Пираты ушли на север, к Сеньяну. Они забрали с собой убитого, чтобы похоронить его дома. Под руководством Драго тело доктора Мьюччи запеленали. Его похоронят на кладбище Дубравы вне ее стен, затем эксгумируют и отправят в Серессу, если оттуда поступит такая просьба.
«Это случалось так много раз», – думает Марин. Их корабли брали на абордаж, люди погибали во время пиратских рейдов, их потери часто были гораздо больше, чем сегодня утром. Тьма ждет даже солнце, когда оно спускается вниз. Перемена и случай – так живет этот мир, а тем более те, кто обитает на спорных границах или выходит в море. А к Дубраве – их маленькой республике, зажатой между сильными государствами – относится и то, и другое. Приграничные территории и море.
«И к Сеньяну тоже», – приходит ему в голову, но он не задерживается на этой мысли. Он не питает добрых чувств к этим героям. Сегодня не питает.
– Вы намеревались с ним драться?
У нее бесшумная походка. Он оборачивается, когда женщина – ее зовут Даница Градек, он уже это знает, – походит и останавливается рядом с ним. С ней ее пес. Крупный волкодав, такого пса лучше не злить.
Он пожимает плечами.
– Это вы убили тех людей ночью этой весной?
Он не совсем понимает, почему бросает ей вызов, но не всегда знаешь, почему ты делаешь то или другое.
Она смотрит на него.
– Вам-то что до этого? Хотите меня повесить? Прямо у гавани? Или передать Серессе, чтобы они это сделали?
Из-за ветра, хлопков паруса и птичьих криков ему приходится напрягать слух, чтобы ее расслышать. Он помнит, что ее жизнь сегодня изменилась – возможно, навсегда – так же резко, как и жизнь другой женщины.
– Я дал слово, – отвечает он. – Я расскажу, что произошло, что вы сделали, как это спасло много жизней. Я поклянусь перед алтарем, когда мы сойдем на землю, если хотите.
Мужчины способны лгать перед алтарем так же легко, как в других местах.
Она смотрит в море. Сейчас впереди только море, и позади тоже. Ветер гонит белые барашки волн.
Через какое-то время он говорит:
– Когда-то я услышал от отца одно высказывание. Что мир делится на живых и мертвых, и на тех, кто в море. Он не знал, откуда оно взялось.
Она молчит. Потом, наконец, говорит:
– Если бы я не убила Кукара, и вы бы с ним стали драться…
– Я разозлился.
– Я видела.
– Драго выхватил бы свой меч, потом остальные.
– И наши люди тоже. Мы бы убили многих из вас.
– Я скажу об этом нашему Совету, Даница Градек. Почему вы?..
Птицы вокруг корабля ныряют в волны, потом выныривают, мокрые, и снова кружат. Он видит в клюве одной из них пойманную рыбу, когда птица взлетает. Нырять и взлетать, снова и снова.
– Мне нужно найти причину, почему я разрушила свою жизнь, – говорит она.
– Вы слишком молоды, чтобы так думать. Вы изменили свою жизнь. Это не одно и то же.
– Вот самонадеянный мужчина – говорите мне, что я сделала и чего не сделала.
Он улыбается:
– Ну, мы, в Дубраве, самонадеянны. Не так, как серессцы, но…
– Нет, вы не такие, как они, – она не улыбается в ответ. Говорит, глядя на море, не на него:
– С того времени, как я приехала в Сеньян, я хотела, чтобы мне позволили быть среди пиратов – только на внутренних землях, но так, как сегодня. Я хотела сражаться с османами.
«Еще одна история приграничья», – думает он. Он уже слышал такие истории. Но история каждого человека принадлежит только ему, так считает он. Интересно, кто погиб? Память о ком подталкивает и заставляет страдать эту женщину? И как она оказалась в море? Неужели они теперь берут с собой в рейд женщин?
Он задает ей этот вопрос. Почему бы и нет, на своем собственном корабле?
Она вздыхает:
– Это было наградой. Они спросили у меня, что я хочу за то, что спасла их корабли в ту ночь. Мне нужно было доказать свои способности перед тем, как я смогу отправиться на восток. Теперь этого не произойдет.
Он понимает, что она все-таки ответила на заданный им раньше вопрос. Хотя, честно говоря, всем станет это очевидно, когда они сойдут на берег. Известно, что женщина из Сеньяна убила серессцев стрелами, и женщина принимала участие в этом рейде, вооруженная луком, она убила человека стрелой…
Тем не менее.
– Спасибо, что ответили, – говорит он.
На этот раз она смотрит на него. Через минуту снова переводит взгляд на море.
