– Ты позаботился.
Кросс сдержал порыв отвести глаза:
– Девушка приехала ко мне.
– Но мне неясны подробности.
– Тебе необязательно все знать.
Чейз насмешливо улыбнулся:
– И все же. Так получается, что я почти всегда знаю все.
– Но не это.
Их взгляды скрестились. Битва характеров…
– Похоже, – сдался Чейз.
– Надеюсь, ты воздержишься от разговора с Борном.
– Если только он не потребует, чтобы ты все сказал. И, кроме того, если я скажу Борну, вряд ли выиграю пари.
Ему следовало бы не думать о пари…
Но отзвук мягкого прикосновения Пиппы и ее странных слов, очевидно, свели его с ума, так же как ее.
– Каковы условия?
Чейз улыбнулся во весь рот:
– Сто фунтов на то, что она та женщина, которая избавит тебя от твоего проклятия.
«Его проклятие».
Кросс усилием воли заставил себя не реагировать на слова. На подначку.
– Не готов принять пари? – с издевкой спросил Чейз.
– Я не записываю условий пари в книге, – повторил Кросс. Каждое слово камнем летело в воздух.
Чейз ухмыльнулся, но ничего не ответил, только поднялся с грацией тигра.
– Жаль. А я-то думал быстро заработать сотню.
– Не знал, что тебе не хватает денег.
– Хватает. Но я люблю выигрывать.
Кросс не ответил, выжидая, когда партнер уйдет. Большая дверь красного дерева тихо закрылась – единственный знак, что Чейз вообще здесь был.
Только потом Кросс сообразил, что все это время задерживал дыхание.
«Ему стоило принять пари».
Чейз мог знать больше, чем другие, о тайнах лондонской элиты. Но один факт был неоспорим.
Кросс больше не дотронется до Филиппы Марбери.
Не мог дотронуться.
– Пиппа, пора примерить платье.
Слова маркизы Нидем и Долби, отчасти взволнованные, отчасти укоризненные, привлекли внимание Пиппы, наблюдавшей за снующими по магазинам Бонд-стрит хорошо одетыми людьми. Хотя Пиппе очень нравилась витрина мадам Эбер, позволявшая видеть лондонских аристократов, занятых своими делами, она не особенно любила модисток. Они, как и танцы, не были ее предпочтительным способом проводить время.
Но для подвенечных платьев модистки необходимы. И для приданого тоже.
Поэтому она и совершила самую длинную в истории покупки платьев поездку к модистке.
– Филиппа!
Пиппа отвернулась от группы мужчин, стоявших у входа в табачную лавку «Буше и Бабкок», и поспешила на резкий взволнованный оклик из примерочной:
– Посмотри на сестру!
Пиппа со вздохом раздвинула занавески, чувствуя себя так, словно шла на битву. Бархатные драпри не вернулись на свое место, когда она остановилась у входа, взирая на Оливию, изящную и миниатюрную, посреди возвышения в центре комнаты. На ней было самое прекрасное подвенечное платье на свете.
– Оливия! – ахнула Пиппа. – Ты…
– Великолепна! – воскликнула исполненная материнской гордости маркиза, хлопая в ладоши.
Оливия взбила юбки из прелестного кремового кружева и широко улыбнулась:
– Потрясающе, верно?
– Абсолютно, – согласилась Пиппа. В конце концов, это правда. Но она не устояла против искушения добавить: – Ты так скромна.
– О, чепуха, – отмахнулась Оливия и снова посмотрелась в зеркало. – Если не можешь сказать правду в задней комнате мадам Эбер, где же еще? Лавки модисток созданы для искренности и сплетен.
Модистка, признанная лучшей в Британии, взяла зажатую в губах булавку и заколола лиф платья, прежде чем подмигнуть Пиппе со своего места за плечом Оливии:
– Не могу не согласиться.
Оливия была не в силах оторвать глаз от своего отражения в одном из десятка зеркал, расставленных по комнате:
– Да. Идеально.
И это так и было. Правда, Оливия не нуждалась в дорогих платьях, чтобы казаться красивее. Самая младшая и хорошенькая из сестер Марбери, она могла бы нахлобучить мешок из-под овса из конюшни Нидем Мэнор и все же выглядеть куда прекраснее большинства женщин в их самые лучшие дни. Вне всяких сомнений, через две недели, когда Оливия и виконт Тотнем встанут перед алтарем в церкви Святого Георгия в присутствии всего лондонского общества, она будет самой неотразимой невестой.
Пиппа, разумеется, будет выглядеть весьма бледно в сравнении с сестрой.
– Леди Филиппа, Элис уже принесла платье.
Модистка отвлекла ее от печальных мыслей и взмахнула длинной рукой, украшенной алой подушечкой для булавок, в сторону молодой помощницы, стоявшей у высокой ширмы в дальнем конце комнаты с охапкой шелка и кружев в руках.
Подвенечное платье Филиппы.
Что-то дрогнуло внутри. Она заколебалась.
– Ну же, Пиппа, надень его.
Оливия повернулась к модистке:
– Оно совсем другое, надеюсь? Не хотелось бы, чтобы мы выходили замуж в одинаковых платьях.
Пиппа не сомневалась, что, будь платья похожи, как две капли воды, невест в день свадьбы различил бы всякий.
В то время как четырех старших сестер природа наградила пепельно-серыми прямыми волосами и кожей – либо красноватой (Виктория и Валери), либо слишком бледной (Пиппа и Пенелопа), и фигурами – либо слишком пухлыми (Пенелопа и Виктория), либо чересчур худыми (Пиппа и Валери), Оливия была само совершенство. Волосы ее, густые, блестящие и золотистые, переливались на солнце. Кожа была чистой и розовой, а фигура… идеальным сочетанием изгибов и стройности. Тело Оливии было словно создано для французских мод, и мадам Эбер сшила платье, долженствующее это доказать.
Но очень сомнительно, что модистка – лучшая в Лондоне или нет – сумеет сделать то же самое и для Пиппы.
На Пиппу стали надевать платье. Шорох ткани не давал сосредоточиться, пока молодая портниха возилась с застежками, завязками и пуговицами. Пиппа нетерпеливо переминалась с ноги на ногу. Жесткое кружево царапало кожу, шнуровка корсета угрожала ее задушить.
Она еще не видела себя в зеркале, но платье оказалось на редкость неудобным.
Закончив работу, Элис поманила Пиппу в примерочную, и на какой-то момент Пиппа задалась вопросом, что будет, если, вместо того чтобы стоять под критическими взглядами сестры, матери и лучшей модистки по эту сторону Ла-Манша, она выйдет черным ходом и улизнет из магазина?
Возможно, они с Каслтоном должны обойтись без свадьбы и сразу приступить к семейной жизни. В конце концов важно именно это, не так ли?
– Это будет свадьбой сезона! – проворковала леди Нидем из-за ширмы.
«Что же… возможно, церемония и есть самая важная часть для матерей».
– Разумеется, – согласилась Оливия. – Разве я не говорила тебе, что, несмотря на несчастный брак Пенни, я удачно выйду замуж?
– Говорила, дорогая. Ты всегда достигаешь своей цели.
«Счастливица Оливия».
