Там, посреди болота, оказалась совсем другая избушка, от которой им навстречу выбежал… волк! Он ткнулся в руку Чарга и только покосился на Волхова. У парнишки, замершего от испуга, отлегло от сердца, волк, видно, был ручной.
В избушке их ждала Мара. Горел очаг, снова вкусно пахло из горшка с едой, и ничего страшного не замечалось.
Сколько там пробыл Волхов, он не знал и сам, только Чарг вдруг поднялся:
– Тебе идти пора, Волхов. Искать будут.
Кудесник провел его обратно через болото и поближе к веси и вдруг на прощание протянул двух больших глухарей:
– Возьми, пригодится.
Немного позже Волхов пытался вспомнить, когда появились глухари в руках у Чарга, и не смог. По болоту тот шел без ничего.
Волхова действительно уже искали. Заметив, что сына нет в веси, князь первым забил тревогу. Метнулись сначала в сторону избушки, но следы Волхова явно уходили в другом направлении. Чуть отлегло от сердца – значит, не туда пошел? Совсем успокоился Словен, когда сын сам вышел им навстречу из ельника, держа в руках двух здоровенных глухарей.
– Ты… где был?
Волхов пожал плечами:
– Силки свои проверял.
Словен не мог припомнить, когда же Волхов наставил эти самые силки, но что он мог возразить? В руках у Волхова – пойманные птицы, и происходило все совсем не там, где жили Чарг с Марой.
Илмера настаивала на своем: Волхов был у кудесников! Словен даже разозлился:
– С ними глухарей ловил?!
– Уйти бы поскорее, да только до настоящей весны еще далеко.
Словен решил все же осторожно поговорить с сыном. Вдали от Чарга и Мары парнишка начинал понимать, что встречи с ними опасны, а потому честно рассказал отцу и об избушке на болоте, и о глухарях.
– Сводишь туда меня!
– Да ведь я не пройду по болоту…
– Ничего, выведешь к болоту, там они сами появятся. Может, Тимар с Илмерой правы и это не к добру?
Но сходить Словен не успел, еще раньше Волхова перехватил в лесу Чарг, появившийся вдруг из ниоткуда:
– К чему все отцу рассказывать? Да ладно, пусть приходит, мы никому не отказываем… – И неожиданно поинтересовался: – Волхов, Тимар так умеет?
Оглянувшись на кудесника, парнишка увидел, что тот пристально смотрит вслед уходившему от них Вуколу. Того вдруг что-то остановило, постоял и… пошел задом наперед! У Волхова волосы поднялись дыбом – вот оно, мастерство кудесника! Но Вукол снова остановился, постоял, скребя затылок, и пошел своим путем. Оглянувшись, Волхов увидел, что сам Чарг исчез как не бывало!
В душе парнишки ужас боролся с восторгом. Но победил восторг. Просто вечером услышал, как Вукол жалуется, мол, и правда места здесь недобрые, шел-шел и вдруг начал пятиться. И не хотел, а ноги сами шли обратно, словно кто тянул. Чуть постоял, отпустило, оглянулся, но никого не заметил, только Волхова в стороне.
Все обернулись к княжичу: не его ли дело? Тому бы ужаснуться, а он увидел в глазах родовичей легкий страх и почувствовал, что может властвовать над ними!
Мара с Чаргом радовались – первая же попытка оказалась удачной, мальчишка вкусил удовольствие подчинять себе людей, теперь справиться будет легче.
И правда, отныне Волхов сам стал искать встречи с Чаргом, хотелось спросить, как это у него получается. Но хитрый кудесник скрывался, Волхов даже к болоту с отцом пошел, но сколько ни всматривались в туманную даль, ничего не увидели. Зато княжич сказал отцу, что Чарг умеет подчинять себе людскую волю и может научить этому его самого.
Словену бы ужаснуться, но что-то колыхнулось и в его душе, поинтересовался:
– А если и вовсе тебя подчинит?
Сзади раздался насмешливый голос Чарга:
– К чему мне он, князь? А вот научить кое-чему могу… Но если ты боишься… – кудесник развел руками.
Боюсь! – решил для себя Словен, но вслух ничего не сказал. И все же… не запретил Волхову встречаться с Чаргом. Хотя как он мог сделать это, не сажать же взрослого мальчишку под запоры на смех остальным родовичам? Оставалось надеяться, что скоро весна и они уйдут из этих заколдованных мест.
Втайне от всех, даже от отца, Волхов все же ходил к болоту и подолгу слушал Чарга и Мару, обещавших наделить его властью над людьми, если парнишка сам на это решится.
– А неужели нельзя постепенно? Тимар меня учил понемногу…
При упоминании волхва Мару передернуло, но она тут же взяла себя в руки и заговорила-запела сладким голосом:
– Хочешь убедиться в том, что и сам сможешь? Выпей, – она протянула Волхову какое-то снадобье. А чтобы не усомнился, что это не отрава, глотнула тоже.
Парнишка выпил, ничего не произошло, а кудесники отправили его домой.
Волхов пытался понять, изменилось ли в нем что-нибудь, и ничего не чувствовал. Стало даже чуть досадно, что он за волхв, если ничего не может?
И вдруг однажды понял, что ему стали подвластны если не мысли людей, как Тимару, то некоторые их поступки! Ни с того ни с сего захотелось повелеть идущему куда-то Ворчуну вернуться. И старик подчинился! Повернул обратно, долго стоял подле Волхова, скреб затылок, растерянно объясняя:
– Куда-то шел, а куда – не помню…
Волхов едва не рассмеялся, но Тимар заметил блеснувший лукавством взгляд ученика и вмешался:
– Иди, Ворчун, иди, куда шел, все вспомнишь.
А вот Волхова потащил за руку подальше от остальных глаз и строго спросил:
– Твоя воля?
– Ага! – довольно кивнул парнишка, надеясь, что Тимар станет хвалить его за силу внушения. Но произошло обратное: глаза волхва побелели, а на скулах заходили желваки. Он даже не сразу пришел в себя и стал говорить. Волхов испугался гнева учителя: с чего бы? Неужто злится, что он сам дошел до такого умения?
– Запомни навсегда: волхв наделен силой не для того, чтобы делать дурное людям! Если я пойму, что ты пользуешься знанием для вот такого, перестану учить!
Несколько дней Тимар даже не смотрел в сторону Волхова, но потом позвал к себе и снова попытался поговорить. К этому времени парнишка уже твердо уверовал в то, что волхв завидует. Да, попросту завидует ему, молодому и сильному!
– Волхов, кому дана сила, с того больше спросится. Пойми, не все могут такую силу получить, но немногие могут правильно использовать. Навредив кому-то даже в мелком, ты вредишь себе. У волхва должна быть чиста душа, иначе ей не будет места в Ирии. Если не чувствуешь себя в силе совладать с искушением управлять людьми по своей прихоти, лучше не учись. Не о себе боюсь и даже не о них, – Тимар кивнул в сторону сидевших у костра родовичей, – о тебе. Не хочу, чтобы твоя душа вверглась во мрак. Мы на Земле недолго, а душа вечна, не пачкай ее, Волхов.
Старику так хотелось, чтобы ученик проникся его словами, чтобы понял, что, вредя другим, он прежде всего вредит себе. Парнишка стоял, опустив глаза. Ему стало страшно, он вдруг увидел перед собой разверстую пропасть! Но одновременно со страхом появилось страшное искушение в эту пропасть шагнуть…