Интересно, о чем она думает? Но он у нее не спрашивает. Его собственные мысли: возможно, ее убьют после того, как они доберутся до Дубравы. Или передадут Серессе, как она только что предположила.
Иногда негде спрятаться в этом мире.
Судно поднимается и опускается. Марин смотрит на ее профиль, пока она неотрывно глядит на медленно темнеющее море, и эта мысль приходит к нему, словно описывает круг и ныряет, быстро и резко.
Накануне он вскрыл одному из матросов болезненный нарыв. На рассвете он как раз осматривал этого человека в кубрике для матросов, еще один матрос светил ему фонарем. Они услышали наверху громкий шум. Оба моряка яростно выругались.
– Сеньянцы! – воскликнули они.
Никто не двинулся с места, даже когда услышали топот спускающихся сапог, и в отсеки начали вбегать люди. Матросы из Дубравы жестами велели Мьюччи оставаться с ними. Он понял, что это не тот случай, когда надо оказывать сопротивление. Он следовал их совету.
Пока не увидел Леонору, протестующую, спотыкающуюся, все еще в ночной сорочке, которую тащил за руку пират.
Нельзя запланировать каждый момент своей жизни, даже если ты из тех людей, которые стремятся быть организованными, методичными, точными.
И свою смерть тоже не планируют, как правило.
Он бросился в их каюту, схватил первый попавшийся нож, который нашел в своей сумке с инструментами, поспешно вскарабкался по перекладинам лестницы на палубу. И умер там, к своему величайшему изумлению.
Был момент невыносимой боли, резкой, раскаленной добела, когда меч вонзился в него, а потом его выдернули. Потом совсем никакой боли. Никакой, поразительно.
Его тело лежало на палубе, кровь текла из живота, его нож лежал рядом. Он был мертв, и знал это – и он это видел, видел все, откуда-то сверху. Он находился вне самого себя, будто парил, подобно семечку одуванчика весной. Сейчас весна. Он помнил эти парящие семена возле их дома: маленький Якопо с изумлением следил за ними.
Леонора стояла на коленях у его тела. Она рыдала. Он не хотел, чтобы она рыдала. Он не хотел быть мертвым. Это вызывало… разочарование. Якопо Мьюччи подумал, что ему все еще хочется сделать так много.
Он смотрел, как стрела убила человека, который убил его.
Он каким-то трудно представимым образом ощутил удовлетворение, видя это. Он не понимал, как он это видит. Не знал, где находится.
Казалось, он уносится все выше, поднимается над палубой, невесомый, состоящий не из вещества. Он чувствовал солнечный свет, но не слышал звуков. Он видел волны внизу, людей внизу, самого себя, лежащего внизу. «Это очень печально», – подумал он.
Мужчины что-то говорили. Купцы, пираты. Он ничего не слышал. Он видел корабли сеньянцев. Они казались очень маленькими, как они могли проделать весь этот путь через внутреннее море до западного побережья? Он гадал, кто будет скучать по нему в мире сейчас, когда его нет, и будет ли кто-нибудь скучать. Леонора Валери, некоторое время, возможно? Возможно. Она плакала рядом с его телом. Он ее видел. Он видел самого себя. Он гадал, что станет с ней теперь. Это была неприятная мысль.
Он снова поплыл в воздухе. И вспоминал те семена одуванчика, из детства.
– Останови ее!
Он понятия не имел, кто это произнес. У него в мыслях. Как он мог это услышать? Кто?..
– Останови ее! Сейчас же! Она собирается прыгнуть за борт!
Потом он увидел. Леонора поднялась, отошла от его тела и целеустремленно шагала по палубе. Мужчины внизу ее еще не заметили, или не поняли, что происходит.
За борт? Она хочет прыгнуть в море!
– Как? – крикнул Мьюччи (каким-то образом). – Как мне ее остановить?
– Прикажи ей остановиться! Помоги мне удержать ее. Сделай что-нибудь!
И он попытался. Он не хотел, чтобы она это сделала. Прикажи ей? Он позвал ее по имени, мысленно произнес его.
И увидел, как она на мгновение приостановилась, потом двинулась дальше. Увидев это, он обрел надежду, импульс, силу. Иногда, говорил он пациентам, нужно только сделать первый шаг, чтобы снова начать ходить, например, после того, как срослась сломанная кость, а потом следующие шаги будет сделать уже легче. «Сделай только этот первый шаг», – говорил он.
Он был хорошим лекарем. Он это знал. И стал бы еще лучшим. В этом он тоже был уверен.
Она уже была у поручней, и теперь он видел (с большой высоты), как мужчины поворачиваются и смотрят на нее, с опозданием начиная понимать, что происходит.
– Сделай что-нибудь! – прозвучал резкий голос в его мыслях.
