотри на меня. — Его голос возвращает меня в исходное положение, и я ненавижу то, как мои глаза мгновенно устремляются на него. Как я теряюсь в них в считанные секунды.
— Введи в себя палец, — говорит он мне. — Дай мне посмотреть, как ты трахаешь себя.
