и рванул вперёд, задав темп, от которого всем скоро стало жарко. Неслись как лоси в гоне, топча свежую траву. Седой изредка полыхал радужными вспышками, срубая тонкие деревца и пробивая в кустах тропинки, пока запыхавшийся Егор не прокашлял:
— А не обидится уважаемый, что мы ему лес так ломаем?
Мелвиг споткнулся на бегу, прошипел:
— Городской…
Но темп сбавил и щитом деревья больше не рубил.
Долго ли бежали или нет, но на очередной прогалине остановились. И было от чего. Большая поляна, скорее даже поле, поросла молодыми деревцами и кустами. А меж них, шагах в двухстах от сосновой опушки, виднелся тын.
Вблизи стало видно, что частокол старый. Заострённые сосновые стволы уже давно не подновлялись, покрылись мхом, а местами прямо из тына даже тянулись кустики. Сбитые из толстых досок ворота прогнили и упали, валялись трухлявой, заросшей травой, кучей на земле. Из некогда могучих опор торчали ржавые поломанные петли.
А за воротами стояли потемневшие от времени срубы. Какие с проваленными крышами, а иные — ещё крепкие на вид. И чем ближе к центру селения, тем старее дома. Вокруг небольшой площади совсем плохонькие избушки вошли в землю по плечи. Лишь одно здание ломало круг гнилых избушек, одноэтажное, но высокое, в четыре роста, выстроенное на каменном фундаменте, с высокими щелями пустых окон и узкой аркой входа.
— Странно, — проворчал седой, настороженно оглядываясь и принюхиваясь.
— Странно, — согласилась Куней.
И пока всю деревню не обошли, слова не проронили. Насчитали три кольца домов, примерно с полсотни общим числом. Сараев, хлевов, навесов и прочего тоже хватало. Две кузницы, гончарка с горой рыжей глины, усыпанная черепками, развалившийся плотницкий дом…
— Строились от центра, — заключил очевидное седой, рыжая согласно угукнула.
— Но ты вообще видел?! Видел?! — возопила она. — Деревня! В Переходе!
— Давно брошенная.
— Да какая разница!
— Ну так-то да…
— А что не так? — влез в разговор Егор.
— Всё не так! Так не бывает! — рыжая нервно приплясывала. — Это же Переход! Он долго не существует… не должен существовать. Временный! Он создаётся на день, два, ну пять дней! Потом бог его сворачивает, съедает, поглощает или что он там делает.
— Точно?
— Точно… я так думала. Все так говорят!
— И я. Все Островные так считают, — подтвердил здоровяк, шумно раздувая ноздри и оглядываясь. — Слушай, Куней, а может и нет никакой деревни? Просто бог создал… вот так. Как лес создаёт или зверей.
— Щас узнаем! — и рыжая с треском растворила дверь ближайшей избушки.
В руке огневолосой остался обломок деревянной ручки.
Избушка помедлила и рухнула.
Венцы расселись, крыша из тёмного слежавшегося за годы камыша сползла набок с глухим треском лопающихся брёвен. Передняя стена завалилась, едва не прибив наглую наёмницу. Трухлявые брёвна подпрыгивали будто живые, трещали и взрывались щепой и древесной завалью. Коньковая балка съехала, задев левую ногу рыжей и воткнувшись в землю рядом.
Всё заволокло пылью и камышиной трухой.
Из пыльного облака появилась ковыляющая рыжая от пыли серая, откашлялась, утёрла слёзы и злобно заявила:
— Ух ты, икорный клин! Да грядская же беромать!
— Это была несущая дверь, — нервно пошутил Егор и чихнул.
— А ты вообще молчи! Убью и про золото забуду.
— Про золото — это ты зря, — качнул головой рачительный здоровяк. — Золото, оно…
— И ты молчи!
С разгневанной женщиной спорить себе дороже. Наёмник это знал. Потому отошёл подальше, выбрал жилище на вид покрепче и осторожно потянул дверь.
Дом рухнул.
Всё повторилось: треск, прыгающие брёвна, облако пыли.
Теперь серых было двое.
— Ой, не могу, — покатилась со смеху бывшая рыжая. — Как есть Средний-на-сером!
Её напарник состроил каменную физиономию и встряхнулся как собака. Пыль и слетела. Егор подметил радужный вихрь, который прошёлся по здоровяку. Подметил не только он.
— А меня?! — возмущенно рявкнула Куней.
Ей тоже досталось вихря, после чего девица избавилась от пыли, но выглядела встрёпанной.
Решили пройтись по домам на окраине, оставив каменное здание напоследок.
Внутри дома выглядели довольно простенько. Некоторые — простой пятистенок с пристроем-сараем, но были и побогаче: с подклетью, высоким крыльцом, сенями и горницами.
Егору довелось в прошлом году побывать в Суздале. Поехали с отцом на тамошний праздник огурца, незадолго до дня рождения. Местные и окрестные умельцы показывали удаль в приготовлении огурцов: солении, варении, жарении и прочем на костре тушении. Всех кормили, ни один гость голодным не ушёл.
Пироги с огурцами очень даже зашли, как и зелёное варенье. Но истинный интерес был в другом, Егору хотелось посмотреть на старинные деревянные дома. И он на дома в музее-заповеднике нагляделся, облазив всё, куда только пускали, и ещё немного больше.
Сунул нос везде. Дома богатые, огромные, на большую семью, деревянный же храм, глубочайший колодец с колесом навроде водяного, сараи, баня по-черному (вот туда Егор лезть не рискнул, зряшно опасаясь сажи), и прочего всякого.
Здесь же, в покинутой деревеньке, всё проще.
Во всей деревне больших домов на подклете (для себя Егор называл их привычным термином «цоколь») нашлось не более десятка. И все простые, комнаты на три плюс сени. Жилось местным не так чтобы просто и богато, скорее выживали. Правда, до землянок не дошло, или их уже снесли, заменив на пятистенки.
Жили. И ушли.
Следов нападения не нашлось: ни сожженных домов, ни выломанных дверей, ни разбитой посуды да мебели. Черепков хватало, как без этого в деревне. Тряпичной трухи на полатях и лавках полно. Пустых сундуков, резной деревянной посуды — тоже много. В печках да очагах лишь седой пепел. В дровницах — серо-рыжие кучи древесного праха, остатки от много лет назад наколотых поленьев.
И всё обычное, мирное. Собрались хозяева, взяли самое ценное да и покинули дом.
Даже на небольшом погосте, на грубовато вырезанных идолах висели серебряные браслеты и лежали на земле рассыпавшиеся бусы, не тронутые ни зверями, ни людьми. Хотя и поеденные дождями, потемневшие до черноты.
Валуны в изголовьях едва заметных холмиков несли несколько схожих, глубоко процарапанных, знаков.
— Богиня Жива, её метка, — уверенно заявил седой, проведя пальцами по трём скрещенным царапинам. — А этот не знаю.
— Что-то с огнём связанное, чую родство, но опознать не могу. Не Агни и не наш стайный Пламенич, — призналась рыжая. Присмотрелась, сковырнула мох. — Ага, а вот и имена. В… е… да. Веда. Да…
