– Наверное… нет… хотя да. Есть тут один старик, Лакиде, который разбирается в старинных символах.
– Как ты думаешь, он захочет со мной поговорить?
– Мы, бедос, не любим чужаков.
– Но мы ведь уже не чужие… – улыбнулся элузо. – Может, ты могла бы ему меня представить…
– Они снова начнут плохо обо мне говорить.
– Кто?
– Жители селения. Когда Беллу убили, все ожидали, что, несмотря на бесчестие, я соединюсь с другим мужчиной. Но я отказалась, предпочтя жить в одиночестве в этой хижине, которая была нашим очагом.
– А старик…
– Я тебя к нему отведу.
Иариса улыбнулась и снова стала веселой женщиной и нежной любовницей, какой предстала перед ним накануне вечером. При свете дня Гарр убедился, что она очень миловидна и способна удовлетворить запросы любого мужчины, включая и его самого.
– Подождите меня здесь, – приказал он парням, которые наконец открыли глаза.
– Если хотите позавтракать, есть яйца и молоко, – добавила женщина.
В деревне бедос каменные хижины были выстроены по кругу, в центре которого находился колодец. Некоторые хижины располагались в стороне от круга, но их было не больше полудюжины. При виде Гарра и Иарисы некоторые жители останавливались и глядели им вслед, но большинство продолжало заниматься своими делами. Были и такие, кто демонстративно поворачивался к ним спиной, но женщина продолжала идти вперед, не обращая на них внимания. Наконец она подошла к ближней к колодцу хижине, но не вошла, хотя дверь была открыта.
– Лакиде, – позвала она, – Это я, Иариса.
– Входи.
Сидевший у огня старик обратил свой потухший взгляд в сторону двери и улыбнулся в знак приветствия.
– Я привела чужеземца, который хочет тебя о чем-то расспросить, если ты ему это позволишь.
– Кто ты? – спросил старик.
– Гарр, сын Кейо.
– Подойди.
Элузо исполнил требование старика, и тот ощупал его лицо и руки.
– Ты воин.
– Я им был, – уточнил Гарр. – Моего города Элуза больше не существует. Шесть лун назад захватчики фрей его разрушили и убили всех жителей.
– Но не тебя.
– Да, я остался в живых.
– И что ты здесь ищешь, сын Кейо?
– Я хочу понять, что означает этот символ.
С этими словами Гарр извлек из мешочка амулет и вложил его в ладони старика. Несколько минут Лакиде сидел, поглаживая маленький диск, проводя пальцами по изображению четырех округлых сфер, похожих на соединенные в центре и вращающиеся вслед за солнцем капли воды, а затем глубоко вздохнул.
– Как попал к тебе этот предмет? – спросил он.
– Он принадлежал моему отцу. Он передал его мне на смертном ложе, но я не знаю его значения.
– Это символ солнца, дочери Амари, колеса жизни, этапов человеческой жизни, силы, которая управляет Природой, стихий, связи четырех сторон Энды: севера, полудня, востока и запада. Это иттун, пакт, объединяющий людей и Богиню. Я уже давно не держал в руках ничего подобного. С тех пор, как отдал свой собственный амулет своему дорогому и любимому сыну. Наверное, его забрали у него убийцы. – Голос старика сорвался, и несколько мгновений он молчал, снова собираясь с духом. – Много зим назад вожди племен собрались на Священной Горе и заключили пакт. Они поклялись, что, когда это потребуется, они объединятся для совместной борьбы с врагами Земли Энды, забыв о былой вражде и разногласиях. Они поклялись в этом кровью, своей и своих потомков. С тех пор все и пошло. Умирая, они передали это обязательство своим детям, а те, в свою очередь, своим. Но я боюсь, что об этом стало известно кому-то еще. Какая-то мощная и черная сила уничтожает Хранителей Пакта. Иттуны один за другим исчезают вместе с памятью наших народов. Я не знаю, сколько их еще осталось, но ты по-прежнему связан клятвой, которую принесли наши предки.
– Но мой отец не был вождем племени. Он был всего лишь воином, в одной из битв лишившимся руки. И он никогда ничего мне не рассказывал об этом амулете.
– Не обманывайся, может, он ничего тебе не рассказал, потому что слишком долго с этим тянул. Либо Амари призвала его к себе раньше срока. Но если у него был иттун, он также был Хранителем. А теперь им являешься ты.
– Какого черта!
– Можешь соблюдать Пакт или забыть о нем. Решать тебе.
– Сколько всего было медальонов?
– Столько, сколько племен в Энде.
Старик замолчал и закрыл глаза.
– Пойдем, – произнесла Иариса, беря элузо под руку.
– Я должен узнать больше.
– Он больше ничего тебе не скажет. Я хорошо его знаю.
Они вышли под недовольные взгляды собравшихся у колодца соплеменников Иарисы и в странной тишине покинули селение. Женщина уверенно шла впереди Гарра, ни на мгновение не переменившись в лице. Она уже привыкла к неодобрительному отношению к себе клана. Тем не менее Гарр сжимал рукоять меча и, не поворачивая головы, поглядывал то направо, то налево, готовясь при любом подозрительном движении пустить в ход оружие. Он расслабился, только когда они вышли на тропу, спускавшуюся к хижине Иарисы.
– Этот человек… – наконец заговорил он.
– Лакиде, отец моего спутника. Он был великим воином и вождем нашего племени. Он снова стал вождем после смерти Беллу. Но он скорее проводник, к которому все обращаются, когда нужен совет. И он был единственным, кто понял, почему я не захотела соединяться с другим мужчиной, когда его сын погиб от руки убийцы.
– И почему же?
Женщина остановилась и пристально посмотрела ему в глаза.
– Ты когда-нибудь любил? По-настоящему? Когда двое сливаются воедино, и каждый знает, что чувствует другой? Когда обоим снятся одни и те же сны? Когда они тревожатся и мечтают об одном и том же? Нам не нужны были слова. Нам хватало взгляда и жеста. Когда он умер, я тоже умерла. Можно сказать, я просто жду, когда придет время и я смогу воссоединиться с ним в лоне Матери, после чего мы вместе возродимся.
Иариса пошла дальше, и Гарр в задумчивости последовал за ней. Он никогда не любил женщину так, как она любила своего мужчину, как его отец любил его мать. Зиму за зимой он видел, как он томится воспоминаниями, хотя никогда не говорил об умершей подруге. Гарр знал, что отец о ней думает, потому что он всегда носил на шее принадлежавший ей платок. Когда платок становился чересчур грязным, он сам стирал его единственной рукой, сушил и снова повязывал на шею. После смерти его так и положили на погребальный костер в этом платке. Соседки, которые пришли подготовить тело к погребению и одеть его в лучшие одежды, хотели его снять, но бабушка запретила. Насколько помнил Гарр, это было единственным доброжелательным поступком, который ворчливая старушка совершила по отношению к спутнику дочери. Возможно, именно поэтому, глядя на отца, закрывшегося в себе, отдалившегося от мира и даже от своего собственного сына, он решил не соединяться с женщиной. Разумеется, это также означало, что у него не будет детей, но зачем они ему? Бóльшую часть жизни он провел на войне и предостаточно насмотрелся на осиротевших детишек. Они брели по дорогам, покинутые всеми, без семьи и клана. Еще хуже были изуродованные детские трупы. В нем даже выработалась бесчувственность к их несчастьям. Тем не менее сейчас ему пришла в голову мысль, что было бы неплохо разделить свою жизнь с такой сильной женщиной, как Иариса, с кем-то, кто вспоминал бы его после смерти с такой же любовью, с какой она вспоминала своего спутника.
Башня Айры
Все последующие дни дождь усиливался и достиг такой силы, что река вышла из берегов, не позволяя обитателям Башни Айры покинуть ее стены. Унмарилун Эланоа всячески старался угодить гостям, демонстрируя гостеприимство и радушие единственным доступным ему способом – при помощи банкетов, начинавшихся в полдень и заканчивавшихся лишь с заходом солнца, разнообразя их рукопашными схватками и кулачными боями с участием своих лучших воинов. Эти побоища неизменно заканчивались серьезными ранами, потому что соперники бились если и не насмерть, то с неистовым желанием победить. Унмарилун и дож упивались подобными зрелищами, в отличие от Талы, которая оставалась в зале ровно столько, сколько того требовали приличия, после чего удалялась в сопровождении своих собак.
Время от времени дождь прекращался, и небо прояснялось. Они с Баладасте пользовались каждой возможностью, чтобы прогуляться по дорожке, окружавшей башню в ее самой высокой части. Сквозь бойницы они рассматривали окружающий их пейзаж, поля самых различных оттенков зеленого, обнаженные леса, маленькие деревни и холмы с зацепившимися за них клочьями тумана. В такие моменты даже глаза женщины менялись. Холодный и угрожающий янтарный взгляд становился алым, как жаркий летний закат. Такая перемена несказанно удивляла дожа, но он слишком много времени уделял изучению местности, а если точнее, полускрытого в зимнем лесу лагеря. Судя по его площади и перемещениям воинов, количество людей, которыми располагал Унмарилун, составляло около полутысячи бойцов. Это была довольно внушительная цифра, учитывая, что речь не шла о настоящей армии. Барето был вождем преступников, уже не принадлежавших ни к одному клану, хотя лучше его Землю Энды не знал никто. Баладасте знал, что даже Гонтран предлагал ему поступить к нему на службу. Впрочем, Унмарилун отказался от этого предложения, сославшись на свой немолодой возраст, хотя дож был уверен, что настоящей причиной упомянутого отказа было врожденное отвращение обитателей этих мест к исполнению приказов чужеземцев. Вообще-то, он и от него распоряжения не принимал – он держался с ним как с равным, как с союзником, и оплачивал его услуги золотом, серебром и лошадьми. Кроме того, Унмарилун не был обязан отчитываться за мародерство и трофеи, добытые во время военных вылазок. Но в любом случае, такое положение дел Баладасте не особо беспокоило. Он не сомневался, что, когда наступит нужный момент, он от Унмарилуна легко избавится и подчинит его людей.
