Словен чуть задумался:
– Наверное, всякая работа умения требует, и горшки лепить тоже. Но тебя там Вукол искал. Он хороший кремень нашел.
– Вукол?! – Горшки были немедля забыты, теперь все мысли Руса уже заняли камни.
До поздней ночи вокруг слепленных женщинами и Русом горшков горели костры, а потом их оставили остывать до рассвета. Рядом устроились на ночь Илмера, Порусь и еще две женщины – когда перед рассветом станет слишком прохладно, остывающие горшки надо будет прикрыть, чтобы не растрескались.
А Рус допоздна стучал отбойником вместе с Вуколом, которому действительно притащили хорошие кремневые камни.
– Завтра пойдем туда, надо принести еще.
– Не жадничай, Рус, все равно придется оставлять все, когда пойдем дальше.
– Но хоть пока здесь живем, пусть люди пользуются.
Вукол только головой покачал: ну до чего же Рус жаден до работы! И любопытен тоже. Вот зачем полез лепить с женщинами горшки? Другого бы на смех подняли, но Русу и слова не сказали, когда он, явившись от реки, объявил, что лепить горшки не такой простой труд!
Родовичи понимали, что ничего нет плохого в том, что князь норовит попробовать сделать все своими руками. Умение за плечами не носить, оно всякому пригодится, и никто не знает когда и какое. Как и знание. Потому, чем больше человек знает и умеет, тем лучше.
Вечером у костра Рус попытался рассказать, как это непросто – сделать так, чтобы жгуты удержались, легли ровно и хорошо слепились меж собой. Женщины только хихикали – наконец появился мужчина, оценивший и их труд! А родовичи посмотрели на последние два пока не разбитых горшка с некоторым уважением.
Надо ли говорить, насколько прибавилось Русу женской любви? Теперь все они, от малой до старшей, были готовы молиться на молодого князя. Полисть ревниво слушала рассказ мужа и жалела, что отправилась за одолень-травой, а не к реке лепить горшки. У нее-то получалось куда лучше, чем у этой девчонки Поруси!
– Думаешь, ткать проще? Или пряжу делать?
Рус с изумлением уставился на жену:
– Не думаю. Всякий труд по-своему сложен и ловкости требует. Ложку для варева вырезать и то умение нужно.
Тимару очень понравился этот разговор. Понимание, что любой труд нужен и важен и требует умения, сильно сплачивало Род, они больше ценили друг дружку и относились теплее. Теперь, глядя на треснувший горшок, мужчины будут так же жалеть вложенный в него труд, как и женщины. Своим любопытством Рус, сам того не ведая, помогал Роду стать единым целым. Кроме того, глядя на князя, и остальные считали незазорным выполнять женскую работу. Это тоже хорошо.
А Полисть явно ревновала мужа. Не только ко всеобщему обожанию, но и к самой работе. Вот чего он сидит с Вуколом, выдалбливая очередной скребок? Небось не завтра женщинам выделывать шкуры? А если и выделывать, то не так много, пока скребков достаточно. Бедная женщина так и заснула в одиночестве, пока ее любопытный муж трудился.
Полисти становилось все труднее. Сначала на нее посматривали настороженно, это не слишком хорошо, когда женщина уходит от одного мужчины к другому, даже к такому, как Рус. Потом родовичи успокоились, любовь дело неподневольное, коли сердце не легло, лучше разбежаться сразу. И то, что к брату ушла, тоже не беда, в жизни всякое бывает.
Задолго до света Полисть в одной рубахе скользнула из своего жилища, тихонько пробралась к зарослям и исчезла, точно ее и не было. Первые лучи солнца застали жену Руса уже возле небольшого звонкого ручья, не пересыхающего в любую жару.
Женщина принялась растирать что-то принесенное с собой, смачивая водой из ручейка.
– Как рождается ручеек в земле, так пусть родится во мне новая жизнь! Как вырастает из нее травинка, так пусть растет и во мне дитя! Дай мне силы, Мать-Земля, помоги созреть плоду в чреве моем! Великая Богиня-Мать, помоги своей дочери!
Долго бормотала Полисть, пила снадобье, пускала остаток по воде… Женщина молилась горячо, казалось, ее просьбу услышали и Небо, и Земля, и Вода.
Но услышали не только они. Из-за большой ели за Полистью внимательно наблюдала другая женщина.
– О дите просишь, Полисть? Проси, проси, глупая. Я помогу тебе, я!
Глаза недобро сверкнули.
Но шли месяц за месяцем, а у Полисти и Руса детей все не было. Великая Богиня-Мать не желала помогать. То и дело убеждаясь, что снова не тяжела, женщина мрачнела с каждым днем. Она понимала, что пройдет время, и Рус будет с тоской глядеть на чужих ребятишек. Пока же с тоской глядела она сама. А еще на других женщин: вот эта, и вон та, и даже эта смогла бы родить Русу сына или дочку, а она не может! Иногда приходили дурные мысли, что Рус уже жалеет, что взял ее в жены, тогда Полисть вдруг принималась изводить самого Руса.
Однажды она разрыдалась, признавшись мужу, что страшно ревнует его из-за того, что другие женщины могли бы родить детей, а она не может. Рус долго гладил Полисть по светлым волосам, уговаривая, что любит ее от этого ничуть не меньше. Он не знал, как помочь любимой, если уж не могли Илмера и Тимар, то что ему… Оставалось только любить жену и прощать ей нелепую ревность.
– Рус, а ты не бросишь меня?
– Брошу? Что пришло тебе в голову?
– Если полюбишь другую, ты скажи, я отпущу с миром…
– Полисть, любая, не изводи себя.
Но не изводить никак не получалось. И чем веселее и общительней становился муж, тем больше мрачнела жена. Временами она попросту ходила за ним следом, следя за каждым шагом. Рус смеялся:
– Бери и себе отбойник! У меня же получились горшки, получатся и у тебя скребки!
Полисть фыркала и уходила, кляня сама себя.
Наконец она решилась поговорить, но не с Илмерой, как могла бы, а с Тимаром.
Волхв без лишних слов понял, что так мучает женщину.
– Ты зря беспокоишься, Рус все понимает и не судит тебя.
– Скажи, что мне делать?
– Живи так, как жила раньше. Рус полюбил тебя веселой, жизнерадостной девушкой, не становись злой старухой раньше времени. Не изводи себя и мужа ревностью. Ты можешь потерять его любовь.
Легко сказать, но как же трудно сделать! Не получалось: Полисть по-прежнему ревниво следила за каждым шагом Руса. Тот поневоле стал чураться женщин и девушек, все больше проводил времени с Вуколом и все больше мрачнел.
Однажды коваль не выдержал:
– Чего Полисть тебя ревнует, разве есть за что?
– Нет.
– Объясни.
– Объяснял, – мрачно хмыкнул Рус. – Не понимает.
– Она же хорошая…
– Хорошая, только глупая. Ладно бы только меня изводила, так ведь себя поедом ест!
– Почему, Рус? Что не так?
Они уже много дней работали рядом, о многом переговорили, князь хорошо знал, что Вукол не болтун и лишнего никому не скажет, потому вздохнул:
