Она еще раз покосилась на склеп, вход в который был занавешен плотной черной тканью — чтобы скрыть стоянку от посторонних глаз, а затем подняла голову, посмотрев на луну, чтобы оценить, сколько ей осталось мерзнуть.
— Почти все…
Если напрячь слух, она могла услышать тихие голоса, доносящиеся из склепа. Например — спокойный, до зубовного скрежета дружелюбный голос этого… как его… Мэтта.
У нее была аллергия на такие голоса, к тому же она знала — он что-то скрывает. Для этого не было никаких особых причин, но она чувствовала. Такие, как она — всегда чувствуют обман, даже в мелочах.
И нет — она имела ввиду не расу.
«Такие, как она» — это росшие на улицах не нужными никому, кроме себя самих озлобленными зверенышами. Прекрасно знающими, что если к тебе добры — значит, скоро ударят в спину; если говорят сладкие речи — значит, все они обман. К тому же — она была полуэльфийкой, недочеловеком, проклятым отродьем, предать которого — это даже не преступление против совести.
Одна только Колыбель знает, чего ей стоило сохранить свои уши и жизнь.
Но она справилась. Научилась отвечать на удар — тремя, а лучше — бить первой; видеть за улыбками — злобу и жадность, за успокаивающим тоном — шелест извлекаемого из ножен клинка; сражаться до конца, с яростью загнанного в угол зверя, не гнушаясь ничем — ни ударами в спину и между ног, ни отравленным лезвием; воровать, врать самой… Да много чему.
Когда-то она надеялась, что ее примут эльфы, что чистокровные долгоживущие сородичи будут лучше людей. Она ошибалась — они оказались точно такими же, разве что оскорбления, обращенные к ней сменились с «эльфийского выродка» на «человеческое отродье».
За все двадцать пять лет своей непростой жизни она знала лишь три исключения из правила: «Не верь никому! Никогда! Ни за что!»
Из состояния отстраненного созерцания ее выбил звук шагов, раздавшихся за спиной. Полуэльфийка не сделала себе труда обернуться — она узнала походку.
А потому даже не вздрогнула, когда по талии скользнули сильные руки, забираясь под плащ, горячее дыхание защекотало уши, порождая толпы мурашек, а саму ее крепко прижали к широкой, теплой и родной груди.
— Соскучилась?
— От тебя до сих пор пахнет нежитью, — проворчала она, но и пальцем не пошевелила, чтобы выбраться из плена его рук.
После двух дней на равнинах и десятка столкновений с нежитью, она и сама пахнет отнюдь не ромашками.
— Здесь все ею пахнет, — тихо ответили ей. Горячее дыхание медленно сместилось с ушей на щеку, скользнуло по шее…
— Держи себя в руках, животное.
Хеккеран на это заявление только приглушенно рассмеялся, зарывшись лицом в ее волосы.
— Мне кажется, или при нашей первой встрече ты сказала мне тоже самое?
— Ты заломил мне руки, прижал к стене и нагло облапал! Что еще должна была сказать в такой ситуации приличная девушка?
— Надо же, как все было… — протянул Хеккеран. — А мне казалось, что ты стянула у меня кошелек, я тебя догнал и просто пытался вернуть свою собственность.
— Арчи говорила, что люди умеют придумывать ложные воспоминания, обманывая самих себя. Слушай ее, она умная, в школах да Академиях училась, не то, что мы.
Он тихо фыркнул ей в волосы.
Пару минут они молчали, наслаждаясь возможностью побыть наедине, такой редкой и оттого- еще более драгоценной в походе.
— О чем вы говорили?
— Габриэль-сан рассказывала об их вере. Интересно оказалось послушать…
— Тебе что, Роба мало? — фыркнула Имина.
— У Роба как-то занудно получается — он все же не проповедник. А в книжке Габриэль-сан скорее красивая легенда, а не скучная проповедь.
— …Они что-то скрывают, — после секундного колебания сказала Имина.
— У всех есть тайны, — пожал плечами Хеккеран.
— И у тебя тоже? От меня?
— Конечно. Я скрываю, что подарю тебе на день рождения.
— Что? — растерялась Имина. — Я не знаю, когда родилась…
— Это неважно — я сам выбрал. Это день, когда я уговорил тебя присоединиться к нам с Робом.
Имина промолчала — просто не знала, что на это ответить.
— И все равно — что-то здесь не так, нутром чую.
— Ты мне веришь, Имина?
Полуэльфийка прикусила губу — это был нечестный прием. Она собиралась было промолчать, но неожиданно поняла, что никогда не говорила, что доверяет ему.
— Я…
Сказать это вслух оказалось неожиданно сложно — куда сложнее, чем она думала. Все ее существо протестовало против этого. Ее слишком часто предавали…. и слишком часто предавала она.
— Хеккеран, я…
Он тихо рассмеялся, но чуткий слух полуэльфийки четко слышал в этом смехе печаль:
— Я умею разбираться в людях, моя дорогая Имина, — заверил он ее. — В конце концов, я же смог разглядеть тебя?
— Если ты считаешь меня хорошим человеком, то ты отвратительно разбираешься в людях…
— Мне так не кажется. И Роб с Арчи со мной согласны.
Она не ответила. Вместо этого она все таки решилась вывернуться из его рук и Хеккеран с печальным вздохом отпустил ее. Сразу стало холодно и одиноко. Стянув с себя плащ и передав его в руки мужчины, она было двинулась к склепу, но замерла через пару шагов. Глядя себе под ноги, она прошептала — так тихо, как только могла:
— Я верю тебе, Хеккеран.
— Спасибо. И я тебя тоже, глупое ушастое чудо.
— Ты в курсе, что ты единственный мужчина, который может назвать меня «ушастой» и сохранить яйца?
За ее спиной раздались странные звуки — будто кто-то, согнувшись пополам, пытался задавить хохот, рвущийся наружу. Больше всего походило на хрюканье.
— Для тебя — это почти признание в любви, да?
Имина не ответила.
«Ты дурак, Хеккеран. Почему тебе обязательно надо показать, что видишь меня насквозь?!»
Она не сразу поняла, что ее разбудило. На пару мгновений она застыла и, не открывая глаз, попыталась понять, что это было. Движение воздуха от отодвинутой занавески? Тихий шорох камней под шагами крадущегося врага? Всхрапнувший Роб? Далекий вой вечно голодной нежити?
Нет, все не то. На самом деле это был тихий голос:
— …Спасибо, Келесс. Отправляйся в замок, расскажи, о чем мы узнали и что я вернусь через пару дней. Передай Фраю, чтобы он дул в центр равнин и отыскал мне этих некромантов — и чтобы без его шуточек.
Никакого ответа она не услышала. Прождав еще несколько секунд, она осторожно открыла глаза и огляделась по сторонам, не шевеля головой.
Хеккеран спал напротив, как можно дальше от нее; рядом, почти прижавшись спиной к Имине, свернулась калачиком Арчи. Из «Предвиденья» не было только Роба — если он стоит на часах, значит, уже почти утро.
Мэтт и эта смазливая жрица расположились в стороне от них — ей пришлось даже чуть-чуть повернуть голову, чтобы они попали в поле зрения. В тусклом огоньке магического светильника, выставленного на минимум, полуэльфийка отчетливо видела только лицо мужчины, сидевшего, прислонившись спиной к стене да Габриэль, дремавшую, уложив голову на плечо своему спутнику.
Никакого третьего она не обнаружила. Уже ушел?
«Я же говорила Хеккерану, что здесь что-то нечисто!»
Она медленно нащупала кинжал, закрепленный в ножнах за бедре. Кто этот третий? Он еще здесь? Уже ушел? Что вообще происходит?
Секунды тянулись, вязкие и густые, как смола — и ничего не происходило, но Имина не расслаблялась, продолжая следить за подозрительными незнакомцами из под полузакрытых глаз.
Первой утратила неподвижность, как ни странно, Габриэль. Пошевелившись во сне, она соскользнула с его плеча и неминуемо грохнулась бы на землю, но была мягко схвачена за плечи, а затем осторожно опущена головой на колени Мэтта.
— Ну что за беззаботное создание…
Переведя взгляд на лицо мужчины, Имина тут же почувствовала себя лишней — такой нежности, смешанной с тоской и чем-то вообще не поддающемся классификации она еще не видела ни разу.
На несколько секунд в склепе воцарилась тишина. Мэтт осторожно, лишь кончиками пальцев гладил свою спутницу по волосам.
— Я так скучаю по тебе, Габриэль… — наконец тихо сказал он, неотрывно глядя в лицо девушке. Настолько тихо, что даже полуэльфийке было трудно четко расслышать его голос. — Прошел уже год с тех пор, как тебя не стало и я уж было решил, что пережил это, но теперь… теперь у меня постоянно перед глазами твое лицо. Как, черт возьми, я должен двигаться дальше, если каждый день рядом твоя точная копия?..
Да еще и вся эта непонятная ситуация с Лестницей… Что бы ты сделала на моем месте? — Он улыбнулся. — Уж точно не пряталась бы от собственных подданных в склепе посреди пустыни, набитой ожившими мертвецами. Ты всегда была умнее меня, сильнее меня, талантливее и храбрее — и уж мы-то с тобой точно знаем, кто на самом деле создал из ничего Лестницу в Небо, правда? Это был не мальчик, выросший без родителей и больше всего мечтавший о доме и семье, а девочка, у которой было все, но которая не хотела ничего.
